Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну - Гарри Тюрк

— Да.

— Вы были солдатом?

— Да. Тут профессор взял его за руку и со значением сказал: — Хорошо запомните, что я вам скажу. По нашим данным, на французской стороне есть снайперы, специализирующиеся на стрельбе по головам наших людей, когда те высовываются из траншей. Потому — всегда наклоняйте голову, если хотите не только выполнить задание, но и вернуться затем к своей жене!

— Я буду помнить об этом, профессор, — пообещал Жанвилль, перед тем, как ушел. — Спасибо! Он простился, затем попрощался с Ба и пообещал ей вернуться через пару дней.

— У вас есть дети? — спросил Тунг медсестру, когда мужчина ушел. Та покачала головой, но добавила: — Они будут. Позже.

Дождь лил как из ведра, когда Кенг вел Гастона Жанвилля вниз со склонов, туда, где проходила траншея, уже почти достигавшая самого дальнего на востоке укрепленного пункта «Элиан». На своих картах вьетнамцы обозначали это место как С-1.

Один холм из полудюжины других, которые все вместе составляли «Доминик».

Вода с восточных склонов стекала в долину. Кто не мог устроиться на скале, оказывался по лодыжку в грязи. Кенг быстро заметил, что француз, которого ему доверили, не был слабаком. Они лишь немного поговорили перед спуском, при этом Кенг удивился тому, что француз так хорошо знал местный язык. Гастон Жанвилль со смехом ответил: — Как мне может быть лень выучить язык своей жены!

Уже это многое сказало Кенгу. Один из тех французов, которыми не просто восхищаются из за их позиции. Они становятся друзьями. Кенг отводил многих пленных — с ворчливыми, испуганными или наглыми лицами. У тех хотелось поскорее увидеть спину, а не лицо — уж больно хотелось съездить по нему кулаком! Этот Гастон вызывал совсем другое чувство. Человек, которому хватило мужества рисковать жизнью вместе с Народной армией ради скорейшего окончания этой войны.

Кенг позволил французу идти впереди, когда они залезли в траншею. Пока они двигались вперед, Кенг всегда постукивал пальцем по плечу Гастона, чтобы тот не забывал пригибаться.

С собой Гастон тащил мегафон, жестяную воронку, соединенную кабелем с батареей, которую он нес на спине. Надо было бы дать ему винтовку, подумал Кенг. Как ему защищаться, если мы напоремся на французский патруль. От того, что он сам француз, будет лишь хуже, если он достанется им живым.

Кенг обрадовался, когда они наткнулись на первых пехотинцев, сидевших согнувшись в траншее. В конце траншеи командир роты помог французу снять со спины батарею и установить мегафон в выемке на краю траншеи.

Стемнело, а дождь все еще не прекращался.

— Заработает эта штука? — поинтересовался Кенг.

Жанвилль пожал плечами, щелкнул выключателем и крикнул: — Товарищи!

Когда его слово вылетело из раструба мегафона громко и четко, он взглянул на Кенга, а затем продолжил: — Слушайте меня! Я Гастон Жанвилль, капитан армии, которого многие из вас знают как Гастона — шута! Почему вы обязательно хотите умереть? Почему не жить, как я? Вьетминь будет штурмовать Дьенбьенфу. Никто из вас не сможет этого предотвратить. Но многие из вас не доживут до конца. Потому заканчивайте! Сейчас, пока не поздно. Вьетминь до конца войны будет обращаться с вами как с военнопленными. Потом вы сможете вернуться домой. Товарищи, мне становится тяжело на душе, когда я думаю о вашем будущем. Воспользуйтесь темнотой и приходите сюда, к нам. Бросайте войну. Эта война не ваша. Вы отдаете свои жизни, а другие на этом зарабатывают. Осознайте это наконец! Когда вы придете, я буду здесь. Я жив. Почему и не вы? Выходите из ваших нор, поднимайте руки и идите сюда. Принимайте решение ради вашей жизни, пока не слишком поздно. Не позволяйте сжигать себя, станьте свободными людьми, товарищи! Свобода слаще «виногеля», который вас заставляют пить, чтобы лишить разума…

Внезапно по команде в сторону диктора ударили сразу три французских пулемета. Пули впивались в мягкую от влаги землю или отскакивали от скал, создавая град искр, быстро гаснущих под дождем. Там, где лежал Гастон Жанвилль, взлетали ввысь камешки и куски грязи, поднятые очередями.

Потом снова наступила тишина. Но стоило опять зазвучать голосу Жанвилля, как стрельба повторилась. Французские командиры прекрасно знали, как мало в крепости осталось патронов, но еще больше они боялись, что слишком много их солдат последуют за голосом разума, звучащему из тьмы. Потому они приказывали вести огонь из всех стволов, чтобы слова агитатора нельзя было расслышать.

Вблизи Жанвилля появился командир размещенной здесь роты. Он приказал Кенгу отходить назад вместе с французом.

— Есть перебежчики? — спросил Кенг.

— Несколько групп. Алжирцы и марокканцы.

— А почему нам тогда нужно прекратить агитировать их?

Командир показал на циферблат своих наручных часов и сказал: — Через десять минут наша артиллерия откроет огонь. Мы очень близко к противнику, а француза с мегафоном нельзя подвергать опасности. Такой у меня приказ.

— Пойдем, — подогнал Кенг Жанвилля. — Ты сделал все, что мог.

Когда де Кастри получил сообщение, что на опорных пунктах «Элиан» и «Доминик» некоторые группы прекратили сопротивление, ему с трудом удалось сдержать в себе вспышку гнева. Старый колониальный офицер привык к тому, что марокканцы и алжирцы как верные вассалы Франции служат так же послушно, как и собранные из десятка стран легионеры. Откуда взялось такое неожиданное упрямство? Неужели эти колониальные солдаты не вынесли тягот настоящего боя? Конечно, они привыкли действовать в качестве полицейских войск, когда один их вид иногда уже усмирял недовольных. Может быть, они не смогли выдержать атак вражеской армии, тоже вооруженной пулеметами и артиллерией?

Де Кастри принял быстрое решение: оба восточных укрепленных пункта должны быть усилены личным составом. Если противник сможет захватить их внезапным ударом, то падение центральных укреплений, его собственного командного бункера станет только вопросом нескольких дней. Потому он приказал перебросить две роты французских парашютистов, защищавших разветвленные укрепления «Югетт» возле главной ВПП, на левый берег реки Нам — Юм, для замены ненадежных африканских солдат на «Элиан» и «Доминик».

Парашютисты не успели даже перейти реку по мосту Муонг — Тан возле командного бункера де Кастри, как на вершинах «Элиан» и «Доминик» взорвались первые снаряды. Нет сомнения, Народная армия начала тут концентрированный обстрел, всегда предшествующий наступлению. Сломя голову парашютисты побежали к траншеям, чтобы достичь новых позиций. Но под влиянием огня, громившего укрепления, они продвигались все медленнее и осторожнее.

Де Кастри вбежал в радиопереговорную. Связь с Ханоем функционировала хорошо. На другом конце провода был Коньи. Он выслушал короткий доклад о происходящем в крепости. Потом, поняв, что это и было ожидавшееся наступление на укрепления на левом берегу реки Нам — Юм, он спросил де Кастри: — Насколько это действительно плохо, полковник?

— Очень плохо. Из колониальных войск дезертирует все больше людей. Мне сообщали даже о случаях ухода из подразделений Легиона.

— Мы пошлем еще два батальона, — решил Коньи, чтобы успокоить его. Он еще не знал, откуда он их возьмет, но чувствовал, что де Кастри нужно приободрить. Полковник напомнил Коньи: — Они могут спрыгивать только на правом берегу Нам — Юма. Лучше всего прямо над командным бункером, откуда я сейчас говорю.

— Ясно, — подтвердил Коньи. — Огонь очень сильный?

— Очень. Больше всего достается «Элиан» и «Доминик». Но в центр тоже попадают. Особенно по пушкам, которые там стоят.

— Проведите контратаки, — посоветовал Коньи. — Воспользуйтесь оставшимися танками. Разрушьте планы Вьетминя. Если вы ограничитесь пассивной обороной, то проиграете. — Чем я могу помочь вам отсюда?

Де Кастри не напомнил генералу, что у танков не хватит топлива, чтобы провести эффективную контратаку. Вьетминь сжег большинство топливных складов уже давно, некоторые еще горели. Потому де Кастри потребовал самолетов. — Пришлите бомбардировщики! Нет смысла направлять маленькие истребители. Нам не нужна пара бортовых малокалиберных пушек, нам нужны тоны бомб и напалма на восточные склоны. Вьетнамской артиллерии до сих пор не удалось нанести серьезный ущерб. Ее нужно нейтрализовать, или мы проиграем. Подожгите склоны, это единственный шанс. Напалм. Больше ничего уже не поможет…

Коньи тут же приказал поднять В-26, хотя пилоты ворчали, глядя на метеосводки. Над крепостью зависли густые дождевые тучи. Это означало. что цели трудно будет увидеть с большой высоты. А на малой высоте их поджидала смерть из стволов вьетнамских зениток.

Через полчаса В-26 уже были над крепостью. Они атаковали местность между горными склонами и укреплениями «Элиан» и «Доминик». Наступившая ночь ярко освещалась кострами напалма. Горящая смесь текла как лава из вулкана вниз по склонам. Если в это горящее месиво попадала фугасная бомба, то языки пламени понимались ввысь на сотни метров. Там, где бушевал напалм, где он находил свою цель, не было никакого спасения. Пораженные им буквально сгорали заживо. Битва становилась еще безжалостней, чем была когда либо раньше.