Мальчишки, мои товарищи - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашка и Стасик молча смотрели на голубку.
– Я ее возьму?
Пашка дернул острым коричневым плечом.
– Бери… Зачем?
– Так…
– Лучше нашему Ваське отдать, – заметил Стасик. – Он хоть сожрет, польза будет…
Пашка сказал с неожиданной злостью:
– На помойке крысы гуляют, а ваш Васька дрыхнет на крыльце круглый день.
– Лодырь он, – согласился Стаська.
Я вышел из сарая и свернул за угол дома, где репейник и чертополох были как настоящие джунгли. Но за этими джунглями, у забора, была полоска невысокой травы.
Листья уже чуть подсохли, стали жесткими и царапали руки и плечи, когда я пробирался к полянке. Противно липла к лицу паутина.
Я выбрался на траву, сорвал большой полу-увядший лопух, завернул голубку. Получился небольшой серо-зеленый пакет. Потом я оторвал от старого забора похожую на плоский штык щепку.
И стал рыть землю.
Щепка быстро обломалась и затупилась. Я налегал на нее и уже загнал в ладонь две занозы, но только чуть-чуть разрыхлил почву.
Лоб у меня взмок. Солнце поднялось высоко и жарило спину. Все-таки знойный он был, август сорок четвертого года…
Какие-то липкие мухи надоедливо кружили у лица. Саднящая боль в руке сделалась сильнее, и я решил вытащить занозы зубами, но ладонь оказалась в земле. Я сунул ее в карман, чтобы вытереть о подкладку. В кармане пальцы зацепились за какие-то травинки. Это были остатки укропа, который я заранее нарвал вчера для похлебки.
Тонкие, паутинчатые, они еще сохранили запах, и он был горький, как у полыни. От него скребло в горле.
Закачались репейники, и ко мне вышли Пашка и Стасик.
Я сидел на траве и смотрел на щепку.
Пашка постоял рядом, отбросил ногой щепку и сказал:
– Она же тупая.
Я промолчал. Просто не хотелось говорить.
А тут еще этот запах укропа…
У Пашки в руках был кухонный нож. Вчера он им в сарае ремонтировал клетку, а зачем сейчас взял, непонятно.
Пашка вдруг сел на корточки и ножом стал вырезать квадрат дерна. Резать было неудобно, потому что в левой руке он держал тонкий ломоть хлеба с обкрошенным уголком. Наверно, свой завтрак.
Крошки чернозема прилипали к лезвию. Стаська, стоя над нами, сказал:
– Этим ножом хлеб режут, а ты его в землю тыкаешь.
– Свой-то, небось, не дашь, – хмуро ответил Пашка. Стаська полез в карман и молча потянул складной трофейный “мессер”. Но Пашка не обернулся, и ножик со Стаськиной ладони соскользнул в траву. Стаська так же молча поднял его.
Минуты через две Пашка вырыл четырехугольную ямку.
– Давай, – сказал он.
Я положил в ямку зеленый сверток.
Стаська почесал о плечо свое оттопыренное ухо и последний раз предложил:
– Может, хоть крылья обрезать? Крыльями хорошо сковородки смазывать, мама говорила. Лучше уж…
Павлик тихо сказал:
– Лучше уж заткнись.
Стасик подумал, повернулся и пошел от нас, ломая стебли репейника.
Мы забросали голубку землей. Положили сверху кусок дерна. Чтобы и правда кто-нибудь не отрезал крылья смазывать сковородку. Или чтобы ленивый откормленный Васька не сожрал ее, хрустя жесткими перьями… Раз уж так получилось и не вышло у нас охотничьей похлебки с укропом…
– Чё ты все время лицо трешь, – хмуро, но не сердито сказал мне Пашка. – Лапы все в земле. а он щеки трет и глаза…
– Паутина налипла… Тебе хорошо, трава до плеч, а мне выше макушки. А на листьях вон сколько паутины. Сунулся бы сам…
– Айда домой.
– Ага, – вздохнул я и нагнулся за ножом. Но, наверно, поднимая нож, я смотрел не на него, а на серый ломоть в Пашкиной ладони.
– Хочешь хлебушка? – спросил Пашка.
Я проглотил комок и кивнул.
Пашка взял у меня нож и вытер лезвие о майку. Потом разрезал кусок прямо на ладони. Нож опять упал в траву, а Пашка взял хлебные ломтики в две руки. Они спрятались в его коричневых, с острыми костяшками кулаках.
Пашка протянул мне руки.
– Который?
Я ткнул мизинцем наугад. Все равно: ломтики были одинаковые. Хлеб делить мы умели…
1960 г.
Рик – лайка с Ямала
Когда сын полярного лётчика Тополькова одиннадцатилетний Валерка вернулся из школы, он узнал грустную новость. Отец сообщал в письме, что задерживается на Ямале еще на два месяца, Там была важная работа. «Знаю, что скучаешь, – писал он Валерке, – но сейчас улетать мне нельзя, сынок. Лучше уж сразу сделать так, как нужно, чтобы потом было легче на душе».
В конце письма Топольков обещал, что через несколько дней пошлёт сыну хороший подарок.
Видимо, письмо задержалось на почте, потому что не через несколько дней, а в тот же день высокий неразговорчивый лётчик привёл Валерке серого щенка-лайку.
Валерка придумал щенку имя. Он вспомнил книгу «Айвенго» и назвал щенка Ричардом, а потом стал звать его просто Рик.
Шло лето. Рик стал большим псом. Подрос и загорел до черноты Валерка. Все дни он проводил на берегу реки в дружной компании мальчишек-рыболовов. Ему некогда было скучать. Лишь иногда, услышав в воздухе рокот мотора, Валерка забывал об удочках и следил за самолётом, стараясь разобрать на крыльях номер.
Как-то раз Павлик – Валеркин товарищ – сказал:
– Ты всё смотришь и смотришь, будто знаешь, на каком самолете прилетит отец.
– Я знаю, – ответил Валерка. – Он говорил, что прилетит на своей машине.
– А когда?
– Скоро. На днях.
Они лежали на залитом солнцем берегу. Знойный воздух струился над нагретым песком, и сильно пахло смолой от причаленных к берегу плотов. Валерка, не вставая, швырнул в воду щепку, и Рик стрелой кинулся за ней. Он тут же вернулся к ребятам, держа щепку в зубах, и стал ждать, когда её постараются отнять у него. Но мальчишкам было лень двигаться. Обиженный пес бросил щепку, отряхнулся и лег.
– Хорошая собака, – вздохнул Павлик. – Я бы что угодно за такую не пожалел.
Валерка усмехнулся и, дотянувшись до Рика, потрепал его по мокрой спине.
Лениво шлёпая колёсами, выполз из-за поворота низкий, грязно-белый пароход.
– «Механик» ползёт, – зевнул Валерка и поднялся на ноги. – Надо идти домой, а то опоздаем к обеду.
На свое несчастье, он не опоздал.
Они ворвались в комнату, обгоняя друг друга. Валерка плюхнулся на диван и отбивался ногами от Ричарда. Тот, скаля зубы, носился вокруг.
– Боже мой, – сказала мама. – Шум, лай, крик. Прекратите, пожалуйста.
– Рик, прекрати, пожалуйста! – приказал Валерка. Он поднялся с дивана и стоял, тяжело дыша.
– Устал, – вздохнул он.
– Носитесь, как сумасшедшие, – заметила мама. – Еще бы не устать.
Она оглядела сына. В тёмных волосах запутался сухой листик полыни, светлые царапины виднелись на коричневых плечах. Белая майка в светло-зелёных разводах. Видно, опять где-то пробирался сквозь заросли.
– Ну почему ты всегда какой-то исцарапанный, вымазанный, растрёпанный. Вот Павлик вчера заходил. Чистый, аккуратный.
– Видела бы ты его сегодня, – усмехнулся Валерка.
– Сегодня не видела. – Мама о чем-то задумалась, потом спросила:
– Завтра в нашем институте организуют прогулку на катере. Не поехать ли и нам?
– Поехать, конечно. – согласился Валерка, но потом задумался. – Только вдруг завтра папа прилетит.
– Не прилетит, – сказала мама. – Сегодня пришло письмо. Он пишет, что задержится дней на десять.
– Ну, вот. – Валерка сразу приуныл.
– Ничего, это не долго. Зато завтра поедем на катере. – Она подтолкнула мальчика к двери. – Иди, умойся. К обеду придёт Виталий Матвеевич, а ты на себя не похож.
Виталий Матвеевич был мамин знакомый, они работали в одной лаборатории. Он изредка заходил к Топольковым. Валерка не любил его за привычку разговаривать ненатурально веселым тоном и задавать глупые вопросы.
– Пусть приходит, нам-то что. Верно, Рик ? – вздохнул мальчик. – Идем умываться.
Когда Валерка вернулся в комнату, Виталий Матвеевич сидел уже за столом.
– Салют, компаньеро! – бодро воскликнул он. – Как жизнь?
– Ничего, – буркнул Валерка.
– Значит, завтра едем?
– Вы тоже?
Виталий Матвеевич кивнул и уткнулся в тарелку. Потом спросил, не поднимая головы:
– Рыбачишь?
Он, видимо, считал нужным поддерживать разговор. Валерка проглотил ложку горячего супа и с досадой посмотрел на аккуратную белую нить пробора и маленькие розовые уши собеседника.
– Рыбачу.
Думал он совсем о другом. Вспомнил, что уже начало августа и через десять дней может вполне испортиться погода. Тогда отца ждать бесполезно. «Сначала там будут дожди, потом здесь , аэродром не станет принимать».
– Валерий, ведь с тобой разговаривают, – раздался мамин голос.
Мальчик вздрогнул и взглянул на Виталия Матвеевича.