Земные пути - Святослав Логинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не мог бы уменьшить свои размеры? — попросил Ист. — Я привык разговаривать, глядя в лицо собеседнику, а сейчас не знаю, куда смотреть — то ли поверх твоей головы, то ли в промежность этому дуболому.
Басейн вздохнул согласно и покорно съёжился, уменьшившись почти до своих настоящих размеров. Впрочем, кучерявую бороду, суровое лицо и ледяные глаза он сохранил.
— Я хочу знать, — спросил Ист, — кому принадлежит этот город. Если он твой, то что делает герцог по ту сторону пролива?
— Город… — Басейн уже не грохотал, а скрипел ворчливо, — хотел бы я знать, кому он принадлежит… Хольмгард — это тоже мой город, меня там чтили превыше всего, а ты пришёл и забрал! И здесь меня чтут, а Галахан явился и поднял герцога на войну.
— А ты?…
— А меня ваши войны не интересуют. Островитяне с материком всегда воевали, а я и тех и других топлю одинаково. Справедливость, понимаешь ли…
— Я так понял, — жёстко проговорил Ист, — что тебя не волнует, кто стоит во главе города.
В таком случае я рассчитываю, что ты не станешь вмешиваться, ежели здесь начнутся события.
— Как я могу не вмешиваться? Это мой город!
— В таком случае пусть герцог сидит здесь, а не под стенами Хольмгарда. Что предсказал ему твой оракул перед походом?
— Представления не имею, — совершенно искренне ответил Басейн.
— Вот как?… Пусть будет так… — протянул Ист. — Но ты обмолвился, что герцог служит не тебе, а жирномордому Гунгурду… Почему же ты не хочешь, чтобы власть герцога в городе пала?
— А если вместе с ней падет и оракул?… — ничуть не внушительно взвизгнул повелитель морских пучин.
— Оракул Желя в Норгае ничуть не пострадал, когда власть перешла ко мне, — напомнил Ист, — а сырная ярмарка во время праздника стойл стала знаменита, как никогда.
— Я не имею никакого отношения к сыру, — скривился пеннобородый.
— Но тебе никто не мешает учредить праздник в честь начала лова рыбы или добычи устриц и морских гребешков. И пусть весь город хоть целую неделю ликует в твою честь, я возражать не стану. Давай так: в конце ноября у берегов появляются первые торосы, пригнанные с севера осенними бурями. Горожане запасают лёд, а море — штормит. Мне кажется, это самое время для почитания морского бога. Во льду свежие устрицы, освящённые во имя твоё, доедут до самой Лютеции, а ведь там тебя никто не почитает. Подумай, лучше мирная жертва, чем никакой.
— А что скажет Галахан? Да он желчью на меня изойдёт!
— Тебя очень интересует пищеварение старого вояки? Я мог бы справиться с ним и без тебя, но мне не хочется разжигать лишнюю вражду.
— Без меня не справишься. Без меня ни единый корабль не дотянет до берегов континента.
— Я знаю, что ледовитый Ньерд — это тоже ты, — согласился Ист, — но я знаю и ещё кое-что. Конечно, немало окрестного народа живёт морем, но большинство всё же ковыряется в земле и несёт жертвы твоей супруге — Деметре. Забавно, не так ли? Мне казалось, что ни у кого из богов нет семьи. Ленивцу Франу нет дела, что его почитают под женским именем, но думаю, что от праздника в свою честь он не откажется. А бури, в том числе и морские, умеют усмирять Нот и Зефир. Так что не надо переоценивать свои силы. Ты не единственный среди богов, и к тебе я пришёл только потому, что твоё согласие означает скорый мир. Ну так что, в честь нашей победы устроим ярмарку у подножия твоей скалы?
— Я не выступлю против Галахана, — в отчаянии проскрипел подводный бог.
— Тебя никто не заставляет вступать в войну. Ты всего лишь, если кто-то обратится к оракулу, отвечай невнятно. И пусть ближайший месяц на море будет хорошая погода.
— Она и так будет хорошая. Сейчас море мутить — только пуп зря рвать.
— Вот и славно. Значит, договорились? Если птицеголовые авгуры не сунутся в Монстрель, то уже этой осенью жди новых жертв.
Ист вскинул руку в прощальном приветствии и ступил на верхнюю тропу. Уже стоя на волшебной дороге, он успел разглядеть сгорбаченного карлика в засаленной мантии и колпаке звездочёта, который сидел на краешке трона и яростно терзал бороду, не зная, что предпринять в такой неудобной ситуации. Нехорош был вид пеннобородого Басейна, и не хотелось ему верить. Оставалось надеяться, что страх окажется благоразумным советчиком и он подскажет Басейну сидеть тихо и не вмешиваться в борьбу непреклонного бога войны с молодым, но слишком опасным выскочкой.
Покинув обитель анемографии, нефелологии и птероскопии, Ист прямиком направился в Хольмгард, откуда пришли странные вести. Оказывается, ночью кёниг Ансир со всей своей пехотой снялся и ушёл через болота спасать родной городок, к которому с севера приблизилась рать дер Наста. Прослышав о возвращении недруга, снегардский кёниг не стал переть на рожон, а, разграбив несколько окраинных деревень, вернулся в родные пределы. Все происходило как в обычные годы, так что Ист не мог понять: просто так повелитель мечей решил пощупать оборону Ансира или к этому делу приложил волосатую руку старый Хийси. От учителя Ист уже пятнадцать лет не имел ни единой весточки.
Воспользовавшись отсутствием латников, Карс устроил вылазку и спалил с таким трудом доставленные баллисты. Земляные валы, прежде удачно прикрывавшие осадные механизмы от артиллерии осаждённых., теперь не позволили действовать рыцарской коннице. Единственные, кто пытался оказать сопротивление, был десяток арбалетчиков, охранявших скрипучие машины, но их смяли после первого же залпа, а затем хохочущие мастеровые жгли катапульты не торопясь и не опасаясь мести осаждающих. Более того, перед сожжением одна из катапульт была развёрнута, и десяток горшков с пылающей смолой улетел в сторону герцогского шатра.
А на следующий день юркое судёнышко принесло весть: в Монстреле начались беспорядки. Теперь уже герцогу стало не до завоеваний. На немногих уцелевших корабликах, лодках и лодчонках, едва ли не на корытах монстрельское рыцарство устремилось к родным берегам. Исход был столь внезапен, что хольмгардский флот опоздал кинуться в погоню, тем более что корабли были отведены подальше от берега, где их не мог достать греческий огонь.
Случись в эту минуту даже не шторм, а просто небольшое волнение, и половина рыцарей не достигли бы родного берега, но пеннобородый Басейн честно держал своё слово, соблюдая нейтралитет, — водная гладь напоминала зеркало, и самый худой челнок в такую погоду мог пересечь пролив. Войско высадилось миль на двадцать севернее города и спешно направилось к дому, однако там их встретили запертые ворота и камни со стен. Герцог попытался закрепиться в стенах оракула, который прежде и пикнуть не смел против его воли, однако на этот раз ворота и здесь оказались закрыты. Напрасно герцог высылал гарольдов, требуя магистра для объяснений, авгуры на стенах не показывались, лишь пышнобородый привратник проревел мрачное пророчество: “Буря! Скоро грянет буря!”
Власть в Монстреле утекла из герцогских рук без кровопролития и даже без серьёзных грабежей. Цеховые старшины с полуслова договорились с богатыми купцами, а гарнизон, узнав, что оракулу и его дружине до происходящего дела нет, в полном составе перешёл на службу новой власти. Конечно, в городе оставалась и аристократия, и служители воинственного Гунгарда, но их было так немного, что они сочли за благо затаиться или уехать в загородные имения.
Опасаясь распространения мятежа, сантонские бароны один за другим покидали сюзерена, спеша вернуться в имения. Вскоре у благородного герцога осталось не больше десятка рыцарей и личная гвардия под командованием непреклонного Вольдемара де Бейна. Штурмовать с такими силами многотысячный город было невозможно, и герцог, изрыгая проклятия в адрес предателей, отступил на юг в крошечный городок Лиез, где оставались преданные ему земли и откуда он намеревался начать страшный поход на еретиков, изгнавших своего природного господина.
В Норланде тем временем кёниг Ансир, понукаемый своим истинным повелителем, развернул войско и попытался вернуться к Хольмгарду, однако на полпути был встречен городским ополчением. Часть латников и сам кёниг успели скрыться в лесах, однако большинство воинов Гахама нашли свой конец на вересковых пустошах.
Казалось, это была полная победа, но у Иста не шли из головы слова Карса: “От войны только войне польза бывает”. Побеждённый ли, победитель — всяк благодарит воинскую удачу, принёсшую победу или хотя бы просто позволившую остаться в живых. А значит, и побеждённый, и победитель вливают новые силы в божественную суть великого Гунгурда.
Нужно было побыстрей заключать мир и устраивать обещанный праздник копчения сельди, лова ракушек или какого-то иного, но обязательно мирного занятия.
В положенный срок море заволновалось, пронзительный полуночник притащил с севера хрустальные льдины, и одновременно море возле Монстреля зарябило от полосатых хольмгардских парусов. Город обуял страх, и многие в эту минуту пожалели, что неосторожно изгнали герцога Лиезского. Однако корабли остановились посреди бухты, а к берегу пристал лишь один, самый большой, с которого сошёл посадник Карс с золотой булавой в руках. Прямо на причале он обнял городских старейшин и объявил о мире на вечные времена. Городу были поднесены подарки и среди прочего — двести новеньких дубовых бочек, которые островитяне клятвенно обещали выкупить полными лучшего монстрельского вина.