Мир без милосердия - Анатолий Голубев

А что я буду делать без денег перед натиском «Реала»?! Если он предложит Клифту или Солману двести фунтов в неделю и знойное небо Испании? Английский футбол грабят. И его надо спасать. Те, кто охотится за нашими игроками, отбирают только лучших. Если я, Мейсл, не смогу платить им хотя бы столько, сколько дает испанский клуб, все эти Тейлоры и Блэкфауэры уедут из Англии. А что останется английскому футболу? Я вас спрашиваю, Дональд!

Вы сюсюкаете, вы разглагольствуете о каких-то абстрактных формах гуманизма. Но я гуманен, может быть, больше вас. Я помогаю людям жить по-человечески у себя дома, а не искать утешения далеко от родины. Я создаю то, что составляет гордость национальной культуры. Или вы хотите, чтобы в один прекрасный день английский футбол остался лежать на плечах только рыжих Майклов?! И мне наплевать, что говорят об Уинстоне Мейсле всякие белоручки!

— Неправда. Вам совершенно не безразлично, что скажут о вас люди. Вы знаете это, мистер Мейсл. Человек, который честен в себе, должен быть честным и в жизни. А ваша философия не идет дальше убеждения «со мной ничего не случится, если мои деньги при мне!».

Но ведь вы, мистер Мейсл, еще не настолько циничны, чтобы не считаться ни с кем. Нет, люди, которые, подобно вам, пекутся о своей безопасности, прекрасно понимают, что их безопасность зависит и от мнения других. В школе они успешно сдают экзамены только для того, чтобы о них хорошо думали, а не потому, что действительно внутренне убеждены в необходимости знаний. Став родителями, они слишком многое скрывают от своих детей. И дети отвечают им скрытностью, не желая навлечь на себя их гнев. Такие родители жаждут перевоспитания трудных детей не для детей, а чтобы соседи думали об их семье лучше. Такие люди никогда не позволят зажечь свет в темном углу, если при этом на свет выползут их темные дела.

О, я понимаю, почему вам выгодно сейчас, чтобы вся печать трубила только о предстоящем повторном матче с «Реалом»! Чтобы все забыли о процессе! Вы хотите отвлечь внимание! Вы уподобляетесь депутатам парламента. Они играют на темах, определенных экспертами как наиболее выигрышные. Но отнюдь не значит, что темы эти являются истинными проблемами нации. Вы говорите о национальном престиже, но печетесь только о своей выгоде. И ваши деньги не спасают футбол — они убивают его! Под тяжким бременем ваших бесконечных финансовых махинаций — и процесс одна из таких афер — умирает футбол, умирает спорт. Вам наплевать на веру людей в идеалы честной и благородной спортивной борьбы! Вам нужны только деньги!

— Если бы это было так, я бы просто распродал команду. Но сотни тысяч фунтов в банке для человека, одержимого идеей, слабая компенсация. Не верите мне, спросите Марфи. Ему делали баснословные предложения. Сто тысяч фунтов за работу в качестве менеджера итальянской команды. Но он остался.

Дональд, извините, но вы еще молоды и не можете разобраться во всем этом. Только узнав, как вырабатывается электричество и по каким законам передается на расстояние, вы получите право освещать те темные углы, о которых говорите.

— Ерунда! Лишь дурак откажется повернуть выключатель в темной комнате потому, что не знает законов электричества.

Дональд явно проигрывал спор. Он горячился и ловил себя на том, что слишком многое себе позволяет. Однажды у него мелькнула мысль, что Мейсл сейчас поднимется и выгонит его вон.

Но тот сидел внешне спокойный, словно играл в шахматы, где с каждым ходом лишь проверял давно уже продуманную партию. Исход спора не имел для него никакого значения.

Дональд чувствовал это, как чувствовал и другое. Слова о мнении окружающих задели Мейсла. И Дональд злорадно подумал, что, может быть, здесь и только здесь, лежит ахиллесова пята позиции Уинстона Мейсла.

Президент взял со стола сигарный нож, обрезал свою сигару и вновь зажег ее, как бы готовясь к продолжению спора. Но Дональду внезапно открылась бессмысленность всего разговора. Убедить Мейсла — смешная надежда с его стороны.

— Это совершенно бесплодный спор, — Мейсл опять читал мысли собеседника. — Жаль, но нам не найти общего языка. Хочется лишь одного — наши разногласия не должны сказываться на делах клуба.

— Боюсь, что это трудно.

— Очень жаль, очень... — с нескрываемой угрозой проговорил Мейсл.

Попрощавшись, Дональд вышел в парк.

Поля лежали пустые. Только рабочие катали машинки, подновлявшие затоптанную после тренировочного дня белую разметку полей. Высокий парень привычным ударом руки загонял подпорку в воротах, чтобы за ночь не провисала верхняя штанга. Уборщики сгребали с аллей жидкие слои последних листьев и грузили в тракторный прицеп.

В голове Дональда возникали десятки идей о дальнейшей борьбе. И две из них он твердо решил осуществить не откладывая: отправившись в регистратуру, выразить частный протест и поговорить завтра после тренировки с командой.

А сегодня надо бы увидеть Марфи...

25

За завтраком Дональд вспомнил, что в регистратуре должен работать его знакомый — Стен Мильбен. Он когда-то играл за вторую команду «рейнджерсов». Потом окончил колледж и стал юристом. Дональд долго и лихорадочно листал старую записную книжку, пока нашел в ней телефон Стена.

В трубке упорно никто не отвечал. Потом раздался вкрадчивый голос:

— Да?

— Я бы попросил Стена Мильбена.

— Он у телефона.

— Доброе утро, Стен. Это беспокоит тебя Роуз, Дональд Роуз.

— Здравствуй, Дональд, рад тебя слышать. Но прости — я опаздываю в регистратуру и был уже в пальто, когда вернулся к телефону. У тебя срочное дело?

— Как раз нет. Ты не будешь возражать, если я загляну к тебе на службу? Ну, скажем, через часик?

— Конечно, милости прошу. Буду рад.

Положив трубку, Дональд сел и задумался. Собственно говоря, что он хочет от Стена? Прежде всего надо посоветоваться с ним, как с юристом. Каковы юридические пружины противодействующего механизма, как прочно стоит на ногах Мейсл? Ну, а дальше... Стоп, Дон, не забегай вперед! Не забе-гай!

Дональд так и не притронулся к завтраку. Поспешно одевшись, он вышел на улицу и решил прогуляться до площади и обратно, чтобы собраться с мыслями.

«Мейсл лишь прикрывается заботой о престиже английского футбола, а руководит им одно — боязнь упустить возможный куш. Каждый руководствуется своими страхами. Иногда страхом перед молвой. Боязнью ошибиться и оказаться осмеянным. Сгореть в пламени случайного пожара, быть забаллотированным на выборах. Боязнью лишиться того, что есть, и того, чего нет. О проклятье, сколько страхов в этом мире!

Ба, Дон, ты очень часто начал говорить о страхах. Что, сосет под ложечкой? Но страх — первый толчок к компромиссам. А у человека всегда, всегда должно быть мужество, чтобы сделать то, что он обязан сделать».

Дональд машинально повернул к дому. И так же машинально выгнал из гаража автомобиль. Когда Роуз приехал в регистратуру, Стен ждал его.

Мильбен сидел в просторном, но строгом кабинете. Он вышел из-за стола, радушно приветствуя Дональда. Во всяком случае, более радушно, чем позволяло их в общем-то шапочное знакомство. Стен знал Роуза как игрока сборной, как восходящую «звезду». Дональд относился к Стену как к обычному одноклубнику, к тому же без особого таланта.

Однако Роуз был приятно удивлен, когда Стен в двух-трех фразах показал, что довольно хорошо знает о его книгах и корреспонденциях последних лет, оставив в стороне времена клубного знакомства.

— Стен, я, конечно, пришел к тебе по делу.

Дональд ждал вопроса. Но Мильбен не был бы юристом, если бы не умел ждать и слушать.

— По делу не личному, а клуба. У вас находится в производстве иск «Манчестер Рейнджерс» к авиационной компании БЕА?

— Как юрист, я должен был бы тебе ответить «нет». Поскольку оно еще в такой стадии, когда является профессиональной тайной. Как журналисту, я тебе должен бы сказать «нет» тем более. Но как Дональду Роузу могу сказать: «Да».

— Я не знаю твоего отношения к процессу. И мне, очевидно, не следовало быть столь откровенным, но я не могу иначе. Да и не хочу. Ты знаешь, я не посторонний человек в клубе. Я не случайный человек в футболе вообще. И я не могу допустить процесса, допустить надругательства над памятью моих товарищей. Это позор для английского футбола. Это деградация... Это... — Дональд задохнулся, с трудом подбирая слово пожестче. — Короче, я сделаю все, чтобы избавить Англию от позора в глазах спортивного мира. Мне жаль Мейсла. По-моему, он потерял чувство реальности. Человек, который идет на создание ситуации, в которой прав только на 10 процентов, когда другие правы на 90 процентов, достоин сожаления. Я не верю, что английский суд примет всерьез чудовищную профанацию, которую именуют процессом. Я ничего не смыслю в юриспруденции, поэтому и хотел услышать твой совет.

Стен молчал, как бы взвешивая, с какой степенью доверительности он может отвечать на столь чистосердечное признание.