Чагин - Евгений Германович Водолазкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не раз и не два малолетний Чагин водил указательным пальцем по прекрасным и загадочным линиям на бревнах своего дома. Познавал искусство на ощупь. В солнечные дни брал толстую, со сколотыми краями линзу и пытался эти рисунки выжечь. Любовался движением яркой точки по поверхности бревна, обонял аромат дымка, струившегося новогодним серпантином. Показывал матери свои узоры.
— Гляди, — говорил, — какая красота — не хуже, чем у жуков.
— Не подожги, — отвечала, — дом.
Называла его Жуковским.
Искусство жуков пленяло Исидора своей непредсказуемостью, ибо повороты линий и их длина отражали не сознательное побуждение мастера, но его проникновение в сферу иррационального. Характер прогрызаемого орнамента был обусловлен степенью, скажем, его голода или погодой. Известно, что в дождь и в снег грызется совсем не так, как в сухие солнечные дни.
Исидор также коснулся темы счастья, которая вызвала у британца повышенный интерес. Вопрос был поставлен офицером предельно четко:
— Что есть счастье, и каковы его источники?
Собравшись с мыслями, Чагин отвечал:
— Счастье определяю как блаженное состояние души. Как некое парение, отрывающее ноги от земной поверхности, где грязь, и слякоть, и всяческий мусор. Касаемо источников счастья смею предположить, что они разнообразны. В детском возрасте это может быть игра в лото зимним вечером. Щемящая геометрия уюта: круг абажура, отраженный в круге стола. Горячее какао в чашках, игральные присказки. Потрескивание печи. В пору юности — нечаянное прикосновение…
— А деньги или, там, карьера? — перебил Исидора Барлоу. — Эти цели вам действительно кажутся неважными? Не хочу показаться черствым, но борьба за счастье обычно не подразумевает описанных вами явлений.
— Счастье не есть результат борьбы.
Внеся заявление Чагина в протокол, офицер пожелал еще деталей. Не рассчитывая на столь тщательное дознание, в приготовленной для моего подопечного автобиографии я, признаюсь, опустил многие подробности. Да и кто мог предположить, что понадобится, скажем, развернутый рассказ о ночном костре на Ангаре, у меня лишь кратко упомянутом? Между тем, эпизод с костром англичанин попросил осветить с той яркостью, какая, в сущности, не свойственна ночным кострам.
С предельной точностью Чагин воспроизвел указанный мной круг собравшихся: Каюрова Ангелина, Перевощиков Константин, Касаткина Раиса, Гольденцвайг Герман и Еременко Анастасия. Убедительным выглядело сообщение о бликах костра на лицах присутствующих. Эти лица естественным образом Исидор обозначил как раскрасневшиеся, отметив значительный контраст между жаром лица и волнами холода, бегущими по спине. Эти волны посылала таинственная Ангара, чье полноводье дорожка от костра разрезала надвое.
Здесь-то и приходится вспомнить об удивительном свойстве Чагина, названном профессором Спицыным феноменом трех элементов. Три последовательно расположенных элемента одной системы, будучи встречены Исидором в другой системе, переводили стрелку его воспоминаний на новые рельсы. Так, если, воспроизводя колонку цифр, он встречал несколько цифр из колонки, которую запомнил прежде, велика была вероятность перехода от одного ряда к другому.
Многими своими частями придуманная мной биография совпадала с биографией Исидора, ибо не может не быть сходного в жизни людей, родившихся в одном месте и в одно время. Случилось то, чего я не мог предположить: в феноменальной голове Чагина две биографии смешались. К ним роковым образом присоединилась и моя собственная биография, которую я поведал Исидору в минуту откровенности. В одном из донесений он признавался мне, что уже и сам не мог отличить бывшего в его жизни от вымышленного. Так была устроена его голова.
Поначалу англичанин как бы ничего не заметил. Когда же Исидор стал пересказывать разговоры с отцом о кладке дровяной печи (печи ложим), лишь недоуменно его поправил:
— Бог мой, но ведь вашего отца уже не было в живых!
— Для Бога все живые, — сказал Исидор, подумав.
— Допустим. Но как, позвольте спросить, это соотносится с реальностью?
— Элементарно, Барлоу. Читайте «Гамлета».
Поправка офицера на рассказ Исидора не повлияла. Граница между написанным мной и жизнью самого рассказчика пала. Читая донесение Чагина, я изумлялся тому, сколь похожи биографии разных людей — моего, скажем так, отца, и отца Гамлета. Далее следует повествование, к которому ваш покорный слуга уже не имеет отношения.
Над деревом кружат вороны, умные и злобные птицы. Из густой кроны раздается отчаянный писк котенка. Вороны рассматривают его как свою добычу. Они пикируют на котенка, норовя клюнуть в темя, чтобы сбросить на землю. Среди ветвей и листьев им его клевать (Чагин ищет подходящее слово) не с руки.
Рассказчику тринадцать лет. Он пытается отогнать ворон и бросает в них камни. Камней на месте происшествия немного, так что приходится следить за их падением, чтобы использовать повторно. Иной раз упавшие камни нужно искать, что отнимает время. Пользуясь этим, вороны успевают провести очередную атаку. Исидор осознаёт всю бесполезность своих действий. Он не может находиться под деревом весь день. Стоит ему уйти, как вороны котенка заклюют.
Мальчик лезет на дерево. Котенок сидит довольно высоко и, когда спаситель до него добирается, идет к нему не сразу. Боится. Наконец Исидору удается схватить его и посадить себе на плечо. Котенок впивается в плечо когтями. Придерживая котенка, мальчик начинает спускаться. Ощущает его живое тепло, на которое посягнули вороны.
Спускается медленно. Ужасно медленно, потому что для спуска свободны лишь одна рука и ноги. Разъяренные вороны кружат теперь над ним. Мальчику становится страшно: он даже не может от них защититься. Сдирая кожу, съезжает по стволу вниз, но вороны продолжают преследование. Прикрыв голову рукой, Исидор бежит в сторону дома.
Увидев его, мать ахает: майка сына в крови. Обработав ссадины йодом, она принимается за котенка. Рану на его голове также прижигает йодом и накладывает бинт. Несколько дней котенок живет у них. Бинт он то и дело сдирает. Исидор не помнит, куда потом этот котенок делся.
Мать ругает мальчика, говоря, что вороны могли выклевать ему глаза. Могли. Юный Чагин и сам это понимает. Все последующие дни мальчик, запасшись камнями, выслеживает ворон. Птицам удается уворачиваться от камней, и оттого Исидорова ненависть только крепнет. Найдя раздвоенную ветку, он приматывает к ней изолентой авиационную резинку. Непонятно, почему она авиационная, но это слово придает рогатке силу настоящего оружия.
Охота Исидора на ворон принимает характер воздушного боя. Он бьет по птицам скобами из жесткой проволоки. При попадании вороны отвратительно вскидываются, но большого урона обстрел им не наносит. С тех пор, испытывая к
