Вторая жена господина дознавателя. Часть 1 - Катя Лакруа

Однако судя по виду шурина Элианны, он тоже, мягко говоря, обалдел.

— Извините, тётя! — Кантен испуганно глянул на отца, и тот милостиво кивнул.

— Ничего, Кантен, я не обиделась, — улыбнулась я, соображая, как выкрутиться. Однако мальчик, похоже, обрадовался, что всё так легко разрешилось, и убежал, схватив за руку сестрёнку. Микалис бросил на меня ещё один крайне удивлённый взгляд, но ему тут же пришлось переключить внимание на госпожу Азерис, которой явно не терпелось продолжить начатую беседу.

— Так сколько же жертв оказалось в итоге, Микалис? — спросила она, не удостоив меня взглядом.

— Как сказали служители порядка, двоих придавило насмерть упавшими деревьями, ещё три семьи пострадали от пожара в собственных домах. Ну и раненые тоже есть.

— Как это ужасно! Надо будет обязательно поговорить с дамами из нашего благотворительного общества, собрать средства на помощь пострадавшим. Нора, пожалуйста, узнай подробности.

— Хорошо, маменька, я поговорю с попечительницами. Сегодня было уже некогда, мы уехали, едва закончилась буря.

— Ясное дело. Но как только вернётесь, сразу же всё разузнай. Поражаюсь, однако, бездействию местных властей. Ведь ваше метеорологическое ведомство наверняка предсказало бурю заранее, а они ничего не потрудились предпринять.

— Справедливости ради, здесь сложно было бы что-то сделать, — возразил Микалис. — Даже наше ведомство не может с точностью предсказать траекторию бури, а эвакуировать весь город, конечно, никто не будет. Слишком сложно, да и бессмысленно.

— Конечно, разве жизни нескольких простых людей чего-то стоят! — Госпожа Азерис картинно всплеснула руками и покачала головой с явным осуждением.

Всё это сочувствие выглядит очень лицемерно: ведь она совершенно не переживала за судьбу Максимилиуса, наоборот, даже хотела, чтобы его поймали и наказали со всей строгостью, хотя он возлюбленный её родной дочери. Зато какие-то незнакомцы ей вдруг стали очень важны.

Разговор перешёл на тему отношения власти к простым людям, а я отвлеклась, разглядывая обстановку. Бордовые, тяжёлые портьеры на высоких окнах в пол, часть которых образовывала «фонарик». Уютный светло-бежевый ковёр, по которому гости и хозяева совершенно спокойно разгуливали в уличной обуви. Бедные слуги: им ведь приходится поддерживать его в чистоте! Несколько больших кресел, у стены — полки с книгами, на самую верхнюю из них явно нужно забираться по лесенке. И, наконец, у противоположной ко входу стены — большой диван, такой же, как кресла. Под потолком — большая люстра с подвесками. Наверное, хрустальная. Комната выглядела вычурной и не слишком уютной, но явно отражала вкусы хозяев и их склонность к мании величия.

Детишки расположились как раз на диване и играли: у Кантена в руках были солдатики, а у Лилли — большеглазая кукла. Играли они вполне мирно, иногда смеялись, иногда, судя по тону, спорили. Вернее, спорил Кантен, а девочка явно ещё слишком мала для связных разговоров.

Ко мне больше никто не обращался, и, откинувшись на спинку кресла, я почувствовала, что проваливаюсь в дрёму. Однако стоило прикрыть глаза, как вокруг началась возня. Дети, только что так мирно занятые своими делами, теперь бегали по комнате. благо её размеры позволяли развернуться. Лилли, заливисто хохоча, удирала от брата, прижимая к груди куклу и солдатиков.

— Отдай, отдай, кому говорю! — обиженно пробормотал мальчишка, когда они пронеслись мимо меня.

Однако сестрёнка не слушалась, продолжая оббегать кресло по кругу. В конце концов, брат сообразил, что нужно просто повернуть в другую сторону и перехватить её, что и сделал. Но Лилли, не ожидая такого манёвра, как-то неловко отшатнулась и, споткнувшись о ножку кресла, упала. Гостиную тотчас огласил громкий и горестный плач. Я, не думая, вскочила и бросилась к девочке. Помогла ей подняться с пола и, присев на корточки, прижала к себе.

— Ну-ну, моя хорошая, понимаю, что тебе больно, — поглаживая малышку по волосам. — Потерпи немного, сейчас всё пройдёт.

Девочка судорожно всхлипывала, но доверчиво обхватила меня на колени. Похоже, она не привыкла к таким утешениям.

— Что ты творишь, Лиа? — раздался сверху недовольный голос Элиноры. — Лилли, а ну-ка перестань капризничать и отпусти тётю. Где это видано, чтобы воспитанные девочки так себя вели?

И она, обхватив дочку поперёк туловища, оттащила её от меня. Я решила не усугублять ситуацию, а Элинора, не обращая внимания на усилившееся рыдания дочери, обратилась ко мне:

— Что на тебя нашло? Кто дал тебе право вмешиваться и портить мне ребёнка? Мама, конечно, рассказала про твою потерю памяти, но я не думала, что всё настолько серьёзно! Ну ничего, скоро у тебя будут свои отпрыски, вот из них и будешь растить избалованных неженок!

— Но она же упала, ей просто больно. — Я всё-таки попыталась заступиться за «племянницу», но Элинора была непреклонна.

— Пусть с детства привыкает, в этой жизни нужно уметь и падать, и подниматься. Ни один мужчина не возьмёт в жёны плаксу и неженку. Женщина должна быть тихой, послушной и терпеливой. И я хочу для дочери хорошего будущего, знаешь ли.

Выпалив эту тираду, Элинора отошла, и я услышала, как она вполголоса отчитывает дочку:

— Прекрати уже плакать! Ничего страшного не случилось, в следующий раз будешь думать, прежде чем шалить.