Дети железной дороги - Эдит Несбит

– Этому туннелю никогда не будет конца, – заявила она после этого с недовольным видом.

И дорога назад почему-то действительно показалась обоим длиннее, чем когда они шли на поиски «гончего».

– Держись, – ответил ей Питер. – Все когда-то кончается, только надо упорно идти вперед.

Совершенная истина, о которой полезно помнить, если жизнь ваша вдруг омрачилась досадными ситуациями вроде дополнительных школьных заданий или сурового наказания, и вам кажется, что никто никогда вас больше не будет любить и вы сами тоже никого больше любить не сможете.

– Ура! – прокричал вдруг Питер. – Свет в конце туннеля! Правда, похоже на дырку в черной бумаге, если ее проколоть иголкой?

«Дырка» с каждым их шагом становилась все шире и шире. На стенах туннеля горели синие лампы, в свете которых Питер и Филлис уже могли видеть гравий у себя под ногами. Стало теплее, воздух посвежел. И вот уже их осветило яркое солнце, и они увидали по обе стороны от пути яркую зелень деревьев.

Филлис шумно вздохнула.

– Вот сколько ни проживу еще, никогда не пойду в туннель. Даже если там еще двести тысяч миллионов таких вот «гончих» в красных фуфайках со сломанными ногами останутся!

– Не будь глупой кукушкой, – как всегда в таких случаях, осадил ее Питер. – Нам нужно будет туда вернуться.

– По-моему, с моей стороны хорошо и храбро, что мы пошли туда, – сказала она.

– Нет, – возразил ей Питер. – Мы пошли туда не потому, что ты храбрая и хорошая, а потому что мы с Бобби не подлые. Интересно, где здесь ближайший дом? Я за деревьями ничего не вижу.

– Вон там какая-то крыша, – указала вперед Филлис.

– Это сигнальная будка, – разглядел в свою очередь крышу Питер. – А с сигнальщиками, когда они на дежурстве, разговаривать запрещено. Это противоречит правилам.

– А мне лично после туннеля совсем не страшно противоречить правилам! – первая кинулась вдоль путей по направлению к будке Филлис.

Питер помчался следом.

Солнце палило немилосердно, и добежали они до сигнальной будки такими разгоряченными и запыхавшимися, что у них едва хватило дыхания прокричать хором:

– Эй!

Задрав головы, они смотрели на окна, но в них никто не показывался. Сигнальная будка была безмолвной, словно пустая детская комната. Они поднялись по железной лестнице с разогретыми солнцем поручнями ко входу и заглянули в открытую дверь. Передние ножки стула сигнальщика задрались в воздух, потому что он не сидел на нем, а почти лежал, прислонившись к стене. Голова его свесилась набок, рот был открыт. Сигнальщик крепко и безмятежно спал.

– Просыпайтесь, буря вам в шляпу! – гаркнул таким жутким голосом Питер, что в помещении зазвенело.

Сделал он это намеренно, ибо сон во время дежурства грозил сигнальщику увольнением, не говоря уж о риске для поездов, безопасность которых зависит именно от его работы.

Сигнальщик даже не шевельнулся. Питер к нему подскочил и начал трясти. Тот медленно потянулся, зевнул и вдруг, с видом бешеного маньяка схватившись за голову (как позднее сказала об этом Филлис), разразился истошными воплями:

– О, милостивые святые небеса! Это же сколько сейчас-то времени?

– Двенадцать тридцать, – проинформировал его Питер, потому что именно это указывали стрелки часов с круглым белым циферблатом, висевших над приборной доской.

Сигнальщик, тоже на них взглянув, вихрем кинулся к приборной доске, на которой немедленно начал тыркать в разные стороны рычаги и переключатели. Приведенный в движение механизм заскрипел и затих, а мужчина плюхнулся снова на стул. Лицо его было бледно, лоб покрылся крупной испариной. «Словно роса на белой капусте», – как позже сказала Филлис. В довершение ко всему его еще и трясло. Дети видели, что творится с его огромными волосатыми руками, и это была, как позже отметил Питер, совершенно не мелкая, а вполне себе крупная дрожь. Он посидел так какое-то время, трясясь и шумно втягивая ртом воздух, а потом грянул:

– Слава Тебе, Всемилостивейший Боже, что они пришли, когда они пришли!

Плечи у него стали вздыматься и опускаться, лицо покраснело, и он зарыл его в огромные, густо поросшие черным волосом кисти рук.

– Ой, не плачьте, не плачьте, пожалуйста, – принялась оглаживать его по широкому плечу Филлис, в то время как Питер весьма добросовестно застучал кулаком по второму.

И им пришлось делать это довольно долго, даже поезд за это время прогрохотал мимо будки, пока совершенно сломленный тем, что произошло с ним, сигнальщик, перестав плакать, вытер лицо красным с лиловыми и белыми подковами носовым платком. И слова после этого произнес такие:

– Мне непростительно стыдно, что я тут расхлюпался, как какой-то ребенок. А вы-то чего здесь вообще забыли? – неожиданно разозлился он. – Не знаете разве, что это категорически запрещено!

– Знаем, – ответила Филлис. – Но я не боялась сделать неправильно, поэтому все получилось правильно. Вам же не жалко, что мы пришли?

– Благослови вас Бог, – мигом сменил гнев на милость сигнальщик и, чуть помолчав, добавил: – Это позор так заснуть на дежурстве. Коли об этом узнают, даже пускай и беды не случилось…

– Никто ничего не узнает, – не дал ему договорить Питер. – Мы не ябеды. Но все-таки вы не должны были спать на дежурстве. Это опасно.

– Расскажите мне лучше что-то, чего я не знаю, – буркнул сигнальщик. – Но я ничего поделать не мог. Вот так и думал, именно это стрясется, а подмены мне не нашли. Я ведь за последние-то пять дней и десяти минут не проспал. Сынишка мой маленький болен. Врач говорит, у него эта… пневмония, а ухаживать-то за ним некому, окромя меня да его сестры-малолетки. Такие дела, – вздохнул он. – Но девчушке-то нужно поспать. Вот я все ночи-то напролет и подле него. Опасно? Ну да, кто же спорит. Можете доносить на меня теперь.

– Да говорят же вам, что не станем, – возмутился Питер.

Филлис же, пропустив мимо ушей все, что сказал сигнальщик, кроме его самых первых слов, как ни в чем не бывало проговорила:

– Вы попросили нас рассказать что-то такое, чего вы не знаете? Так вот я сейчас вам и расскажу. Там, в туннеле, находится мальчик в красной фуфайке, и у него нога сломана.

– А зачем его понесло в этот проклятый туннель? – нахмурился сигнальщик.

– Вы, пожалуйста, не сердитесь, – ласковым голосом продолжала Филлис. – Мы не сделали ничего плохого. Только пришли и вас разбудили, и это было совершенно правильно.

Тут Питер, перехватив нить разговора, быстро растолковал сигнальщику, каким образом мальчик оказался в туннеле.

– Ну уж не знаю, чем вам смогу помочь, – внимательно его выслушав, произнес тот. – Мне это место оставить нельзя.

– Но вы, наверное, можете нам посоветовать, как найти кого-то такого, кому не надо сейчас сидеть в будке, – Филлис по-прежнему говорила с ним терпеливо и ласково.

– Вон там ферма Бригдена. Видите, дым средь деревьев идет, – указал рукой на окно сигнальщик, лицо которого снова стало каким-то брюзгливым и недружелюбным.

– Ну, тогда до свидания, – первым направился к двери Питер.

– Нет, погодите минутку, – окликнул сигнальщик и, засунув руки в карман, вытащил горсть монет. Множество пенни, несколько шиллингов, шестипенсовиков и полкроны. Выхватив из горсти два шиллинга, он протянул их детям. – Вот, я вам это даю, чтоб вы про сегодняшнее держали язык за зубами.

На миг повисла тяжелая пауза.

– Ну и гадкий же вы человек, – с отвращением бросила Филлис.

Питер, шагнув к сигнальщику, ударил его по руке. Монетки, звеня, покатились по полу.

– Если что-то и может заставить меня донести на вас, то именно это, – гневно проговорил он. – Пошли отсюда скорее, Фил, – с пылающими щеками позвал он сестру.

Филлис замешкалась подле сигнальщика, который стоял, по-прежнему протянув к ним руку, и, взяв его за нее, сказала:

– Питер вот рассердился, а я вас прощаю. Вы не в себе, иначе бы никогда такого не сделали. Я знаю, что недостаток сна сводит людей с ума. Мне это мама однажды сказала. Надеюсь, ваш маленький сынишка скоро поправится и…

– Идем, Фил, – раздался настойчивый призыв Питера.

– Даю вам самую торжественную клятву, что мы никому ничего не расскажем. Давайте же поцелуемся и будем друзьями, – сказала она сигнальщику, наслаждаясь собственным благородством, которое побуждало ее положить конец ссоре, хотя не она была в ней виновата.

Сигнальщик, склонившись к ней, поцеловал ее в щеку.

– У меня точно сейчас с головой никуда, сестренка, – виновато проговорил он. – Ну, беги теперь домой к маме. А обижать я вас не хотел.

И Фил, с легким сердцем покинув душную сигнальную будку, последовала за братом к ферме.

Когда люди с фермы, несущие накрытый попонами кусок плетня длиной в человеческий рост, прошествовали под предводительством Питера по туннелю, Бобби была обнаружена крепко спящей. Джим тоже спал, ибо, как объяснил впоследствии доктор Форрест, его измучила боль.