Назад в СССР - Валерий Рожнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он посмотрел на стену перед собой и снова увидел афишу казачьего ансамбля. Ветер оторвал угол афиши и трепал его. Казаки выглядели бодрыми и веселыми, как им и полагается быть. Антон долго рассматривал их, и в какой-то момент ему показалось, что они сейчас одним махом спрыгнут с афиши на землю и начнут танцевать вокруг него, махая саблями. А потом затянут песню и начнут водить хороводы, и появятся женщины в ярких народных костюмах.
И среди них Наташа. Она будет красивее других и обязательно протянет ему свою руку.
Антон еще какое-то время стоял и смотрел на афишу. Видение постепенно уходило, а потом исчезло совсем.
Антон вынул руки из карманов, развернулся и пошел назад, в дом, где его ждали.
Утром Антон надел костюм Наташиного отца, который она, как могла, подогнала по его фигуре, и сел за стол завтракать. Повязка с его головы снята, синяк замазан. Отец сидел напротив в мешковатом сером костюме и угрюмо пил чай. Вид у него был такой, будто у него разом заболели все зубы. Подошла Наташа, села за стол, налила себе в чашку индийского чаю и сказала, посмотрев на мужчин:
– Сейчас придет машина. А вы еще ничего друг другу не сказали.
Отец поднял голову:
– А что мы должны сказать?
– Вы должны выглядеть как родственники. А не как враги.
Отец отвернулся и ответил, помолчав:
– Мы не враги.
Антон улыбнулся и спросил непринужденно:
– Пап, ты не подашь мне соль?
Отец опять напрягся, но быстро взял себя в руки под твердым взглядом дочери и протянул солонку Антону.
– Спасибо, папа.
Он посыпал солью огурец, откусил его и стал жевать.
– Вкусно? – спросила Наташа.
– Ага, – ответил Антон. – Мне нравится завтрак. Пап, а тебе как?
Отец сжал губы, потом вздохнул и ответил, ни на кого не глядя:
– Тоже…
– Вот видите, – сказала Наташа. – Все налаживается.
Мужчины промолчали. В этот момент на улице раздался гудок автомобиля. Девушка встала и подошла к окну.
– Машина приехала из райкома. Пора выходить.
Отец поднялся первым и быстро пошел к двери. Антон допил чай, вытер не спеша салфеткой рот и пошел вслед за ним. У машины их догнала Наташа. Она с улыбкой посмотрела на отца и поправила пиджак на Антоне.
– Ну, ни пуха ни пера, – сказал отец и уже собирался сесть в машину, когда Антон протянул к нему руки и расстегнул нижнюю пуговицу на его пиджаке.
– Пап, нижняя пуговица на пиджаке всегда должна быть расстегнута. Это правило надо соблюдать. Это – комильфо.
– Что?
– Не важно. Просто делай так, и ты всегда будешь выглядеть модным.
– Мне не нужно быть модным, – заявил отец. – Как-нибудь переживу.
– И еще, – произнес Антон. – Между нами…
– Что – еще?
Антон шагнул вперед, нагнулся к его уху и тихо сказал:
– Я не кровавый убийца. И ночью вас не перережу. Обещаю. Ночью я сплю.
Потом все молча сели в машину, и она тронулась.
Ехали недолго, и всю дорогу Антон смотрел в окно. Райком партии был в самом центре, на площади – за памятником Ленину, и над ним реял большой красный флаг с серпом и молотом. К зданию со всех сторон стекались люди, одетые в строгую деловую одежду. Голуби расселись по козырькам крыши, смотрели вниз и недовольно гудели.
Черная «Волга» остановилась перед каменными ступенями, и все, кроме водителя, выбрались наружу. Антон посмотрел по сторонам и сказал громко:
– Е-мое!
– Помолчи, – ответил отец и криво улыбнулся, проходящим мимо людям. Все его знали и кивали головой, здороваясь.
– Помолчи, сын, – поправил его Антон.
Отец дернулся телом, словно его ударил заряд тока, и быстро стал подниматься по ступенькам. Антон и Наташа поспешили за ним.
Когда они вошли в зал, Антон остановился, посмотрел вокруг себя и снова сказал: «Е-мое! Кто бы мог подумать, что я окажусь здесь!»
Наташа дернула его за рукав пиджака и потащила за собой к первому ряду. Отец поднялся по устланным красным ковром ступенькам и сел в президиум – за длинный стол, установленный в центре сцены. Зал быстро заполнился, и вскоре первый оратор постучал ручкой о граненый стакан. Все тотчас умолкли. Наступила гробовая тишина. Антон не удержался и громко чихнул. Кто-то громко рассмеялся на задних рядах. Антон почувствовал себя лучше, и комок в желудке наконец растаял.
Оратор в строгом черном костюме со всеми застегнутыми пуговицами поднялся со стула, прокашлялся и начал выступление. Говорил он громко и с натугой. Со стороны казалось, что он сильно возбужден, словно только что крупно выиграл в лотерею.
– …Дорогие участники съезда, позвольте от всех нас передать огромную благодарность руководству нашей родной партии и лично Генеральному секретарю – Леониду Ильичу Брежневу!
Весь зал встал и начал громко аплодировать. Антон остался сидеть и закинул ногу на ногу. Наташа быстро подняла его, дернув за лацкан пиджака. Она сделала строгие глаза и цыкнула на него. Антон пожал плечами и присоединился к аплодирующим людям.
Оратор снова поднял руку, все, как по команде, перестали хлопать и сели на свои места. Слово взял первый секретарь. Он внушительно поднялся со своего места, окинул острым взглядом зал и сразу перешел к делу.
– Товарищи, позвольте мне представить вам нового второго секретаря нашего райкома партии, кандидатуру которого единогласно поддержало все наше руководство. Вы все его хорошо знаете – это Смирнов Иван Андреевич.
«Первый» два раза несильно ударил в ладоши, и зал взорвался аплодисментами. Все снова встали. Наташин отец поднялся из президиума и кивал головой, обводя смущенным взглядом зал. Хлопали долго. Антону казалось, что это никогда не кончится.
Наконец первый секретарь поднял руку, как Цезарь, и все уселись по местам. Антон повернул голову и увидел, что лицо Наташи раскраснелось от волнения. Он взял ее за руку и сжал. Она ответила ему, и они так и сидели дальше, слушая первого секретаря, который около получаса нес какую-то околесицу, через предложения вставляя слова – «партия», «коммунисты» и «Брежнев». Раз пять его выступление прерывалось бурными аплодисментами и вставанием с мест. Антон уже собирался закрыть глаза и задремать, когда вдруг первый секретарь сказал:
– Обычно, как вы знаете, в таких случаях дают слово человеку, который получил такое большое назначение. Но сегодня я хочу сломать эту традицию.
Наступила нехорошая тишина. Антон сразу почувствовал какой-то подвох и стал смотреть на первого секретаря. Тот в свою очередь обвел хитрым взглядом зал и заявил:
– …Сегодня на нашем собрании присутствуют дети нашего второго секретаря, и я думаю, что лучше пусть они скажут о своем отце. У них это получится лучше. Правильно, товарищи?
Раздались аплодисменты. Первый секретарь повернул голову и стал приветливо смотреть на Антона и Наташу. Через секунду все глаза в зале были обращены на них. Антон чувствовал себя так, словно он совсем голый и стоит посреди толпы каннибалов.
– Господи, – тихо произнесла Наташа, одними губами.
Антон несильно толкнул ее рукой в бок:
– Иди, иди… Они все ждут.
Наташа колебалась и не могла сдвинуться с места. Зал продолжал пялиться на них и хлопать. Первый секретарь это остановил взмахом руки и словами:
– Я думаю, что лучше всего о своем отце скажет продолжатель его дела. Сын Ивана Андреевича. Попросим, товарищи…
Антон вмиг стал белым, как мертвец. Кровь его отхлынула от лица и покровов тела и ушла в ноги, как вода в песок. Ноги стали ватными и тяжелыми. Антон медленно, нетвердой походкой шел к трибуне, словно лунатик. Да и все, что сейчас происходило с ним в этом зале, полном коммунистов, казалось ему кошмарным сном.
В какой-то момент его глаза и отца Наташи встретились. Антон прочитал в них страх и трепет и понял, что не может подвести этого в общем неплохого человека, смыслом жизни которого стала его дочь.
Антон поднялся на трибуну, поправил пиджак и, собравшись с мыслями, после небольшой паузы начал говорить:
– …Оказаться здесь, на этой трибуне, для меня большая честь… Это так неожиданно… Я не готовился. И не знаю, что сказать… – Он замолчал и стал подбирать в уме нужные слова слова. – Я не знаю, что сказать, кроме того, что такие люди, как мой отец, одолели неграмотность в отсталой стране, победили в войне с фашистами, самой страшной войне, а потом запустили ракеты в космос… Я родился в этой стране. Я родился в СССР… Вот, что я могу сказать от себя… – Он опять немного помолчал. – И все это сделали такие простые люди, как мой отец. За это им спасибо и низкий поклон. И спасибо тебе – отец! За все!
Антон замолчал и развел руками, и зал тотчас вновь взорвался аплодисментами. Отец Наташи смахнул слезу с глаз, прошел через весь зал и обнял Антона. Они обнимались и хлопали друг друга по плечам, оба радуясь, что их кошмар подходит к концу.
Потом, сидя в кресле рядом с Наташей, Антон совсем расслабился, и еще три часа съезда, заполненные выступлениями видных коммунистов города, прошли для него незаметно.