Новый старт - Жаклин Уилсон

Бабушка толкнула меня в спину.

— Иди тоже что-нибудь скажи, Эм!

Но я все топталась на месте, умирая от смущения.

— Господи ты боже мой, ты что, язык проглотила? Зря мы, выходит, мучились в этой ужасной очереди? — сказала бабушка и, покачав головой, обратилась к Дженне Уильямс: — А ведь она у нас ваша поклонница номер один!

Дженна Уильямс улыбнулась мне:

— А, так ты и есть Эмили, которая пишет сказки про оленей?

Папа Молли с улыбкой кивнул мне. Я покраснела до корней волос.

— Можно мне посмотреть твою сказку на минуточку, Эмили? — спросила Дженна Уильямс.

Она помогла мне пристроить на стол башню из книг, чтобы я могла залезть в рюкзак. В процессе я уронила Балерину.

— О, это та самая игрушка? Я слышала, ты замечательно развлекала детей в очереди. А мне покажешь?

Я надела Балерину на руку. Она была храбрее меня. Она ни капельки не стеснялась.

— Очень рада познакомиться с вами, Дженна Уильямс, — сказала Балерина. — Для меня большая честь, что вы захотели взглянуть на мою историю. Вот.

Она протянула тетрадку Дженне. Дженна начала читать, потом перелистала страницы.

— Это замечательно, Эмили! Придумано просто здорово! Смотри, вот возьму и использую твою идею в одной из своих книг!

— Мы с Эмили будем только рады! — сказала Балерина.

— Наверное, нужно будет написать на книге «Изумрудные сестры» сразу вам обеим: «Эмили и Балерине», — сказала Дженни Уильямс. — Эй, у тебя одежда идеального цвета. И мне так нравятся зеленые прядки в волосах!

— Это в вашу честь, — сказала Балерина. — Я хотела, чтобы и мне покрасили рожки в изумрудно-зеленый цвет.

— Я уверена, что тебе это было бы очень к лицу, — сказала Дженна Уильямс.

Она подписала книжку, которую купил для меня милый папа Молли, потом подписала все мои книги в бумажных обложках, а потом я осмелилась попросить, чтобы она поставила автографы на книги Дженни в твердых переплетах. Она снова и снова подписывала свое имя, кольца у нее на пальцах так и сверкали. Мне бросился в глаза перстень на мизинце, с большим зеленым камнем.

— Это настоящий изумруд? — прошептала я.

— Мне нравится воображать, что да, — ответила она и улыбнулась. — У писателей очень хорошее воображение. — Она протянула мне тетрадку. — Я думаю, когда-нибудь ты обязательно станешь писательницей, Эмили. Мне было очень приятно познакомиться с тобой. И с Витой, и с Максиком. И с тобой тоже, Балерина.

Балерина помахала ей лапкой, а я тем временем свободной рукой кое-как затолкала подписанные книжки в рюкзак.

Бабушка взяла меня за плечи и повела к выходу.

— Ну что, твоя душенька довольна? — спросила бабушка. — И стоило ради этого ждать так долго!

— Все-таки очень приятно, что Дженна считает, что Эмили тоже станет писательницей, — сказал папа Молли.

— Спасибо вам за все, — сказала бабушка. — Скажи спасибо Моллиному папе, Эм, за то, что он купил для тебя книжку, хотя мы непременно отдадим ему деньги.

— Нет-нет, это тебе маленький подарок за то, что не давала Молли скучать, пока мы стояли в очереди. А ты сама довольна, Эмили? Все твои желания сбылись?

— Почти, — ответила я, нащупала сквозь мохнатую шубку Балерины свое колечко и снова повернула его на пальце.

— Не надо, Эм, щекотно! — проворчала Балерина. — Не трать зря время на все эти загадывания. Неужели ты никогда не сдаешься?

— Никогда! — шепнула я в ее маленькое плюшевое ушко. — И вообще, помолчи хоть минуту! Надоело смотреть, как ты выпендриваешься на публике. Ты всего лишь перчаточная кукла, понятно?

Я зажмурилась и снова загадала желание.

— Смотри, куда идешь, Эмили, здесь такая толпа, — сказала бабушка, направляя меня через переполненный магазин. — Вита! Максик! Господи ты боже мой, что это вы все зажмурились?

— Ш-ш-ш, бабушка, мы загадываем желание, — сказала Вита.

— Загадываем, загадываем, загадываем, — подтвердил Максик.

— Сил моих больше нет! — воскликнула бабушка. — Давайте открывайте глаза сию же минуту, попрощайтесь с Молли и ее семьей.

Я так сильно зажмурилась, что, когда открыла глаза, в первое мгновение все перед ними расплылось. Я заморгала, стараясь сфокусировать взгляд. Мы выбрались на улицу, на яркий солнечный свет. Вита, хлопая длинными ресницами, бурно обнимала Молли. Максик протирал глаза. Потом широко раскрыл их.

Лучше бы не раскрывал! Человек с воздушными шариками в виде животных устроил представление для людей, стоявших в очереди. У него были мешковатые белые штаны, громадные башмаки и красный круглый нос.

— Клоун! — завизжал Максик и кинулся бежать.

— Господи, — застонала бабушка. — Максик! Вернись, дурачок! Эм, догони его скорее!

Я побежала за ним через площадь. Ножки у Максика были маленькие, тоненькие, как палочки, но страх подгонял его, и он летел как ветер.

— Стой, Максик! Вернись! Заблудишься! — кричала я.

Петляя в толпе, Максик выскочил к жонглеру на велосипеде, шарахнулся от него в сторону и вдруг застыл, уставившись на серебряную девушку.

Я подбежала к нему.

— Максик, ты с ума сошел, нельзя так убегать! — набросилась я на него.

Он меня не слушал. Он стоял, не моргая, и как зачарованный смотрел огромными глазами на серебряную танцовщицу, показывая на нее пальцем.

— Это просто тетенька изображает статую, Максик, — сказала я. — Пойдем к бабушке.

Максик оцепенел. Я не могла сдвинуть его с места. Он дико мотал головой и все показывал пальцем. Я посмотрела на серебряную девушку. Какой-то человек высыпал в ее тарелочку целую горсть монет, и теперь танцовщица все кружилась и кружилась, а этот человек восхищенно смотрел на нее и хлопал в ладоши.

Шея у него была обмотана шарфом. Вязаным разноцветным шарфом. Точно таким, какой я связала папе в прошлом году на Рождество.

Почему этот чужой человек надел папин шарф? Он и сам был похож на папу, только более худой, какой-то обыкновенный, со скучной короткой стрижкой ежиком.

Человек что-то сказал девушке. Она как раз собиралась снова замереть на месте в позе статуи, но от его слов не удержалась и захихикала. Это было очень похоже на папу.

Он наклонил голову набок, усмехнулся.

Это был папа!

— Папа! крикнула я. — Папа, папа, папа!

Я дернула Максика за руку, и мы оба кинулись к нему.

— Папа! — завопил Максик.

Папа вздрогнул, оглянулся, но нас не увидел. Он еще что-то сказал серебряной танцовщице и пошел прочь.

— Ой, папа, папа, подожди! — орала я, расталкивая прохожих.

Я ничего не видела, кроме папы, я страшно боялась, что он сейчас исчезнет.

Я начисто забыла про жонглера на одноколесном велосипеде. Я его даже не заметила. Просто врезалась в него на полном ходу, так что он чуть не улетел в мировое пространство. Максик с криком упал на колени. Я тоже покачнулась, не удержала равновесие с грузом книг за спиной, рванулась вперед, протягивая руки к папе и едва не сбив его с ног. Не дотянулась до него и упала носом вниз, машинально подставив руку.

Я подняла голову и позвала:

— Папа!

— Эм! Господи, Эм!

Он стоял рядом со мной на коленях, прижимал меня к себе, баюкая мою голову.

— Ой, папа, ой, папа, это правда ты? — всхлипывала я. — А где твоя коса?

— Солнышко, да ну ее, мою злосчастную косу. Что ты делаешь в Лондоне? Ты что, здесь одна?

— Я здесь, папа! — Максик, хромая и прыгая на одной ноге, налетел на папу.

— Максик, маленький мой! И тоже как из-под бомбежки. А где Вита?

— Я здесь! Папа, ах, папочка!

Вита с визгом подбежала к нам, за ней еле поспевала бабушка с босоножками в руке, подобрав юбку выше колен.

— Боже, это ты, Фрэнки! Я так и знала. Господи ты боже мой, что ты сделал с детьми? Максик, ты ушибся?

— Да! — ответил Максик, вцепившись в папу мертвой хваткой.

— Бедный малыш, — сказал папа. — А ты как, Эм? Ты так шлепнулась…

— Руку больно, — сказала я и расплакалась.

— Я тоже упал, а не реву! — похвастался Максик.

— Что с Балериной случилось? — завопила Вита.

Я посмотрела на Балерину, которая болталась у меня на руке. Ее рожки погнулись, нежный розовый носик вообще оборвался.

— Мы починим Балерину, не волнуйся, Вита, но сначала нужно починить Эм. Покажи-ка руку.

Папа осторожно потащил с моей руки Балерину. Я не сдержалась, заплакала сильнее.

— Прекрати, видишь ведь, ей больно! — Бабушка опустилась рядом с нами на колени. — Дай, я погляжу, Эм. Не плачь так.

— Да все нормально папа делал. Мне совсем не больно, — прорыдала я.

Папа тихонько покачивал меня, рассматривая мою руку. Она была согнута под каким-то странным углом и не хотела снова выпрямляться.

— По-моему, ты ее сломала, бедненькая моя, — сказал папа. — Не волнуйся, сходишь в больницу, тебе наложат гипс.

— Пап, а ты проводишь меня в больницу?

Папа замялся.

— Я тебя отведу, Эм, — сказка бабушка, отталкивая папу.

— Я хочу с папой! — закричала я.

Вита сказала:

— Это не твой папа, а мой.