Чагин - Евгений Германович Водолазкин

Увидев идущий по стене электропровод, наш ученик выбрал безосколочный вариант. Он ударил по проводу острием лопаты, и свет ожидаемо потух. Нырнул в ящик с песком и опустил над собой крышку. В коридоре слышались крики и топот, а ему стало вдруг спокойно — может быть, от мыслей о Родине. Обнаружить его было очень легко. Но, лежа на холодном песке, он почему-то знал, что его не обнаружат.

Беготня продолжалась еще около часа. В какой-то момент в комнату вошли, щелкнул выключатель, но свет, понятное дело, не загорелся. Сквозь щели ящика Исидор видел мелькание вспышек — светили фонариком. Даже когда всё стихло, он не нашел в себе сил выбраться из своего укрытия, так как уверенность в безопасности этого места не покидала его. Он не заметил, как заснул.

И снился спящему на песке Исидору — что? — конечно же, пляж. Отдельной шифровкой «Сон разведчика» было прислано его подробное описание. Оно отличается общей сухостью и, в частности, скудостью в отношении пословиц и поговорок, но содержание сна передает в целом удовлетворительно.

Крым, Алупка. Однажды они были там с матерью, когда ее премировали путевкой за ударный труд. Он, Исидор, лежит на песке. Над ним — голос: «Покойница была ударницей». Исидор лежит, зажмурив глаза, и потому не видит говорящего. Просто удивляется странности слов.

Мать приехала совершенно живая. Вызывающе белая — да, в непляжной одежде, — но живая. Это, может статься, не сразу понятно, поскольку она стесняется, но, положа руку на сердце, повод ли это записывать человека в покойники? Он, Исидор, тоже, может, ее стесняется, а заодно и себя — в длинных черных трусах, каких здесь не носят, но он — ничего себе, здравствует.

И кажется маленькому Исидору, что он узнаёт этот голос. Это его голос, только спустя годы. Как он здесь, взрослый, оказался и что делает? Говорить подобные вещи о матери — это верх… Бестактности, да? Исидор-младший строит нечто из песка у самого прибоя. Нечто, сужающееся кверху, то ли дворец, то ли, допустим, человека. Есть люди, которые кверху сужаются.

Сырой песок — хороший стройматериал. Вот Исидор строит, испытывая тяжесть на душе. Он всегда боялся смерти матери. А особенно — тогда, на пляже. Потому что пляж, вообще-то, не допускает мысли о смерти. И голос этот он ведь тогда действительно слышал. И вот строит он себе и думает, что приедет сюда через годы, а матери нет. Да и построенное им будет ли стоять? Хотя это уже не имеет никакого значения.

Проснулся Исидор в слезах. Не сразу понял, где он; сначала подумал, что, как говорится, в гробу. Выйдя в коридор, посмотрел на часы — было начало восьмого. На случай, если кого-то встретит, принял вид беззаботный и даже легкомысленный. Дошел до фондов и исчез среди стеллажей. В одной из ниш увидел свое отражение в зеркале. Как отмечается в присланном донесении, вид Чагина оказался более легкомысленным, чем он рассчитывал. Лицо, волосы и одежда были в песке. Человек из сна.

Долго приводил себя в порядок. Уходя, заметил, что пол под зеркалом засыпан песком. Помедлил. Что подумают пришедшие сюда после? Кто, спросят, наводил здесь красоту? Песочный, что ли, человек? Встречаются, стало быть, и такие в дебрях наших фондов?

Из музея Чагин вышел спустя час, примкнув к группе экскурсантов. На работу в этот день идти не надо было: у него был выходной. Мы всё предусмотрели.

При подготовке донесения наш подопечный спрашивал себя, каково ему было в роли грабителя и как удалось сохранить хладнокровие.

— Я не был грабителем, — ответил сам себе Исидор. — Потому что приходил забрать свое.

* * *

Первые месяцы Исидора в Лондоне назову одним сплошным медовым месяцем. Со всех сторон к нему проявляли доброжелательное внимание. Как и в браке, внимание в таких случаях остается и в дальнейшем, но зачастую перестает быть доброжелательным. Увидев такое отношение, пребывание нашего Исидора в Англии я мысленно сопроводил фразой: «Любовь да совет!» Любовь — ибо с обеих сторон это было настоящее и почти бескорыстное чувство, а совет — потому что через Чагина мы давали англичанам ценные советы.

Заметив переполнение фондов, Исидор сигнализировал нам фразой из Екклесиаста (1:7): «Все реки текут в море, но море (не) переполняется». Вычеркнув помещенное в скобки «не», мы сразу же смекнули: организация не справляется с поступающей литературой. Вводя ежегодно 9,6 километров полок — не справляется. Такой там поток книг. У нас в библиотеке — экстренное совещание, и вот, пожалуйста, тут же направлена квалифицированная рекомендация в трех пунктах.

Пункт первый: к 1997–1999 годам построить для библиотеки отдельно стоящее здание. Где-нибудь, допустим, в районе Сент-Панкрас. Можно, конечно, и в другом месте, но что-то нам подсказало, что лучше все-таки там: иногда, говорят, со стороны виднее. Сент-Панкрас — и нигде кроме. Не спрашивайте, почему.

Пункт второй: перевезти туда из Британского музея библиотеку. При перевозке обращать особое внимание на сохранность корешков и уголков переплетов. Последние при транспортировке нередко ломаются. Что до первых, то, извлекая книгу с полки, за корешок рекомендуем не тянуть, но аккуратно вытаскивать, обхватив ее пальцами посредине. Беда сей библиотеки, кроме прочего, в том, что книги содержатся там в невыразимой тесноте, так что не всякие пальцы между ними и пролезут. И здесь уж, как хотите, вопрос к отделу кадров: сколь тщательно при приеме на работу отсматриваются пальцы кандидатов? Ответ, увы, известен заранее.

Пункт третий: назвать учреждение Британской библиотекой. Название представляется стилистически нейтральным и информативным. Оно отражает как предназначение заведения (библиотека), так и место его дислокации (Британия). Название таково, что дать его считаем возможным уже к 1972 году.

Рекомендацию сопровождало секретное предписание — давать британским коллегам советы ненавязчиво, щадя их национальную гордость. Англичане — народ самолюбивый и имеющий ряд заслуг перед всемирной историей. Чтобы не получилось, что вот, приехал неведомый русский, заметил, что фонды переполняются, и начал давать им разнообразные указания. Они, может быть, что-то и замечали, но, уподобясь беременной гимназистке, полагали, что всё как-нибудь само рассосется.

Исидор поступил дипломатично — он не шумел и даже не ходил к начальству. Высказался лишь однажды в буфете, причем в вопросительной форме: да, кстати говоря, а книги-то есть еще куда ставить? И, будто случайно вспомнив, назвал номера перегруженных полок и наименования книг, на них не помещавшихся. Вопрос Чагина мгновенно облетел всю библиотеку и поставил английских библиотекарей в