Бессердечное небо - Каролайн Пекхам

— Что? — огрызнулась я, когда он смерил меня взглядом, и я снова потянулась к его члену, но он уже натянул свои шорты и покачал головой.

— Расскажи мне об этом, — настаивал он. — Я видел твой взгляд, когда Хэмиш сказал, что будет допрос Циклопа, и я знаю, что Вард…

Я вырвалась из его хватки, когда в моем животе образовался напряженный узел, а воспоминания о том, что я пережила в ночь перед его свадьбой, покрыли мой язык кислотой, пытаясь снова закрасться внутрь.

— Теперь у меня снова есть мой Феникс, — ответила я, пытаясь отмахнуться от него, когда отвернулась и направилась к кровати, взяв одну из его рубашек и натянув ее поверх бикини, стараясь не чувствовать жало отказа по поводу того, что он оттолкнул меня. Черная ткань обтянула меня, и я почувствовала себя лучше, спрятавшись под ней, будто завернулась в одеяло безопасности. — Никто не может залезть в мою голову, если я этого не захочу.

— Тебе от этого не легче, — упорствовал он. — Я знаю, что они с тобой сделали. Я знаю, что ты чувствуешь от одной мысли о том, что кто-то еще может залезть в твою голову.

— Все в порядке, — сказала я, мой пульс гулко стучал по барабанным перепонкам, когда я вспомнила тошнотворное, леденящее чувство этого ебаного гада, ползающего в моей голове, все те вещи, в которые он пытался заставить меня поверить, и страх, которым он опутал все хорошие воспоминания, которые у меня имелись о человеке в этой комнате.

— Неправда, — огрызнулся он, подошел ко мне сзади и ухватил меня за руку, притягивая к себе. Мое сердце подпрыгнуло от этого прикосновения, и огонь вспыхнул в моем кулаке, когда он заставил меня посмотреть на него, отголоски страха, который они пытались заставить меня чувствовать к нему, на несколько секунд задержались на моей коже, после чего я отогнала их.

— Ты можешь поговорить со мной об этом, — настаивал Дариус, его рука обвилась вокруг моей щеки, когда мое дыхание участилось, и я закрыла глаза, пытаясь отогнать воспоминания. Но они не оставляли меня в покое. И вдруг мне показалось, что не его рука лежит на моей щеке, а рука Лайонела, когда он заставил меня поднять взгляд, чтобы встретиться с ним, пока я задыхалась от агонии своего тела и сидела перед ним, прикованная, с вымазанной в собственной кровью кожей.

— Не трогай меня, — прорычала я, отступая назад и чувствуя, как огонь поднимается по моим рукам и охватывает тело, приходя на помощь так, как он не мог прийти той ночью.

Я ударилась спиной о стену и смутно осознавала, что кто-то зовет меня по имени, но все, что я чувствовала, это жар огненной магии, которая бушевала на моей коже, в то время как мой Феникс был запрятан далеко, и боль от ножа, вонзившегося мне между ребер.

Рука сомкнулась вокруг моего горла, обжигаясь огнем, пока он продолжал выкрикивать мое имя, и вдруг звук открывающейся двери прорвался сквозь крики в моей голове. Вот только крик был не в голове, и, открыв глаза, я обнаружила, что свернулась клубочком на полу, а надо мной склонился Дариус, его глаза пылали беспокойством.

— Все в порядке, маленькая Вега, — мягко сказал Макс, его рука скользнула в мою, его кожа была прохладной от прикосновения его магии воды, а в его глубоких глазах было предложение сбежать, которое я приняла всей душой, борясь за то, чтобы не удариться о стену.

Другая рука взяла мою свободную, и я повернулась, обнаружив там свою сестру, и обрела покой в ее взгляде, когда она крепко сжала меня, огонь не мог сжечь ее, пока я продолжала пылать между ними.

— Пойдем, — сказал Макс, его голос был наполнен притягательностью его рода, когда он отвлек меня от паники и помог мне связать эти воспоминания с ненавистью и яростью. Поскольку я отказалась трусить в страхе перед ублюдками, которые сделали это со мной. Они накачали меня наркотиками и обездвижили, и было ясно, что у них нет ни единого шанса пробить мою защиту, если у меня останется доступ к моему Фениксу.

Я позволила ненависти и желанию мести разгореться во мне до такой степени, что я готова была взорваться, а затем позволила Максу побудить это пламя потухнуть, а не полыхать, возвращая меня к тому моменту, в котором мы находились, и предлагая мне чувство мира и спокойствия, которое я жадно ухватила, выпуская длинный вдох, когда огонь, поглощающий меня, наконец, утих.

Дариус провел рукой от моего горла вверх по моим волосам, его взгляд был настороженным, когда он изучал мою реакцию на него, и мне пришлось бороться со слезами, которые навернулись на глаза. Его кожа была испачкана сажей, а шорты местами обгорели, но он уже залечил все ожоги, которые я ему нанесла, так что, по крайней мере, мне не пришлось погружаться в чувство вины, которое я могла бы испытать из-за этого.

— Я знаю, что это не из-за тебя, — поклялась я ему, и он кивнул, наклоняясь и целуя мои волосы, в то время как Макс позволил успокоительным ощущениям его магии пройти через меня, и мой пульс наконец-то начал успокаиваться.

— Но все-таки из-за меня, — ответил он, отстраняясь и отпуская меня, когда я нахмурилась.

— Я не верю, — твердо заявила я, и Дарси придвинулась ближе ко мне, обхватив меня за плечи и продолжая держать мою руку.

— Мы все знаем, что все сводится к Лайонелу и его последователям, — твердо сказала она. — Не позволяй ему встать между счастьем, которое вы двое обрели вместе, из-за какого-то хренового чувства вины, Дариус.

Его губы тронула грустная улыбка, когда он поднялся на ноги перед нами.

— У землеройки появились зубки.

— Ты знаешь, что да, — подтвердила она. — И я покажу тебе, если сейчас же не попытаешься отстраниться от этого. Ты нужен Тори. Так что выкинь всё ненавистное дерьмо из своего взгляда и стань мужиком, который ей нужен.

— Ай, — пробормотал Макс, бросив ухмылку на Дариуса, который кивнул в знак согласия.

— Хорошо, хорошо. Но я не подпущу к тебе ни одного чертова Циклопа, Рокси. Я скажу Хэмишу, что он может просто поверить тебе на слово по поводу этих убийств, если он не желает, чтобы я совершил новое.

Я фыркнула от смеха, и уголок его губ приподнялся, когда он стянул свои попорченные шорты и отбросил их в сторону, а затем с помощью магии воды вымыл свою кожу. Дарси и Макс отвернулись, явно не желая видеть его голым, но