Земные пути - Святослав Логинов

— Какие родители?… Они уж сколько лет как померли. И жены не было. Кто ж ко мне на хутор пойдёт бедовать? Я на островах жил навроде бирюка. Всё хозяйство один держал. При прежнем кёниге можно было жить, а новый — Корноухий Фирни — меня по миру пустил.

— Тебя послушать, — перебил Вегел, — так тебе под семьдесят должно быть, а поглядеть, так не больше сорока. Если ты при старом кёниге своим домом жил, так сколько тебе лет?

— Может, и семьдесят, — спокойно отвечал Торп под общий смех, — кто ж в лесу годы считает? Живётся, ну и хвала богам… — Торп потряс головой и спешно поправился: — То есть я хотел сказать: вот и хорошо.

Так Ист и не понял, зачем учитель прислал сюда Торпа да и присылал ли вообще. Может быть, того сюда случайно занесло.

Теперь Торп стоял возле своей Толстухи и пристально глядел на выползающую к городскому валу колонну. Должно быть, так же спокойно одинокий лесовик ожидал в лесных засидках, когда беспечная добыча коснётся браконьерской снасти, чтобы не оставить осторожному зверю никакой возможности уйти от охотника.

— Давай! — выдохнул Ист и махнул рукой.

Одна за другой пушки подпрыгнули на своих станинах. Стремительный огонь рванулся из запальника и широкого дула. Клубы густо-чёрного, воняющего серой дыма заволокли стену, не позволяя противникам видеть друг друга. Хотя и без того человеческий глаз не способен уследить за полётом пушечного ядра. Один Ист мог бы увидеть, что все три выстрела пропали даром: каменные ядра описали дугу высоко над головами атакующих и взрыли землю на склоне холма, так далеко от стен, что никакая катапульта не смогла бы кинуть камень и на треть этого расстояния. Но неуязвимому богу в этот миг пришлось всех хуже. Его не коснулся рвущий уши грохот, не заставила закашляться и зажмурить глаза удушающая сернистая вонь; однако близкий выстрел контузил его, как если бы каменное ядро ударило прямо в грудь. Недаром простонародная молва и изощрённая схоластика сходились в одном: в мире может быть техника или волшба, а вместе им не бывать. Недаром одичавший лесовичок Сатар и бессмертный Хийси в один голос твердили: наука или магия, а там, где они сходятся, не остаётся места ни волшебству, ни богу.

Впервые Ист оказался рядом со столь изощрённой и сокрушительной машиной, и механическое действо, незримой силой заставившее камни улететь вдаль, с той же силой ударило по магическим способностям, сверхъестественным чувствам и нематериальной сути бессмертного. Не ожидавший удара Ист покачнулся и едва не упал. Никакие пинки, которыми награждал его Хийси, натаскивая для будущих бед, не могли сравниться с бездушным взрывом. Не будь взрыв рождён техникой, магия оградила бы Иста, но сейчас именно она оказалась под ударом. Теперь Ист знал, почему боги, стравливая людей в битвах, стараются в это время быть где-нибудь подальше, хотя, казалось бы, из гущи сражения легче полной мерой черпать силу.

Ист стоял, оглушённый, потерянный, и не мог понять, отчего кричат сгрудившиеся на стене люди, ликуют они или вопят от ужаса.

Между тем военные последствия выстрела оказались куда сильнее, чем могла бы предположить самая смелая фантазия. Если уж бессмертный бог не сразу сумел прийти в чувство, то что говорить про несчастных ящериц, существующих только благодаря изощрённой, но слабой человеческой магии?

Неудержимо шагающие фуэты разом остановились, споткнувшись на ровном месте, по морщинистой шкуре прошла дрожь, и больше погонщики не дождались ни единого движения. Уродливые морды ткнулись во взрытую землю, дым, курившийся меж конических зубов, вытекал тонкой струйкой и вскоре иссяк. Фуэты были мертвы.

В ту минуту ещё никто не знал, что после пробного залпа механических чудовищ сдохли не только те четыре фуэта, что попали под выстрел, но и все остальные — те, которых кёниг Ансир держал в резерве, и те, не вошедшие в полную силу, что выращивались в заболотном глухоманье, выкармливались кровоточащим мясом и горючей смолой под заунывное пенье ворожеев непобедимого Галахана. Никто покуда не догадывался, что с первым пушечным выстрелом мир стал иным и на полях сражений магия окончательно и бесповоротно побеждена новым, немагическим искусством.

А пока внизу оторопело молчали, будучи не в силах понять, что случилось, а на стенах вопили, размахивали руками и хохотали, искренне веря, что три каменных ядра действительно сумели убить четырёх опасных зверей, которые только что по-хозяйски двигались к воротам.

После гибели нежно любимых чудовищ кёниг Ансир хотел немедленно снять осаду и скрыться за болотистыми пустошами, что искони охраняли его владения, но герцог Лиезский, никогда слишком не рассчитывавший на магические силы, не позволил уйти ненадёжным союзникам. Война, тягучая и никому особо не нужная, продолжалась. Трудно было сказать, на что надеялся герцог: город был хорошо укреплён, и блокировать его с моря купеческими кораблями было бы безнадёжным предприятием. Тем не менее войска продолжали стоять под стенами, сантонские бароны, закованные в латы, выезжали к стенам, вызывали подлых трусов на благородный поединок и, не дождавшись сатисфакции, возвращались в лагерь. Несколько раз по баронам палили из малой пушечки и наконец попали. Трёхфунтовое ядро из Свирельки убило оруженосца вместе с конём, а благородного рыцаря скинуло наземь, заставив долго подниматься под свист и улюлюканье с городских стен.

— Не пойму, чего они ждут. Нас им не взять и за сотню лет. Мы живём в домах, они — в шатрах и палатках. Подвоз продовольствия ничуть не затруднён, а герцог в части провианта полностью зависит от ненадёжного союзника. В этой войне не будет ни славы, ни добычи — что ему нужно?

Ист стоял на бруствере, облокотившись на одну из пушек, посадник Каре, огромный, сухой, как щепа, и такой же просмолённый, стоял рядом и, казалось, не слушал, что ему говорят. Тем не менее, едва Ист умолк, бывший корабел покачал головой и негромко произнёс:

— Что ему нужно — того не ведаю, а что они тут сидят — худо. Сам посуди — торговли нет, берег в блокаде, ни нам никуда не поплыть, ни добрым гостям на наш торг не попасть. Торговле от этого беда, а корабельному делу и того хуже. От войны только войне польза бывает. Так-то вот. Ты хоть лицом с нами и схож, а всё нездешний, наших забот тебе не понять.

— Может быть, и не понять… — задумчиво протянул Ист, — но кое-что я понял. Значит, говоришь, от войны бывает польза только войне? А я-то гадаю, что происходит… Ну что ж, спасибо тебе. Я вот что подумал: а не послать ли корабли прямиком в Монстрель? Пощупаем, чем герцог жив.

— Верных людей у меня мало… — проворчал Каре. — Если сейчас ватагу на Монстрель послать, то как бы родной Хольмгард не проворонить. Те, что останутся, герцогу ворота не откроют, да боюсь, что и нам тоже.

— А если не ватагу посылать, а нескольких говорливых людей с подмётными грамотами? Взбунтуем Монстрель, герцог здесь недолго усидит.

Каре задумался на пару долгих минут, потом с сожалением вздохнул:

— Ничего не выйдет. Это мы бунтовать горазды, а у них там оракул морского бога. С авгурами шутки плохи: разнесут недовольных — только перья полетят. Понимать надо, хоть мореходы и зубоскалят, что, мол, ихний Басейн супротив нашего Ньерда слабак, но у них настоящие волшебники, наши в том числе, а тут — никого.

— Об этом не думай, — успокоил Ист. — Оракул вмешиваться не станет. Слыхал, что в Норгае с храмом было? Вот и они слыхали.

— Не нравится мне это! — Посадник в сердцах ударил кулаком по ладони левой руки. — Всюду боги, волшебники, тайны паршивые! Простому человеку повернуться некуда. По-моему, бог нужен, только чтобы ему в праздник жертвы приносить, а в остальное время хоть бы его и вовсе не было — не заплачу. Ну да что с тобой делать, — Каре наклонился к Исту, с высоты саженного роста заглянул в глаза, — пошлю людишек. Но ты помни, их головы в твоей руке. Сгубишь посланных — не прощу, найду хоть в Монстреле, хоть в Норгае. — Каре помолчал немного и добавил совсем тихо: — Не думай, я знаю, что творится в моём городе. И что ты далеко не каждую ночь проводишь здесь, мне известно. То, что в Норгае ты делал, мне тоже известно. Надеюсь только, что у меня дома колдуну работы не найдётся. А в Монстреле делай что хочешь. Сумеешь разбить оракул или уговорить его не вмешиваться — хорошо. Не сумеешь… — Каре круто развернулся и, не договорив, начал спускаться со стены.

Ночью три лёгких судёнышка убежали через пролив, а на следующий день на островном берегу высадилось пришедшее из Монстреля подкрепление. С купеческих карбасов сгрузили несколько закупленных в Лютеции баллист и начали подводить лагерь ближе к городским стенам. Работы продвигались медленно, осаждающие понимали, что если попросту поставить камнемёты напротив стен, то они в тот же день будут разбиты пушечными выстрелами. Молодецкий приступ грозил превратиться в многомесячное копание в каменистом норландском грунте. Рыцари были недовольны: солдаты бузили и пьянствовали, а согнанный отовсюду подневольный люд неохотно ковырял землю, возводя вал, из-за которого баллисты могли бы безопасно швырять камни.