Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Получается, что так, – кивнул Брайдем. – Но это ничего не меняет.

Больше с ней никто не разговаривал. Нет, с ней пытались заговорить, но разговора не получалось. Она отвечала односложно или не отвечала вовсе, даже тогда, когда уже начала присутствовать на поучениях наставников. А первый месяц, шаркая валенцами, она просто бродила коридорами и лестницами Стеблей, иногда нося на руках напрасно мурлыкающего котенка. Спускалась в подвалы, поднималась в башни, бродила со свечой в длинных коридорах и пустынных залах, укрытых в толще скал, воздух в которые проникал через скрытые отверстия, оставляя солнечный свет снаружи. Но там было холодно. Так же холодно, как и на открытой площадке, укрытой за оголовком средней башни. Там Гаота оставалась надолго, вдыхала, кутаясь в войлочный плед, морозный воздух, ловила падающие на лицо снежинки. Уходила к расположенной тут же конюшне и гладила морды лошадей, помогала их хозяйке Капалле – невысокой и щуплой черноволосой женщине – рассыпать овес по кормушкам и расчесывать лошадям гривы. Заглядывала на кузню, где звенел молотом коротко остриженный мастер Габ. Кивала то и дело попадающимся ей в коридорах похожим друг на друга лысинами – и не похожим больше ничем – толстяку ключнику Тайсу и долговязому мастеру Уинеру. Заходила в книгохранилище к седому Скрибу, на кухню к Хиле, в царство тканей, иголок и почему-то всевозможных семян и саженцев Орианта. Не замечала своих ровесников, которые казались ей беззвучными тенями даже тогда, когда однажды Хила собрала ее вещи и отвела в другую келью, где стояли три лежака и жили две девочки. Она не запомнила их имен и лишь прошипела что-то, когда услышала их голоса. Ее оставили в покое, разве только ласкали ее котенка, а больше ей ничего и не было нужно. Она даже не могла запомнить имена наставников и как будто не слышала того, о чем они говорили, хотя шла вместе с соседками и в столовую, и на поучения, и сидела в углу, думая о чем-то своем или не думая ни о чем. Единственной радостью или скорее признаком жизни для нее было спуститься в караулку и застать там кого-то из стражников. Лучше всего мастера стражи Домхана или Крайсу. И тот и другая обычно вытягивали из корзины деревянную палку, давали ее в руки Гаоте и учили ее ставить ноги, держать плечи, двигать руками. Не говоря ни слова. А она послушно копировала их движения и все представляла ту схватку в начале глиняных увалов, в которой ее близкие отдали свои жизни. Ожила она в самом начале зимы, когда повалил уже настоящий снег, и, выйдя во двор Стеблей, Гаота увидела, что там царит веселье, снег скатывается в снежные комья, из которых ее сверстники строят снежные бастионы. Но оживила ее не радость. Хромой Брайдем высунулся из галереи средней башни и крикнул, чтобы все озорники и озорницы срочно бежали в верхний зал, потому как им предстоит познакомиться с новым наставником. И она пошла вслед за другими, поднялась в верхний зал, села, как всегда, в углу и приготовилась, как обычно, смотреть в одну точку.

– Он будет заниматься с вами следоведением, правилами охоты, противостоянием и некоторыми другими науками, – объявил Брайдем, с ухмылкой поглядывая на Гаоту. – Сейчас, он уже поднимается: надо же было его накормить после долгой дороги… Кстати, я впервые вижу человека, который прошел в нашу обитель, не споткнувшись ни на одном из пределов.

– Просто я уже был здесь, – услышала Гаота знакомый голос. – Раньше, чем вы затеяли это доброе дело и начали восстанавливать Стебли. И тогда мне тоже пришлось несладко. На каждом пределе.

В зал вошел Юайс, и Гаота вдруг рванулась с места, обняла охотника и зарыдала.

Глава 9

Нэмхэйд

Монашка кружилась на площади. Переступала с ноги на ногу, чуть изогнувшись и закрыв глаза, наклоняла голову к правому плечу, и ее отставленная в сторону левая рука напоминала плавник попавшей на крючок рыбы. Народ по-прежнему толпился у арки, ведущей в храмовой двор, глазел на строящуюся карусель и качели, на окрашенном лучами вечернего солнца храме постукивали молотками артельщики-слайбы, на колокольне звенел закатный колокол, а женщина продолжала обращаться вокруг себя, не падая. Как детский волчок.

– С полудня уж, – буркнул Буил, подошедший к Юайсу, и подмигнул Гаоте, которая как завороженная следила за монашкой. – Ничего страшного. Они каждый год приходят вместе с шествием. Когда одна, а когда пяток или десяток. Так и кружатся. Как только голова не отвалится, понять не могу?

– Вместе с шествием, – заметил Юайс. – А оно начнется только через четыре дня. И прибудет в Граброк через три недели. Не рановато ли?

– Так что делать-то? – не понял Буил. – Гнать ее с площади, что ли?

– Вот. – Юайс протянул Буилу стрелу. – Стальная диргская стрела. Выпущена из самострела с хорошей пружиной, который почему-то не щелкнул. Пробила стекло, но не упала, а вонзилась в стену, пролетев всю комнату. Целили в меня. Полчаса назад. В доме у Крафти. Стрелок ушел садом в пустошь к востоку от города.

– Это что же? – растерялся мастер стражи. – Не только от зверья беды, но и от людей?

– А есть разница? – осведомился с улыбкой Юайс. – Оставишь еще на час со мной четверку своих молодцов? В трактир их с собой не позову, а вот как выйдем, чтобы проводили до заведения Транка.

– Никаких разговоров, – кивнул Буил. – И завтра с утра отправлю их к Транку, если надо, чтобы встретили да были наготове. Боюсь, что деньки горячие настают. С этим-то что делать?

– Подумай, – пожал плечами, оглядываясь, Юайс. – Диргский самострел – редкая вещь. Громоздкая. Приглядись, может, увидишь кого с таким оружием. Не прикинул еще, где в городе может скрываться дракон?

– Нигде не может, – плюнул себе под ноги Буил. – Ни одного здания крупнее храма этого нашего нет. В храме – ни следа, ничего. Тут ведь не только высота стен нужна, но и ворота по росту, да и вообще… Стена, что ли…

– А это? – показал на башню замка Юайс.

– Это ж королевский замок! – поднял брови Буил. – Там герцог Диус сейчас. У него с собой, считай, почти дружина. Сотня всадников да еще слуги, челядь, то ли советники, то ли демон их раздерет кто. Было бы что, уже б долетело до ушей. Да и где ему там скрываться? Залы там есть побольше этого храма, да только входы такие, что и лошадь не пройдет!

– А ты покопайся, – попросил Юайс. – В ушах своих покопайся. Мало ли. Может, долетало, а ты внимания не обратил. Меня все интересует, любая мелочь, что в голове не укладывается. Очень обяжешь, мастер.