Подлинная история носа Пиноккио - Лейф Перссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никак, – ответила Анника Карлссон. – Я не занимаюсь пустыми разговорами. Я расследую убийство.
Потом еще в течение четверти часа тема гангстерского убийства мусолилась с Лизой Ламм, в то время как Анника Карлссон отклонилась назад и изучала собравшихся. Адвоката убили гангстеры, конкурирующие с его клиентами? Или, пожалуй, кто-то из его клиентов, разочаровавшихся в нем? Или кто-то, ставший жертвой его преступных клиентов? Или кто-то из близких какой-то из таких жертв?
– Без комментариев, – повторила Лиза Ламм уже неизвестно в какой раз, когда все наконец закончилось.
«Идиоты», – подумала Анника Карлссон, поднялась рывком и покинула комнату первой из тех, кто сидел там.
52После второй встречи розыскной группы Бекстрём на время передал бразды правления Аннике Карлссон. Ему пришлось отправиться на уже давно назначенную встречу в Государственном полицейском управлении, но, поскольку ситуация оставляла желать лучшего, его всегда можно было найти по мобильному, а уже утром он собирался, как обычно, быть на месте.
– Тогда и увидимся, – сказала Анника Карлссон, кивнула и улыбнулась.
«Интересно, а он сам верит в это?» – подумала она, когда Бек-стрём исчез за дверью.
Вторая половина дня Бекстрёма прошла строго по плану. Сначала он на такси поехал в город и посетил один неприметный кабачок на Кунгсхольмене. Конечно, он находился всего в нескольких кварталах от штаб-квартиры полиции, около парка Крунуберг, но все равно на достаточном расстоянии, поскольку цены в его меню были не по карману обычным полицейским. Там он съел приличный обед, а потом в компании с коньяком и кофе ждал, когда его финская официантка позвонит ему, как только закончит убирать его квартиру на Инедалсгатан.
Поскольку Бекстрём был щедрым работодателем, он также забронировал целых пятнадцать минут на то, чтобы достойно заплатить ей за труды, прежде чем она пойдет на свою обычную работу в близлежащий ресторан зарабатывать на хлеб насущный себе самой и своему недалекому и сильно пьющему финскому супругу. У себя же в широкой кровати фирмы «Хестенс» ему потребовалось всего пять минут, прежде чем его Белое Торнадо из Финляндии дошло до кондиции и начало кричать в такт с движениями его суперсалями.
– Ах, Бекстрём, Бекстрём, – сказала финка, сверкнула глазами и сделала глубокий вдох, в то время как он сам лишь ухмыльнулся и коротко кивнул, чтобы в ее маленькой головке не возникло никаких идей относительно того, чтобы полежать еще немного и пообниматься и обслюнявить ему лицо.
«Наконец, один, – подумал Бекстрём, когда он через пять минут услышал, как его ответственная за чистоту финка тихо закрыла за собой входную дверь. Вдобавок подарив ему лишних десять минут столь необходимого для восстановления сил сна. Он потянулся и, сделав несколько пробных попыток, резко спустил газы, тем самым значительно снизив давление в животе после вкуснейших голубцов со сметанным соусом и протертой с сахаром брусники, съеденных им в обед. – Они все просто сходят с ума от меня, эти сучки».
Через минуту Бекстрём уже спал глубоким сном.
Проснувшись через три часа, он чувствовал себя столь же замечательно, как того и заслужил, и сейчас оставалось провести остаток дня, следуя привычному распорядку. Сначала освежающий душ, потом снова в седло, а поскольку время уже приближалось к семи вечера, речь могла идти о позднем ужине в близлежащем ресторане, прежде чем он потратит час перед сном на размышления о своем нынешнем деле, пусть по сути речь шла просто о том, что кто-то подравнял черепушку ублюдочного адвоката, поскольку тот слишком часто омрачал его существование.
Все образуется, подумал Бекстрём философски, поскольку сейчас дни его жизни выстраивались как по ранжиру, один лучше другого, так, что ему даже не приходилось задумываться над этим делом. Не только они, кстати. По большому счету, уже давно все, предпринимаемое им, казалось, катилось как по рельсам. За исключением определенных мелочей, с которыми он разобрался, как только вышел из душа, надел на себя махровый халат и смешал освежающий летний грог из трех частей водки, одной сока грейпфрута и приличной порции колотого льда.
Сначала он проверил, насколько качественно его финка провела уборку, нет ли каких замечаний, которые ему следовало высказать ей, когда он заглянет перекусить в ее кабак позднее вечером.
Эта женщина просто безупречна, подумал Бекстрём пять минут спустя. Вся его уютная берлога блестела и сверкала, плюс она купила все согласно списку, и сейчас холодильник и кладовка были наполнены всеми его любимыми яствами и самыми разными деликатесами. Даже специально заказанная им туалетная бумага (сверх толстая, сверх мягкая и с напечатанными на ней фотографиями известных политиков) находилась на своем месте.
– Ничего лишнего она, похоже, тоже не потратила, – заключил Бекстрём, быстро сверив квитанции с наличностью в старинной стеклянной консервной банке, где он хранил свои деньги на домашние нужды. – Хотя она ведь финка, поэтому, возможно, слишком глупая, чтобы шельмовать.
В довершение всего она даже почистила большую позолоченную птичью клетку, в которую, как он надеялся, Исаак никогда не вернется. И сейчас пришло время выставить ее на продажу в Интернет, чтобы наконец избавиться от всех следов пребывания в его квартире маленького бандита. Пусть все и начиналось очень многообещающе. Сначала ведь он даже подумал, что нашел себе нового товарища, который будет ему столь же дорог, как и малыш Эгон, его любимая золотая рыбка, в те времена, когда она была с ним.
Сказано – сделано. Бекстрём включил свой компьютер и выложил в Сеть последнее жилище Исаака. Оно стояло перед окном в его гостиной слишком долго, и каждый раз, смотря на него, он вспоминал одно из главных переживаний всей своей взрослой жизни. Значительно худшее, чем в тот раз, когда ему пришлось отстаивать свое право на существование в борьбе с парочкой самых опасных негодяев в шведской криминальной истории.
«Итак, с чертовой клеткой, будем надеяться, покончено», – подумал Бекстрём и, на всякий случай, впечатав чисто бесплатное предложение в свое объявление о продаже, выключил компьютер и погрузился в мрачные мысли.
А ведь все начиналось столь многообещающе… Он сделал большой глоток из своего стакана.
Когда он начал дрессировать Исаака, тот казался еще более легко обучаемым, чем расписывал ему продавец в зоомагазине. Кроме того, обладал очень хорошими голосовыми данными, и издаваемые им звуки как ножом разрезали тишину. Даже глухой услышал бы все сказанное им. И уже за первую неделю он научился говорить «Бекстрём» и «суперполицейский», а потом пришло время для более серьезных вещей.
Обладая приличными педагогическими навыками, абсолютно необходимыми, чтобы занимать лидирующее положение в полиции, Бекстрём решил пойти дальше и начал с наиболее простых слов вроде «педик» и «лесбиянка», собираясь впоследствии перейти к решающей стадии в виде тех же терминов, но в самых разнообразных и более вульгарных вариантах. К сожалению, именно тогда он потерпел фиаско, и оказалось, что Исаак все неправильно понял. И, как ни прискорбно, произошло это, когда Утка Карлссон нежданно-негаданно заявилась к Бекстрёму. Он просто увидел ее в глазок у своей двери, среагировав на звонок, а поскольку ему пришло в голову, что речь идет о сложном служебном деле, имел глупость открыть.
– Surprise, surprise, Бекстрём, – Анника Карлссон улыбнулась хозяину, явно не слишком обрадованному незваной гостье. – Не против, если мы выпьем пивка вместе?
Бекстрём довольствовался лишь кивком, поскольку у него и мысли не возникло попытаться закрыть дверь перед ее носом и в худшем случае попасть в реанимацию даже без того крошечного шанса на выживание, который обычно имелся у всех, оказывавшихся там.
– Приятно видеть тебя, Анника, – сказал он с натянутой улыбкой и, подумав, что у него в принципе нет выбора, впустил ее и отправился на кухню за стаканами. Он также прихватил с собой несколько бутылок холодного чешского пива и, на всякий случай, литр русской водки, а когда вернулся в гостиную, Утка уже засунула руку в клетку и чесала Исааку шею.
«Пожалуй, все обойдется», – подумал Бекстрём, который получил клювом по указательному пальцу при попытке проделать то же самое. Но в этот раз Исаак лишь ворковал довольно, склонив голову набок.
– Боже, какой он милый, – сказала Утка. – Как его зовут?
– Исаак, – ответил Бекстрём, не объясняя почему, поскольку любой, у кого имелись глаза, сразу мог это увидеть.
– Боже, какое милое имя. С чего вдруг ты назвал его так?
– В честь старого приятеля, мы ходили в одну школу, когда я был мальчишкой, – солгал Бекстрём.
«Утка не только без мозгов в голове, – подумал он. – Она еще и слепая к тому же».
– Он из тех, которые умеют говорить, верно? – спросила Анника Карлссон одновременно с тем, как села совсем рядом с ним на диван, вытянула свою коричневую от загара правую руку и поиграла мышцами, попивая пиво.