Красный опричник - Дмитрий Беразинский

Ближе к концу рабочего дня в кабинет Волкова заявился сам Сталин. Берия просматривал на ноутбуке биографии гитлеровских военачальников и зачитывал выдающиеся, по его мнению, подробности. Волков записывал подробности в школярскую тетрадочку грязно-фиолетового цвета и рассуждал вслух:

— Набор индивидуальностей! Как Гитлеру удалось с этими тараканами половину Европы захомутать — ума не приложу…

Появление Вождя внесло в мирный характер беседы известный дискомфорт. Иосиф Виссарионович это прекрасно знал, поэтому он сразу ответил на неоконченный вопрос Волкова.

— Не нужно недооценивать Гитлера, товарищ Волков. Набор индивидуальностей может увести за собой еще более яркая индивидуальность. Вы считаете, легко было товарищам Ленину и Троцкому организовать октябрьский переворот? Чего стоит только одно выступление Каменева и Зиновьева в газете «Новая Жизнь»! После Октября многие из этих «индивидуальностей» показали свое истинное лицо.

По Сталину было все просто. Было два мнения: его и неправильное. И тот, у кого мнение было неправильным, попал под каток Истории. А не нужно деткам разгуливать по проезжей части! Иосиф Виссарионович как будто прочувствовал эти мысли Волкова и тяжело присел на один из стульев.

— В той статье я выставлен в очень неприглядном свете. Товарищу Сталину тоже бывает больно, не забывайте. Товарищ Сталин тоже человек. Я был вчера с вами резок, Андрей Константинович. Прошу вас: примите мои извинения… мы не имеем права сердиться на потомков, ибо сами подсказываем им методы борьбы с неугодным элементом.

Было заметно, что извинительная речь непросто далась Сталину. Извиняться Хозяин Кремля не очень-то привык и не очень умел. Чтобы разрядить обстановку, Берия позвонил и попросил чаю. Волкову захотелось кофе, но он промолчал. Сталину хотелось вина, но он тоже промолчал. Все трое пили чай с лимоном и овсяным печеньем. Иосиф Виссарионович расспрашивал Волкова о том, какой он видит позицию Советского Союза на политической арене в обстановке надвигающейся экспансии Германии. Андрей Константинович признался, что единственное, что ему приходит в голову — это подчеркнутая нейтральность на дипломатическом фронте, а в реальности — «тактика мелкого фола». Причем, не со стороны Советского Союза, а со стороны Великобритании.

— Понимаете, товарищ Сталин, — говорил он мягко, но убедительно, — мы применим против британцев их собственную тактику: мелкие подлости Германии от анонимных источников с подчеркнутым английским акцентом; шалости в Северном море с применением радиоуправляемых мин; непонятные пожары на румынских нефтепромыслах; неожиданные обвалы на шведских рудных шахтах и диверсии на заводах «Бофорс», где плечом к плечу нынче трудятся шведские и немецкие пушкари. Добрая тетушка по имени «Голландия» исправно предоставляет мощности своих предприятий небезызвестной фирме «Фоккер», а нейтральная Швейцария поставляет господину Гитлеру зенитные автоматы системы «Эрликон».

Сталин молчал. Допил чай, в раздумьях закурил. Лицо у него было непроницаемое.

— А вы, товарищ Волков, случайно не подскажете нам с Лаврентием Павловичем, как нам вырастить скороспелых высококвалифицированных работников тяжелой промышленности. У нас половина лицензий на высокоточное производство валяется без дела — советским людям это пока не по плечу. Помните, намедни мы это уже обсуждали?

Волков хмуро ответил:

— А на моей памяти нам так и не удастся конкурировать с Западом. Разве что в области вооружений. И это отчасти из-за проклятой Второй Мировой войны. А сколько лжи, связанной с ней, выльется на голову потомков…

— Верю! — пробурчал Сталин из своего угла, — хотя нападение Германии мне по-прежнему представляется маловероятным. То-то Шапошников поломает голову, когда я ему предложу разработать стратегический мобилизационный план без учета начальной фазы. Неужто немцам удастся скрытно подвести войска к границе? А что наша разведка? А зачем, товарищ Берия, нам такая разведка, которая не замечает перемещения огромных масс неприятеля у себя под носом. Может, пошлем такую разведку подальше — подымать Нечерноземье?

Почти целый месяц для Волкова вечера протекали в форме вопросов и ответов. Вождь уподобился самому скрупулезному и дотошному следователю с какой-нибудь Лубянки: пытался поймать Андрея Константиновича на противоречиях. Иногда они с Берией как будто в шутку устраивали перекрестные допросы, но за милыми улыбками Волков видел настороженные взгляды. Нарком был моложе и еще не растерял всего отпущенного ему Богом человеколюбия и гуманизма. Но Иосиф Виссарионович являлся тертым калачом. В молодости ему довелось поработать и налетчиком, и просто экспроприатором, а также приобрести другие полезные навыки профессионального революционера. Господь Бог ему более не являлся во сне, поэтому он предпочел о происшедшем забыть и даже ни словом не обмолвился Волкову. Поэтому с позиций здорового прагматика (словосочетание было абсолютно не в ходу) пытался понять: где он и что упустил.

В конце-концов, Андрей Константинович «фишку просек». Посоветовать Сталину воспользоваться услугами психиатра не осмелился бы никто, сам он навыками психовоздействия на личность почти не обладал. Пришлось воспользоваться тактикой перманентного убеждения. Ему приходилось выворачиваться из собственной шкуры, чтобы Сталин четко усвоил несколько истин. Первое: воевать Красная Армия пока не умеет. Второе: Гитлер — человек больной (с прогрессирующей манией величия), беспринципный и непредсказуемый. Третье: победить немецкую армию на раннем этапе военных действий можно только еще более совершенными формами борьбы. Четвертое: работа с кадрами. С любыми. С военными, гражданскими — без разницы. В стране слишком мало специалистов, даже хреновых.

В один из первых мартовских дней вернулись к старому больному вопросу о количестве офицеров в Красной Армии. Старый мудрый вояка, Борис Михайлович Шапошников, закончивший Мировую войну в качестве полковника, был с Волковым не согласен.

— Да, вы совершенно правы, товарищ Волков — в Красной Армии имеется переизбыток офицеров. Но это только одна сторона медали. По сравнению с любой из европейских армий у нас наблюдается превышение количества офицеров в полтора-два раза в процентном соотношении. Причины этого кроются в откровенной слабости унтер-офицерского… сержантского состава. И такая ситуация наблюдается вот уже чуть ли не полвека.

Волков молча кивал головой и слушал. Все было правильно. В Советской Армии девяностых годов наблюдалась та же картина. Многочисленность офицеров и прапорщиков компенсировала чисто номинальные функции младших командиров, к которым относится весь сержантский состав. И не поселишь сверчка-командира отделения в казарму вместе с личным составом, потому как и «в падлу» это, да и «сверчков» нет. Зарплата у лейтенанта — командира взвода не превышает 220 рублей. Он ночует дома (где хочет), а по утрам отправляется на службу. Сколько должны платить «сверчку», который тянет лямку наравне с солдатами и ночует там же? 180? А нахрена ему это надо?

Андрей Константинович раскрыл ноутбук и глянул в свежевнесенные данные.

— Товарищ Шапошников, а вы считаете, что сержанта подготовить тяжелее, чем офицера?

— Глупый вопрос! — хмыкнул генерал армии, — прошу прощения, не хотел вас обидеть.

— Какие, к дьяволу, обиды! — махнул рукой Волков, — просто получается, что за неимением серебра мы используем золото. Сколько нынче получает командир взвода, рублей пятьсот?

Сталин молча курил, Шапошников вздохнул, Берия поскребся в затылке.

— Точно знаю, что среднее денежное довольствие командира батальона с этого года будет около восьмисот пятидесяти рублей.

— Так! — удовлетворенно крякнул Волков, — допустим, командир взвода получает пятьсот. Будет получать. Значит, в процессе увеличения численности армии (а от этого никуда не денешься) оставляем пятьсот рублей, как оклад для вновь изобретенного «сверчка», а командиру взвода положим рублей шестьсот пятьдесят — семьсот. На сегодняшний день по моим данным в Красной Армии насчитывается около ста сорока тысяч офицерского состава. Даже если перед войной нам придется увеличить численность войск до двух — двух с половиной миллионов, то количество офицеров мы сохраним на прежнем уровне. Увеличение командного состава будет прежде всего за счет «сверчков-контрактников».

— Каких еще «сверчков»? — не понял Сталин, — что-то вас, товарищ Волков, заносит из военной науки в какую-то энтомологию.

— «Сверчок», то есть — сверхсрочник, — пояснил Берия.

— Не из числа же «наиболее подготовленных солдат» мы будем набирать унтеров! — хмыкнул Андрей Константинович, — это же вечный геморрой на тему «а чо я?»