Вождь из сумерек - Николай Ярославцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стас, растрясет, – время от времени канючил Леха.
Но Стас только отмахивался и недовольно хмурил брови.
Плот был на месте. Переправились без приключений. Запаленные кони даже бояться сил не имели.
В детинец ворвались на карьере.
Стас натянул повод, бросил коня на дыбы и чуть не закричал от боли. Повязка на боку набухла от крови.
Леха заметил, как Стас побледнел, изменился в лице и закачался, с трудом удерживая в седле ставшее непослушным тело, и кинулся к нему на помощь. Но не успел. Первым успел подставить плечо под слабеющую руку командира Войтик.
– Сам я, Войтик. Не срами, – остановил он его тихим шепотом.
– Какой же это срам, вождь? В дыру кулак лезет, – так же тихо ответил ему Войтик, незаметно поддерживая сползающего с седла Стаса.
Навстречу Хмурый с ребятами из тех десятков, которые он увел с собой. Заглянул в лицо. В глазах появилась тревога. Успокоил его кивком головы.
– Все в порядке, Хмурый.
– Командир…
– Я знаю… На тебе вины нет.
Оглядел собравшихся вокруг бойцов, поймал на себе их тревожные взгляды.
– Укачало с дороги, – криво улыбаясь, объяснил он.
Заметил Серда, сузил глаза в щелку, окинул его с ног до головы суровым взглядом и кивнул в сторону Сумерек.
– Светает, Серд. Заметил?
И снова покачнулся. Но справился и твердыми шагами направился в казарму.
Обернулся, словно вспомнив что-то.
– Алексей, ребят вернуть в свои десятки! Так-то, воевода. Светает… – повторил он и подмигнул Хмурому.
Хмурый, провожая его взглядом, что-то осторожно шепнул на ухо Лехе, потом повернулся к волхву. Тот молча выслушал его и повернулся к Алексею.
– Задержись, вождь. Хмурый дело говорит.
Стас уперся рукой в косяк и обернулся.
Пивень, грохоча сапогами, заторопился к нему, обходя воеводу, словно не заметив.
– Хмурый предлагает оставить все, как есть. Дружина от этого только крепче станет.
– Ну, если так… Алексей и Груздень пусть проследят.
– Так и будет, вождь.
Лицо Серда налилось кровью. Казалось, еще немного, и она хлынет наружу.
– Когда это пришлецы вождями были? – проревел он, с ненавистью глядя в спину Стаса.
– Древняя кровь, Серд. Это я тебе говорю. Боги вернули нам кровь наших древних предков, – твердо ответил Пивень, глядя прямо в глаза воеводы. – И мы это видели. Стая признала его своим вожаком. Вернула его, умирающего, к жизни, отдав за него одну свою. А они – наши старшие родичи. Так можем ли мы не склонить перед ним голову?
Вперед выступил Груздень.
– Он поклялся нам своей кровью. А мы дали ему свою.
Войтик, видя, что дело может сладиться и без него, заторопился. Широко и открыто улыбаясь, пророкотал.
– И не тебе, воевода, стоять против клятвы крови.
В это время на пороге появился Стас.
– Груздень, выпусти народ из-за запоров. Сними часовых. Пивень, и ты Алексей… Займитесь полоном. Того и гляди в колодки забьют, – и виновато улыбнулся: – Сам бы пошел, да в сон клонит.
– Я помню, вождь, – наклонил голову волхв. – Им, Серд, посад строить и обживать. Снова воспрянет Род Волка. Слышали, вои?
Дружный восторженный рев ядреных голосов заглушил последние слова волхва.
– Те, кто был с вождем, поведают вам все без утайки. А я поспешу выполнить его наказ. Быть граду Волчку. Быть! Так он решил. Так мы приговорили. Слава древнему роду.
И снова дружный рев послужил ответом.
– Слава первородной крови!
– Слава вождю Славу! Не зря рек я его эти именем!
– Забить бы в железа татей, а как? – с ненавистью смотрел воевода в разгоряченные счастливые лица. – А как?! Увел чужак из-под руки дружину. Волхва – и того сманил.
Утром, чуть свет, воевода сам оседлал коня и, покинув детинец, отправился в Соколень.
Стасу об этом сказали только к полудню.
Выслушал молча, болезненно откинувшись к стене.
– Что думаешь, друг мой волхв? – негромко спросил он, пристально глядя прямо в глаза.
– Думаю, Слав, что мне надо ехать. Наболтает, недоумок, и того, что отродясь не было, – с явным беспокойством проговорил Пивень, сжимая до хруста огромные кулаки.
– Род надо вывозить, вождь, – вмешался Груздень. – Пока смену Серду конязь не прислал.
– Это не беда. А выпустит ли семьи Соколень?
– Вы о другом подумайте, судари мои побратимы. Куда семьи везти и чем их кормить будем? Град ставить, а где казна? Плотники нужны. Кузнецы нужны. Люд мастеровой…
– О том не тужи, командир. Об этом у нас голова болеть будет.
– И спина скорбеть, – хохотнул Войтик, перемигиваясь с Толяном. – Быть Волчку!
– А Сумерки надолго ли посветлели? Взбаламутим народ, сорвем семьи с насиженных мест, а ну как бежать придется? Ох, не ко времени Серд себя обидой тешить надумал. И что ему не жилось? На воеводство никто не покушался. Живи себе и живи.
– Об этом не печалься. Тебе хворь лечить надо. Еду…
– Уговорил! Бери с собой Мину с десятком.
– Возьму Мину и Плетня с Третьяком. И будет.
– Ну, как знаешь. Тебе видней.
Пивень не стал ждать следующего утра. Собрался наскоро и уехал тем же днем под вечер.
А на утро Стас уже встал на ноги и вышел на «плац».
– Не рановато ли, командир, – подошел к нему Леха и шутливо бросил два пальца к виску.
– На мне, как на собаке…
– В смысле, как на волке?
– Один хрен!
Подошел к перекладине, подпрыгнул, подтянулся несколько раз, ушел на свечку, несколько раз прокрутил «солнце».
Соскок…
И согнулся, чуть не охнув от боли. С трудом выпрямился, ловя на себе участливые и в то же время восторженные взгляды.
«Наболтали, поди-ка, сорок бочек арестантов», – подумал и глухо спросил: – Как полон?
– Очистили все, что можно очистить. Но расселили. Груздень всех мужиков отправил валить лес. Ты бы, Стас, полежал еще. Рано поднялся.
– А ты ко мне в сиделки записался?
– Да будет тебе хорохориться.
– Ладно, считай, что уговорил.
Прошел день. Другой…
На седьмой или восьмой день в детинец прискакал Плетень на загнанной лошади. Едва он выпрыгнул из седла, у лошади подогнулись задние ноги, она осела на зад и, захрипев, повалилась на бок.
– Погубил коня! – заорал на него Груздень.
– Его сейчас даже в котел не пустишь. Потом с ног свалит, – поддержал десятника Войтик, оценивая все по старой поварской привычке.
– Командир! Где командир? – не обращая на него никакого внимания, закричал он.
– Зачем кричишь? Не в лесу, – к парню подошел Алексей.
На крыльце появился Стас.
– Плетень? – почти не удивившись, спросил он. – Говори. Я слушаю.
– Командир, Пивня в яму бросили. А вместе с ним Мина и Третьяк. А я уйти успел!
– Груздень, Войтик, Хмурый! По коням! Алексей, ты на хозяйстве!
– Стас… – попробовал возразить Леха.
– Я все сказал! – не терпящим возражений голосом отрезал Стас. – Крепость закрыть. Даже если сам Господь Бог будет у ворот стоять.
И три десятка всадников на широком галопе вынеслись из ворот.
Спустя трое суток с дозорных башен княж-города Соколеня заметили, как к воротам во весь мах приближается группа странно одетых всадников.
– Кто такие? И по какому такому делу по вечерней поре? – крикнул дозорный, свесившись со стены.
– Родовой вождь Станислав Волков с дружиной, – начальственным, хорошо поставленным голосом, негромко, но так, что услышали все, ответил передний.
– Не велено!
Стас чуть слышно скомандовал.
– Закрыть бойницы! Хмурый! Ворота!
Не успел дозорный удивиться, как в бойницы с непостижимой быстротой посыпались стрелы. От группы отделился десяток и на просторном галопе понесся к стене. Метнулись на стену кошки. На полном скаку, прыгнули прямо из седел вои и рванулись вверх по отвесной стене, как по ровному полю.
Распахнулись дубовые, окованные медью, ворота.
– Хмурый! Стены твои! Хруст, волхва с ребятами ко мне. Живо!
Негромкая команда и понятливый Хруст исчез в тесном проулке.
Распугивая редких по вечернему времени прохожих, приводя в бешенство свирепых цепных псов, понеслись к заметному со всех концов города коняжескому терему.
Влетел верхом на красное крыльцо.
– Куда прешь, неук!
Стража загородила дорогу бердышами.
Молниеносное, незаметное для глаза движение – и оба скрючились от боли, переломившись пополам.
– Толян! Сменить…
Пальцем в одну сторону, в другую.
– Груздень!
Десятнику дважды повторять не надо. Метнулись по гульбищу вокруг терема и ни звука.
Сам в палату.
В палате, несмотря на вечернее время, от народа тесно. Сидят на лавках вдоль стен. Преют. От богатых шуб и воинской сбруи пар валит.
– Здрав будь, конязь.
Уперся в цветисто выложенный пол ногами и по армейской привычке ладонь к виску.
– Кто таков? Кто пустил в таком непотребстве?
– Родовой вождь Станислав Волков. А это мои волчата.
За спиной Войтик бесстыже зубы скалит. Не волчонок, зверь матерый!
– Почему шапку не ломишь? Без поклона почему?