Год чудес (рецепты про любовь, печаль и взросление) - Элла Рисбриджер

На сухой сковороде жарьте семена кумина и горчицы на среднем огне 3 минуты, пересыпьте в ступку и растолките почти в порошок.

Положите на сковороду гхи или налейте масло (мыть ее не надо) на среднем огне и, когда масло нагреется, натрите чеснок. Размешайте и жарьте пару минут, а потом положите свеклу и жарьте 5 минут. Добавьте растолченные семена и перемешайте.

Снимите с огня, переложите в чистую миску и смешайте с йогуртом, соком лайма и солью.

Август

Большой летний сэндвич

Мы купили надувной бассейн. Он – она – имеет форму единорожки, хвост которой будет брызгаться водой, если подсоединить к нему шланг или если бы у нас был шланг, чтобы его подсоединять. Она всех цветов радуги и рассчитана, наверное, на детей от пяти до восьми лет. Заполнять ее приходится целый час, вынося ведрами воду из кухни. Она занимает на дворе все свободное пространство, на расстеленной старой занавеске, защищающей ее мягкое брюшко, но все равно там едва хватает места, чтобы прилично уместились мы обе. Но, наверное, места не хватало бы для двух человек, которые любят друг друга хотя бы чуточку меньше, чем мы.

И все же, когда у нас появляется Нэнси – августовским воскресеньем, когда пылающее солнце еще высоко, – нам приходится потесниться, просто чтобы посмотреть. Нэнси заползает внутрь, ложась на бок, чтобы умоститься вдоль изгиба могучего единорожьего хвоста. «Ну вот», – довольно говорит она. Мы как селедки в бочке, но это не важно: вода ледяная, а холодная игристая кава – очень холодная. Имеются чипсы, а зеленые оливки – такие зеленые, как положено быть всем растениям, маленькие анчоусы в серебристо-голубой банке и ярко-желтая коробка с изображением корабля. Мы включаем через динамик Мицуки, «Литтл Микс» и Карли Рэй Джепсен – и внезапно у нас праздник.

Мы снова что-то отмечаем: лето, наверное, или, может, надувной бассейн, или то, что мы втроем оказались в одном и том же месте. Кусты помидоров гнутся от плодов, так что их можно есть прямо с веток, лежа в бассейне, и меньше их не становится. На небе ни облачка. Откуда-то издалека доносится шум поездов: двери открываются, двери закрываются, свисток, отправление – так звучит мир. Далеко, у моря, уже зреет ежевика, а море такое же холодное, как наш бассейн.

Мы немного говорим о работе, и о конце света тоже немного, и надо ли как-то отметить день рождения Джима в этом месяце, и нельзя ли Джо, родившейся в ноябре, присвоить себе его день рождения. Странная это вещь, дни рождения умерших. Три дня рождения без него, три дня рождения – я скоро стану старше, чем он был. Время. Мы подливаем еще вина и пристраиваем бутылку в воду рядом с собой, в тени радужной гривы, чтобы вино не нагревалось. Мы говорим о любви, и о сексе, и об этом кусочке свободы.

– Зимой все снова станет плохо, – говорит одна из нас, и Джо корчит рожу, типа: «И что тут нового?» И это правда: Джо хуже всего зимой, с неотключающимся сумраком, но нам всем троим необходимо солнце, словно маленьким растениям.

– А это значит, – говорит одна из нас, – что надо делать все сейчас, пока есть солнце и все хорошо.

– Всегда надо делать все, пока все хорошо, – говорит еще кто-то, разливая остатки кавы.

Я вывинчиваюсь из бассейна и поднимаюсь по ступенькам, чтобы принести еще вина и к нему – поскольку чувствую себя великолепно – сэндвичей. Я уношу с собой полбанки анчоусов, потому что у меня есть план.

Я недавно сделала два открытия: как печь фокаччу и что на углу нашей улицы есть итальянский гастроном. Настоящий итальянский магазин вкусностей, который держат итальянцы, где вас называют «белла» и дискутируют с вами о сыровяленом мясе. Ты словно на каникулах, словно оказался в каком-то красивом и незнакомом месте. Я купила прошутто, большой пакет моцареллы из буйволиного молока – такой пикантной, какой моцарелла из супермаркета не бывает – и кусок пармезана, края у которого составляют сплошные неровные кристаллы, словно у кварца.

Из холодильника я достаю песто, которое недавно приготовила, – оно все еще в гранитной ступке. Я сама его толкла, подставив солнцу спину, и вкус у него как у солнца и лета. Я считаю, что вручную соус получается лучше, чем в комбайне, а трудов ненамного больше. Базилик – и чуть-чуть мяты – я сорвала на балконе, оливковое масло у меня из банки, которую привезла Джорджи, а пармезан – из итальянского магазина.

Я на отдыхе, решаю я, а эти сэндвичи мы купили у продавца на променаде и взяли на пляж. У нас во дворе полотенца, бокалы вина, пустые пиалы из-под чипсов, зеленые растения и синее небо, прозрачная вода и подруги. Это – праздник.

Новым большим ножом я нарезаю несколько помидоров. Обожаю мой новый нож: деревянная ручка, тяжелое лезвие. Он мой, это я его выбрала. До этого я ни разу не выбирала ножи.

Прелесть помидоров в том, что они волшебно улучшаются, если резать их как попало, с самой разной текстурой: здесь колечко, там – сегмент, кубики, большой кусок, маленький кусок. Не могу понять, зачем кто-то выбрасывает семена или кожицу от свежих помидоров. Если бы сейчас была зима, я добавила бы немного бальзамического уксуса, немного сахара, но эти помидоры – мои, и сейчас август, и я им так благодарна, что плакать хочется. Я не плачу, я стараюсь быть менее жалкой и вместо этого хватаю немного брокколи и тушу ее с анчоусами, чесноком и хлопьями чили, пока она почти не растворяется.

Мне слышно, как они гадают, куда я делась, но не особо упорно. Зачем в чем-то упорствовать? Я нарезаю фокаччу, которую испекла накануне, и подогреваю ее. Я намазываю каждый сэндвич песто, а потом – анчоусной брокколи. Я кладу сверху прошутто, щедро и развратно, словно новая порция всегда найдется. Может, и найдется. Я выкладываю пару консервированных перцев, а потом – почему бы и нет? – почти целый шарик моцареллы, пропитанный сывороткой. Я сбрызгиваю все оливковым маслом, а потом накрываю сэндвич еще одним куском теплой фокаччи, заворачиваю в пергамент и перевязываю бечевкой. Мы на отдыхе. Мы на променаде. Надо все делать, пока все хорошо.

Я несу по ступенькам сэндвичи и новую бутылку игристого туда, где ждут мои подруги. Август, Италия. Мы там, где нам хочется быть, и небо безоблачное.

На 1 банку песто: мы приготовили 3 громадных сэндвича, и у нас еще осталось на ньокки (см. примечание в конце