Красный опричник - Дмитрий Беразинский

Сталин болезненно поморщился.

— Мои врачи говорят, что чрезмерное потребление крепких напитков плохо действует на печень.

Волков хмыкнул, но ничего не успел сказать, потому что внесли поздний ужин. Картофель с рыбным ростбифом. Сырные оладьи и неизменный вечерний кефир для Сталина.

— Что принести вам, товарищ Волков? — поинтересовался Поскребышев.

— Благодарю, — отозвался Андрей Константинович, — я поддержу товарища Сталина кефиром. Вещь полезная, особенно на ночь.

Сталин ничего не сказал, лишь усмехнулся в усы. Но когда Поскребышев вышел, спросил:

— А правда, товарищ Волков, что вам уже за шестьдесят?

Собеседник улыбнулся.

— Вам, товарищ Сталин, скажу как на духу. Где-то около шестидесяти. Плюс-минус несколько лет. Когда большую часть жизни проводишь в таких местах, где даже само понятие времени непостоянно, как-то возраст теряет свое значение. Четверть века — здесь, еще четверть — в другом месте, десять лет — в средневековье Геи… да, около шестидесяти лет. По местному летоисчислению.

— А самочувствие? — осторожно спросил Иосиф Виссарионович. Он очень осторожно касался личных тем, но вопросы здоровья и самочувствия для него были актуальны.

— Когда как, — осторожно ответил Волков, — но у меня улучшена регенерация клеток, так что об очень плохом самочувствии говорить не приходится.

Он говорил тоже тактично, ни словом не обмолвившись о личном враче-симбионте и не намекая на возможность собственного долгожительства. Понятно, что любой человек чувствует собственную ущербность рядом с родственником Мафусаила. Однако Иосиф Виссарионович не настаивал на подробностях и просто предложил выпить под рыбу белого вина — как оно положено у «проклятых буржуинов». Все это время он присматривался к Волкову с хитрым прищуром, а после доброго глотка вина заметил:

— Да вы никак робеете, товарищ Волков?

Сидящий напротив пожал плечами.

— А вы представьте себе, что вам выпала честь вот за просто так посидеть за столом с Петром Великим. Не оробели бы?

— Хм! — сказал Сталин, — вынужден признать… не только робел, но и предпочел бы вовсе уклониться от трапезы. Говорят, наш великий предок был за столом невыносим. А что, товарищ Волков, может и обо мне у ваших… хм, современников бытует подобное мнение?

Внезапно Вождь что-то вспомнил и пристально взглянул на собеседника.

— Андрей Константинович, а позвольте мне взглянуть на одну статью в вашей энциклопедии. Интересно было бы ознакомиться…

— С какой статьей? — чувствуя подвох, переспросил Волков.

— Коротенькое такое название, — желтые глаза Сталина загорелись мрачным огнем, — называется она… «Сталин»!

Андрей Константинович поперхнулся белым вином. Иосиф Виссарионович участливо протянул салфетку.

— Что с вами, товарищ Волков? Или в этом вашем «вместилище знаний человеческих» нет статьи с таким названием.

— Есть такая статья, — хмуро ответил собеседник, — только зачем портить такой хороший вечер?

— Покажите мне эту статью! — потребовал Сталин, — не нужно меня щадить.

И все-таки Волков попытался «умереть достойно».

— Имейте в виду! — предупредил он любознательного Вождя, — мнение составителей энциклопедии не всегда и не во всем совпадало с мнением народа…

— А еще частенько формировало его! — произнес Сталин в стиле Троцкого.

Спорить было не с руки. Волков молча отставил от себя столовый прибор и придвинул ноутбук. Программа энциклопедии загрузилась быстро, но еще быстрее набиралось шесть букв партийного псевдонима человека, сидящего напротив. Мысленно попрощавшись с этим светом, Андрей Константинович развернул ноутбук экраном к Вождю Народов, а сам встал и прогулялся к темному окну. Где-то внизу чернели силуэты елей Энгельмана, в простонародье — голубых елей. В темноте цвет их лапок был неразличим, лишь ощущалась излишняя пушистость по сравнению с обычной елью. Чуть дальше их возвышалась кремлевская стена, по которой прогуливалось несколько характерных силуэтов.

— Какой позор! Да в этой вашей энциклопедии свыше двух третей вранья! Какая чудовищная однобокость! Уходите, товарищ Волков! Уходите и вашу чудо-аппаратуру унесите с собой! Я в нее не верю!

Волков молча выключил ноутбук и засунул его в сумку.

— Мне очень жаль, Иосиф Виссарионович! — сказал он на прощанье.

За его спиной о стену разбился графин с недопитым вином. Поскребышев привстал в изумлении.

— Что это было? — спросил он.

— Товарищ Сталин очень обиделся, — кротко сказал Волков.

— На кого? На вас??? — на лице секретаря медленно проступал ужас.

— Нет! — ответил Андрей Константинович, — на проклятых империалистов. И, отчасти, на товарищей по партии.

В шесть утра в дверь его квартиры постучали. Явившийся полчаса тому назад Алеша Приходько открыл дверь. На пороге стоял Берия. Не говоря ни слова, он бросился к кровати Волкова и принялся ее трясти.

— Что вы наделали! — горько воскликнул он, — товарищ Сталин позвонил мне в три ночи! Что вы ему такого наговорили?

Мгновенно проснувшийся хозяин принял сидячее положение.

— Прекратите мне «дембельский поезд» устраивать! — строго сказал он, — говорите толком: что случилось?

— Я это и хотел бы знать! — разгоряченный Берия сел на стул и снял с головы шляпу с налипшей на нее мелкой порошей, — он сказал, что у него появились веские причины не доверять вам. Что вы натворили?

— По просьбе товарища Сталина я показал ему статью в энциклопедии. О нем. Просьба была весьма похожа на приказ.

— Черт возьми! — растерянный Лаврентий Павлович достал из бокового кармана футляр с пенсне и принялся его протирать носовым платком, — а я уж места себе не находил. Думаю, ошибся товарищ Берия в товарище Волкове…

Волков тем временем надел галифе и уже облачался во френч.

— Надеюсь, — произнес он голосом старорежимного полковника, — что вы, господин Главный комиссар Государственной Безопасности окажете мне честь и позавтракаете у меня? Как говорится, война войной, а обед по расписанию.

На кухне сержант госбезопасности Приходько уронил кастрюльку. На его памяти никто не обзывал наркома внутренних дел «господином». К его удивлению, Берия ничего не сказал. Только буркнул:

— Ну и нервы у вас, господин генерал-секретарь Её Величества!

Оба собеседника фыркнули, точно удачно нашкодившие коты. На кухне горевал Приходько. Кастрюлька с овсяной кашей упала так удачно, что испачкала ему сапоги по самые голенища.

— Беги, несчастный! — сказал ему Волков, появляясь на пороге, — отмой эту жуткую овсянку и неси нам с Лаврентием Павловичем яйца с беконом и что-нибудь из салатов. Не забудь про аперитив!

— А-пе-ри-что? — переспросил адъютант, — какое-то слово ненашенское…

— Двухсотграммовый графинчик с кислятиной, ё! — объяснил Андрей Константинович, — кислятина может быть любая: абсент, текила, глинтвейн, ром. Только не приноси граппу — у меня от нее изжога.

— У меня стойкое подозрение, — начал Берия, когда адъютант отправился в столовую, — что я зря вам рассказывал про грузинские вина. Судя по вашей осведомленности, товарищ Волков, вы до революции были половым в «Континентале».

— Разве что в прошлой жизни, — согласно кивнул Волков, — а то и в позапрошлой. Лакейство — не интеллект, просто так не выветривается. А давайте, любезнейший Лаврентий Павлович, сегодня надеремся и на работу не пойдем. Посмотрим, как старик без нас обойдется…

— Уж он точно обойдется, — уверенно ответил нарком, — так что двести грамм на двоих — это максимальная утренняя доза. Если кислятина, конечно, градусов под сорок. Вам то ничего, товарищ Волков, а вот я элементарно поплыву.

Быстрый на ноги Приходько быстренько доставил из кремлевской столовой французскую солянку и яйца «бенедикт». В никелированном металлическом судке плавало несколько колбасок. Берия скептически посмотрел на яйца без скорлупы, сваренные в крутом кипятке, но не сказал ни слова.

— А про а-пери-тив шеф ничего не знает. Вот, передал маленький графин коньяку-с…

— А с чего это ты расшаркался? — подозрительно посмотрел на него Волков.

— А от нас наслушался, — догадался Берия, — не обращайте на это внимания, сержант. Лучше накрывайте на стол — у нас с Андреем Константиновичем много работы.

Ближе к концу рабочего дня в кабинет Волкова заявился сам Сталин. Берия просматривал на ноутбуке биографии гитлеровских военачальников и зачитывал выдающиеся, по его мнению, подробности. Волков записывал подробности в школярскую тетрадочку грязно-фиолетового цвета и рассуждал вслух:

— Набор индивидуальностей! Как Гитлеру удалось с этими тараканами половину Европы захомутать — ума не приложу…