Судьба фантастической гипотезы - Игорь Дуэль

Впрочем, Морис Юинг, по всей видимости, не был слишком занят теоретическими неувязками. В то время руководителя ламонтцев более всего заботил сбор информации о расположении рифтовых долин. Ради этого он, вымеряя верёвочкой на огромном глобусе расстояния от одного края океана до другого, разрабатывал новые маршруты своей «Вимы». К 1975 году это судно-труженик прошло по океанам свыше миллиона миль (это более сорока шести земных экваторов!), постоянно промеряя дно на всём протяжении своего пути. Оно выполнило замысел ламонтского патриарха — обозначило контуры срединно-океанических хребтов и рифтовых долин на огромном протяжении.

По-иному смотрел на дело Брюс Хизен, верный помощник Юинга с первых рейсов «Вимы». Ему не терпелось объединить горы полученной информации общей концепцией. Но к мобилизму Хизен относился столь же отрицательно, как и его шеф. Это создавало весьма сложную ситуацию — надо было увязать явно противоречащие друг другу факты: океаническое дно, как тогда выражались, расползается, растёт, а материки при этом неподвижно стоят на своих местах.

И тут будто специально в помощь Брюсу Хизену геолог Кэри из далёкой Тасмании попытался возродить не раз смутно высказанную прежде гипотезу расширения Земли. Суть её Ле Пишон излагает весьма эффектно: «Землю можно сравнить с надуваемым мячом, материковая поверхность которого, не будучи эластичной, разрывается. Вначале всю поверхность земного шара занимали материки. Постепенно с увеличением её площади в два, а то и в три раза, образовались океаны».

Сравнить Землю можно, конечно, в принципе с чем угодно, однако для этого нужно иметь хоть какие-то основания. Тасманский геолог и его последователи таких оснований не имели.

Потому многие специалисты быстро почуяли, что от нового представления веет духом геологических фантазий прошлого, которые явно не соответствуют уровню науки второй половины двадцатого века.

Однако Брюс Хизен подхватил гипотезу расширения Земли, вероятно, увидев в ней чуть ли не единственную возможность примирить новые сведения об океаническом дне с полюбившимся ламонтцам фиксизмом. Для этого он несколько переиначил построения тасманского коллеги. По гипотезе Хизена расширение Земли началось примерно двести миллионов лет назад. При этом единая материковая кора разорвалась. Из трещин стала поступать магма. Застывая, она создавала базальтовый слой более тяжёлый, чем материковая кора, оттого-то это новое образование располагалось ниже уровня континентов. Изначальная трещина — рифт — в результате расширения Земли всё далее отползала от континентов.

Конструкция имела одно несомненное достоинство — она объясняла, почему океанское дно вблизи материка наиболее древнее, постепенно молодеет по направлению к рифту. Но её несовершенство быстро обратило на себя внимание специалистов, причём обеих партий: и тех, кто твёрдо стоял за неподвижные материки, и сторонников дрейфа.

В. В. Белоусов понял, что меры, принятые Брюсом Хизеном, не достаточны для того, чтобы изгнать из науки мобилизм. Потому гипотезу расширения он не принял: «Поскольку расстояния между материками различны, а Земля сохранила сферическую форму, современное размещение материков не могло осуществиться без их относительного горизонтального перемещения. Тем самым мы возвращаемся к предыдущей гипотезе (дрейфа. — И. Д.) со всеми её противоречиями».

Столь же негативной была и реакция физиков, не принимавших участия в распрях мобилистов и фиксистов. Они вполне резонно заметили, что гипотеза Хизена выглядит весьма искусственно. Ибо невозможно изобрести причину, способную заставить нашу планету, представлявшую собой (согласно Хизену) сравнительно небольшой шарик в течение четырёх с лишним миллиардов лет, вдруг в последние двести миллионов лет начать пухнуть, словно надуваемый мяч.

Позднее принципиальная невозможность столь резкого «потолщения» планеты была доказана ещё более строго сторонниками мобилизма. Их концепция Хизена не устраивала с самого начала, ибо тот «вынужденный дрейф», к которому она привела вопреки воле её создателя, был слишком мал и не давал объяснения множеству фактов, получивших трактовку ещё в вегенеровском варианте.

«Соображение по ходу» Сорохтина:

«К тому же гипотеза расширяющейся Земли приводила к выводу, что до мезозоя (ранее 230 миллионов лет) сила тяжести на Земле была в 35 раз выше современной (а как же тогда жили сухопутные звероящеры?), к необходимости взрыва Солнца с последующим его превращением в „чёрную дыру“, к испарению Земли и т. д. (подробнее об этом в моей статье „Катастрофа расширяющейся Земли“ в журнале „Знание — сила“, 1983, № 5)».

Об учёном, совершившем очень важный для развития науки шаг (впервые попытался соединить добытые наукой в пятидесятые годы сведения об океанском дне с мобилизмом), американце Гарри Хессе, тот же Ле Пишон пишет: «Основы новой динамической модели Земли заложил в 1960 году заведующий кафедрой геологии Принстонского университета Гарри Хесс. Маленького роста, с яйцевидной головой и с намёком на усы, под которыми из уголка губ свисала сигарета, — он никак не походил на человека, избранного Вашингтоном для проведения специальной научной программы США. Но это был человек, одержимый страстью — узнать сокровенные тайны динамики Земли… Он много времени посвятил изучению глубоководных впадин. Он был убеждён, что именно они играют решающую роль в этой динамике. Не довольствуясь работой только в океанах (что позволило ему стать адмиралом военно-морских сил США), он пытался также установить историю возникновения горного пояса на Антильской дуге. Он был уверен, что обнаружил здесь признаки, позволяющие определить природу мантии, и проникся убеждением, что океаническая кора представляет собой изменённую мантию».

Те районы дна, которые приковали к себе внимание Хесса, — подножия островных дуг, а также недра Земли, расположенные под ними, — то и дело вызывали интерес у людей науки ещё с сороковых годов. Да иначе и не могло быть. Ибо здесь фиксировались очаги многих крупных землетрясений. В этом смысле они имели сходство с рифтами, но лишь некоторое. Отличие же было принципиальным. Все землетрясения, эпицентры которых фиксировались в рифтах, относились к одному типу — мелкофокусные: истинные очаги их находились сравнительно близко от земной поверхности — всего в десяти-двадцати километрах. В районах островных дуг курильского или японского типа, помимо очень мелкофокусных землетрясений, находились очаги и глубокофокусных, фиксируемых в куда более низких горизонтах, на глубинах двести — семьсот километров. Причём когда данные о местоположении очагов глубокофокусных землетрясений были нанесены на схематический разрез земных недр, выяснилась весьма интересная закономерность. Очаги располагались не на одной вертикали, но концентрировались на наклонной плоскости, как бы уходящей с поверхности Земли перед островной дугой (с той её стороны, которая была обращена к океану), а затем соскальзывающей в глубины под сами острова. Эти зоны были выделены японским сейсмологом К. Вадати, в их изучение внесли весомый вклад советский геолог академик А. Н. Заварицкий и американский сейсмолог X. Беньоф.

Гарри Хесс в своей гипотезе придал наклонным зонам, уходящим под островные дуги, очень важное значение. По его представлениям выходило, что на дне океана работает своеобразный эскалатор. Началом его служат рифтовые долины, где из выливающегося на поверхность вещества мантии формируется базальтовая океаническая кора. А кончается экскалатор как раз в зонах Вадати–Заварицкого–Беньофа, где происходит обратный процесс: блоки коры погружаются в глубины. В тех же океанах, где нет наклонных зон этого типа, движение базальтовой коры приводит к раздвижению материков, отчего площадь океанского дна увеличивается.

Хотя Гарри Хесс с присущим ему юмором именовал свою гипотезу «эссе из области геопоэзии», однако, как выяснилось позднее, немалая доля истины им была ухвачена. Правда, пока речь шла лишь о процессах, происходящих на дне океана, формирование лика континентов не затрагивалось построениями адмирала.

Однако важное достоинство новой модели состояло ещё и в том, что согласно ей в дрейф был втянут гораздо более мощный слой «земной тверди», нежели в гипотезе Вегенера. Представление «отца мобилизма» о том, что материки плывут по океанской коре, словно айсберги столовой формы по поверхности моря, явно не проходило. Родилась идея о перемещениях всей земной коры (позднее стало ясно, что и верхней части мантии) по лежащим ниже слоям.

Гарри Хесс сделал попытку ответить и на трудный для мобилизма вопрос о механизме дрейфа. В этом он объявил себя последователем концепции Артура Холмса, о работах которого, выполненных в конце двадцатых — начале тридцатых годов, и о том, что его «геологическое нутро» не мирилось с идеей дрейфа, уже поминалось. Хесс писал: «Уже давно Холмс высказал предположение о том, что деформации земной коры следует относить за счёт конвекционных течений в мантиях. Однако эта гипотеза не нашла широкого признания у геологов и геофизиков. Если же её принять, то можно создать вполне приемлемую схему развития океанских бассейнов…»