Подлинная история носа Пиноккио - Лейф Перссон

В компьютере Эрикссона, в его шкафу, ящиках и на книжных полках полиция нашла несколько сотен тысяч страниц документов, которые в девяноста случаях из ста имели то общее, что все они, как, например, материалы собственных предварительных расследований полиции, приговоры и другие судебные решения без проблем можно было получить самыми разными путями. И уж точно для этого не требовалось проводить обыск в офисе покойного. Если же говорить об общей обстановке в кабинете и о том, что она говорила о личности его владельца, здесь все было просто и ясно. Он принадлежал привыкшему трудиться не покладая рук адвокату по уголовным делам, который посвящал все свое время в нем исключительно работе.

И помимо этого, по большому счету, ничего. Если судить по ежедневнику, все его дни главным образом проходили в визитах в полицию, где он присутствовал на допросах своих клиентов, посещений следственного изолятора и просиживании штанов в суде. Чем он, похоже, и зарабатывал себе на жизнь. Отдельные обеды и ужины фигурировали, конечно, там тоже, но, во-первых, их было не особенно много, а, во-вторых, в записях о них обычно не указывалось, где они имели место и кто в таком случае составлял ему компанию.

Проведением обыска руководил инспектор Блад, который среди своих коллег слыл ужасным педантом, и на этот раз он тоже, похоже, полностью остался верным себе. И уже около восьми вечера позвонил Наде Хёгберг и доложил предварительные результаты.

– Почти исключительно рабочие бумаги, – сообщил Блад.

– Ага, да, – ответила Надя. Ничего другого она собственно и не ожидала. – Его компьютер? – спросила она. – Вы проверили, никто другой не залезал в него после того, как он ушел с работы в пятницу?

– Проверили, – сказал Блад. – Можешь быть совершенно спокойна. Из него ничего не изъяли, ничего в него не добавили и ничего в нем не изменили. Возможно, по той простой причине, что они узнали о случившемся, только когда мы появились у них в офисе и опечатали его комнату. Если говорить о вещах приватного характера, то таких мы нашли всего три. Во-первых, ежедневник. Во-вторых, папку, где он, похоже, собирал все послания, где отправители угрожали ему или выражали свое неодобрение. У меня создалось впечатление, что он уделял этому делу большое внимание.

– Там были угрозы смертью? – спросила Надя.

Это не было удивительным при мысли о доме, где он жил. Обо всей сигнализации, камерах и датчиках движения, которые оказались совершенно бесполезными, когда настал решающий момент, поскольку он сам отключил их, целиком и полностью доверяя тому, кто пришел его убить.

– Одиннадцать штук, если я правильно посчитал, где отправители обещают отправить его на тот свет самыми разными способами. Одновременно ничего особенно сенсационного тоже. Главным образом, из тех, где клеят марки вверх ногами и заканчивают каждое предложение одним и несколькими восклицательными знаками.

– А третье? – спросила Надя. – Что это?

– У него, похоже, имелось персональное задание помимо всех уголовных дел, – предположил Блад. – Различные бумаги, которые он собирал в отдельную папку. Не слишком много, где-то сотня страниц. Частично довольно странного содержания, поэтому их я тоже решил взять с собой.

– Хорошо, – сказала Надя. – Звони, если найдешь что-нибудь стоящее, не бойся разбудить меня. Что-то еще?

– Печать на его комнате, – ответил Блад. – Даниэльссон достает меня постоянно, и, помимо всего прочего, по этой причине у меня возникает огромное желание оставить все как есть еще на денек, и наша прокурорша, судя по всему, разделяет мое мнение.

– Этого еще не хватало, – сказала Надя с ощущением, явно уходившим корнями в те времена, когда она жила в Советском Союзе. – Передай ему привет от меня и объясни, что все может серьезно затянуться, если он не будет вести себя нормально и делать, как мы ему говорим.

Росита Андерссон-Трюгг после обеда в первую очередь связалась с коллегами из группы по защите животных, чтобы получить от них фотографии известных живодеров, которые пока попали в обычные полицейские регистры. И эта задача оказалась не такой простой, какой она могла представляться.

Только с пятого раза ей удалось дозвониться до гражданской сотрудницы, отвечавшей у них за работу с заявителями. Она единственная оказалась на месте в офисе. Все прочие трудились «на земле». Как раз сейчас они проводили давно запланированную операцию в отношении нерадивого владельца кур из окрестностей Нюнесхамна и в лучшем случае надеялись управиться только поздно вечером. Со средой, к сожалению, все обстояло столь же плохо, поскольку в этот день в графике стоял рейд против державшего свиней крестьянина из Римбо, согласно множеству заявлений подвергавшего опасности жизнь и здоровье хрюшек, которых следовало направить на бойню только ближе к Рождеству. В четверг же был национальный праздник, а значит, нерабочий день, а в пятницу весь персонал решил взять отгул за счет переработки, накопившейся весной.

– Поэтому я предложила бы тебе позвонить в понедельник, – сказала защитница животных.

– Да, но дело в том, что я занимаюсь расследованием умышленного убийства, – возразила Росита Андерссон-Трюгг.

«Мне, пожалуй, сначала требовалось сообщить им о бедной собаке Эрикссона», – подумала она.

– Того адвоката? Чью ни в чем неповинную собаку убили, хотя целью был ее хозяин? – поинтересовалась ее собеседница, явно оказавшаяся более информированной, чем ей следовало бы.

– Да, конечно, – подтвердила Росита Андерссон-Трюгг с чувством. – Ужасная история, поэтому я и подумала, что если кто-то и сумеет мне помочь, так это вы. А ты не могла бы попросить своего шефа…

– Мне жаль, – перебила ее гражданская сотрудница. – Я прекрасно понимаю твои чувства, но в нашем отделе мы расследуем тысячи убийств в год и просто вынуждены брать их в работу строго по порядку. Позвони в понедельник.

«И чем мне заняться сейчас?» – подумала Росита Андерссон-Трюгг. Сначала ее охватило уныние, но потом она решила последовать совету Эверта Бекстрёма и попытаться создать психологический портрет неизвестного убийцы собаки. Поэтому снова подняла телефонную трубку и позвонила в группу психологического портрета преступника Государственной криминальной полиции.

И там все оказалось значительно проще, чем можно было представить себе. Роситу с первого раза соединили с автоответчиком, который просветил ее, что все шесть сотрудников подразделения по составлению психологических портретов преступников будут находиться на курсах до конца недели и вернутся только в понедельник 10 июня.

Самое время пойти домой, решила Росита Андерссон-Трюгг. Кроме того, ей требовалось купить птичий корм и новый водяной фильтр для своего аквариума.

Около четырех часов дня во вторник Анника Карлссон решила поехать домой и выспаться. Из последних полутора суток ей удалось поспать только шесть часов, остальные тридцать она занималась расследованием убийства адвоката Эрикссона. Сейчас пришло время подзарядить батареи и резервный агрегат перед следующим днем. Но к ней заглянула Надя и показала протокол допроса Изабеллы Норен и распечатку собственных телефонных разговоров девицы.

– Само собой, она могла, конечно, просто забыть об этом среди общей суматохи, которая началась у нее на работе, когда они узнали о том, что случилось с адвокатом Эрикссоном, – сказала Надя и пожала плечами. – Но как все выглядит сейчас? Она ведь была последней, с кем он разговаривал по своему мобильному телефону. Кто звонил в службу экстренной помощи, мы же не знаем. Он ведь не произнес ни звука.

– Я согласна с тобой, – кивнула Анника.

– Мне пришло в голову, что они, возможно, спали вместе, – поделилась предположением Надя Хёгберг.

– Тогда нас уже двое, – констатировала Анника Карлссон. – Хорошо бы нам пригласить ее сюда и допросить.

Изабелла Норен, похоже, не разделяла их мнение. Она говорила спокойно, а те чувства печали и утраты, которым она дала волю днем ранее, в любом случае не нашли отражение в сказанном ею по телефону.

Во-первых, ей следовало очень много сделать на работе, даже чересчур при мысли о том, что случилось, и она не рассчитывала освободиться в ближайшие несколько часов. Потом ей требовалось поесть и поспать, и поэтому она предпочла бы встретиться на следующий день. Анника Карлссон терпеливо выслушала ее, посочувствовала, но одновременно категорично указала, что время играло огромную роль в данной связи. Для скорейшего раскрытия убийства ее шефа.

– Но я ведь уже разговаривала с вами, – возразила Изабелла Норен. – С одним из ваших коллег, с Эком, по-моему, так его звали. Юхан Эк.

– Я знаю, – сказала Анника Карлссон. – Но потом появились кое-какие новые данные, которые мне надо уточнить у тебя.

– Но я же не подозреваемая, не так ли? Ты ведь не это пытаешься сказать?