Маскарад - Джанет Дейли

В представлении креолов Луизианы все американцы, независимо от происхождения, подразделялись на две категории. Неграмотных, неотесанных, горластых моряков, рыбаков и портовых рабочих креолы называли кентаками, а богатых, образованных торговцев и плантаторов – янки. К первым креолы относились с ледяным презрением, а вторых вынуждены были терпеть, поскольку янки все больше прибирали к рукам экономику края. Их расплодилось к тому времени великое множество, и креолы уже не брезговали заключать с ними сделки и общаться на светских раутах. Однако в дома к креолам янки по-прежнему были не вхожи. Браки между креолами и янки заключались в редчайших случаях и, по наблюдениям Броуди, всегда в интересах креолов: ради денег или для укрепления важных деловых связей.

Янки и креолы были представителями двух разных культур. За полвека они худо-бедно научились сосуществовать, хотя не обходилось без ссор. Но даже в самые мирные периоды между ними сохранялись тайное соперничество и взаимная неприязнь.

В отличие от большинства янки Броуди дал себе труд выучить креольское наречие; правда, когда ему было выгодно, умел прикинуться, будто не понимает ни слова. А еще Донован усвоил, что в беседе с креолами не надо сразу же переходить к делу. Лениво болтая о том о сем, он дожидался, пока они сами заведут разговор на интересующую его тему. В результате ему удалось завязать множество полезных знакомств во Французском квартале и заключить выгодные контракты с европейскими компаниями.

Впрочем, во Французском квартале Броуди имел дело не только с аристократами.

На углу стоял слепой негр. Он играл на скрипке. Солнце ласково грело его курчавую седую голову, перевернутая потрепанная шляпа лежала на мостовой, черные очки отчасти скрывали уродливые шрамы возле незрячих глаз. Броуди остановился и бросил в шляпу доллар.

– Merci, – кивнул старик, услышав звяканье монеты. Он по звуку определил, что доллар серебряный.

– Как поживаешь, Кадо? – по-французски спросил Броуди.

Старик напряженно прислушался и узнал голос.

– А, мишье Донован, – так он произносил слово «мсье». – Здравствуйте! У старика Кадо все в порядке. Особенно сегодня, когда солнышко пригревает мои старые, усталые косточки.

– Что слышно в городе?

– Говорят, на Ройал-стрит в доме Готье большое горе. Молодой мишье повздорил из-за какого-то пустяка с одним плантатором. Они встретились в сумерках в дубовой роще. Рапира плантатора вонзилась в грудь юноши, и теперь он истекает кровью.

– Бедняге, видно, проткнули легкое, – пробормотал Броуди и поинтересовался: – А что еще?

На лице негра появилась ухмылка.

– Мишье Варнье с плантации Джулиана проиграл за вчерашнюю ночь пятьдесят тысяч долларов. Я думаю, сегодня он сбавит цену на свой хлопок.

Броуди тоже еле заметно усмехнулся.

– Ты прекрасно играешь, Кадо.

Он бросил в шляпу старика еще две монеты.

– Вы тоже, мишье Донован. Вы тоже. Для меня звон монет – это наисладчайшая музыка.

Кадо засмеялся и принялся наигрывать ирландскую жигу.

Броуди отошел от него, пропустил две груженые телеги и, осторожно ступив на грязную мостовую, окликнул возницу, проезжавшего в этот момент мимо него. Возница осадил мулов, обругав их на чистейшем гаэльском наречии, а Броуди вскочил на телегу и достал из кармана бумагу и карандаш.

– Сделай милость, Флэннери, загляни в контору «Кресент Лайн» и передай моему брату Сину эту записку.

Броуди торопливо черкнул пару строк, сложил листочек и протянул его приятелю, не обращая внимания на вопли других возниц, которые потрясали кулаками, возмущаясь вынужденной задержкой.

– Ладно, будет сделано, но учти, за тобой бутылка виски, Броуди Донован, – предупредил рыжий Флэннери.

– Договорились. Если через десять минут записка будет у Сина – бутылка твоя.

– По рукам!

Флэннери с размаху огрел обоих мулов промеж ушей и заорал прохожим:

– Посторонись! Посторонись, а то задену!

Лавируя между телегами, Броуди перебрался на противоположную сторону улицы и подошел к шляпной мастерской мадам Ридье. В витрине красовалась многообещающая табличка: «Последние парижские моды». А доказательство, что это не пустые слова, было под мышкой у Броуди, ибо он нес мадам эскизы новых шляпок. Их доставили из Парижа на борту «Кресент Глори».

Броуди вошел в ателье, прикрыл за собой дверь и привычно пошарил глазами в поисках хозяйки. Неожиданно взгляд его упал на покупательницу, примерявшую шляпку. Вернее, сначала Броуди восхитился сочным рубиновым цветом ее бархатного платья и лишь потом обратил внимание на обладательницу красивого наряда. Девушка стояла к нему спиной и смотрелась в зеркало. У нее была тонкая, осиная талия, изящество которой еще больше подчеркивала пышная юбка, и темно-каштановые волосы, заплетенные в косы, – такую прическу носило в те времена большинство креолок.

Затем Броуди увидел в зеркале ее лицо и остолбенел. Его словно громом поразило: столь изысканные, точеные черты встречаются лишь на старинных камеях. Облик девушки дышал покоем и безмятежностью, но в глазах таился скрытый огонь. Очевидно, в жилах ее текла толика испанской крови. Броуди не мог оторвать от нее глаз. Он сразу же решил выяснить имя прелестной незнакомки, однако не спешил обнаруживать свое присутствие в комнате. Ему хотелось вдоволь налюбоваться ею исподтишка.

Подавив вздох разочарования, Адриенна Жардин отложила в сторону чепец и взяла шелковую шляпку золотисто-жемчужного цвета, украшенную бархатными цветами, листьями и лентами. Адриенна надела шляпку, завязала ленты бантом, повернулась в профиль и… заметила в зеркале отражение мужского лица. На какую-то долю секунды их глаза встретились. Мужчина слегка нахмурил брови и покачал головой, давая понять, что шляпка ей не идет.

Адриенна поспешно отвела взгляд. Ее покоробила дерзость незнакомца. Наверняка это янки! Неужели он всерьез полагает, что ее интересует мнение какого-то плебея?

Впрочем… честно признаться, эта шляпка ей и самой не нравится. Адриенна еще немного повертелась перед зеркалом, задумчиво теребя в руках ленты, поправила темные локоны – пускай незнакомец видит, что она принимает решение самостоятельно. Девушка притворялась, будто не замечает янки, но прекрасно успела его рассмотреть и вынуждена была признать: молодой человек недурен собою. Брови вразлет, нос с горбинкой, волевой подбородок, резко очерченные скулы, мужественный овал лица… Темно-рыжие непокорные кудри выбивались из-под черной шляпы, карие глаза неотступно следили за каждым ее движением. Что и говорить, янки – настоящий красавец! Хотя, конечно, красота у него грубоватая, совсем неаристократическая.