Мальчишки, мои товарищи - Владислав Крапивин

Перед скамейкой была лужа. В нее падали с тополя сморщенные листья. А один лист упал на носок Галинкиного ботика. Он был желтее других и напомнил Галинке о салфетке на тумбочке в прихожей Гусельникова. И сразу она вспомнила, что на тумбочке осталась книга.

Мир, начавший немного светлеть, снова сделался темным и неуютным. Он сделался расплывчатым, рассматриваемый сквозь ресницы, унизанные злыми слезинками; потому что: «Все не так, все одно к одному и неизвестно, когда кончатся эти беды». Будь учебник ее собственный, Галинка ни за что не пошла бы за ним в ненавистный дом. Но книга из библиотеки…

Она сбросила с ноги отвратительный желтый лист (прямо в лужу: так ему и надо) и хотела подняться. Но глаза закрыли чьи-то широкие теплые ладони. Конечно, эта глупая шутка имела одну цель: еще больше досадить человеку. Резко вырвав голову и обернувшись, увидела Галинка Игоря Стрельникова (из их группы), согнувшего над скамейкой свою длинную фигуру и растянувшего в улыбке широкие губы.

– Чуть не срезался, – объявил он, говоря про зачет. Но увидев красные злые глаза и посмотрев с недоумением на ставшие мокрыми ладони, он спросил:

– О чем слезы?

– Уйди, – сказала она. – Тебе-то что.

Он сел рядом.

– Если из-за зачета, то не стоит. Греков всех завалить старается. Зверь.

В серых глазах Игоря не было ни насмешки, ни любопытства, но было что-то вроде сочувствия. И Галинка рассказала ему, как все скверно, как ей не везет, как она ничего не умеет.

– Хам, – сказал Игорь, услышав про Гусельникова. – Но расстраиваться из-за таких – это бред.

– Да… а книга, – быстро, боясь всхлипнуть, проговорила Галинка.

– И это – вся беда?

Он спросил номер квартиры Гусельникова, велел ждать и ушел, сутулясь и насвистывая. Галинка ждала, глядя, как от пробивавшегося солнца в луже появляются золотые змейки.

Игорь вернулся через четверть часа, с книгой, и сел рядом.

– Ну, расскажи, – попросила Галинка.

С равнодушным видом Игорь сказал:

– Ничего особенного. Позвонил. Открыли. Выходит он из комнаты. Я говорю:

«Девушка здесь была».

Соглашается:

«Была».

«Книгу оставила».

Вынес книгу, потом спрашивает:

«Вы тоже агитатор?»

«Нет, – говорю, – я агент».

«Агент?»

«По страхованию жизни. У вас не застрахована? Советую».

Он заморгал. Тогда я ушел.

Игорь вдруг засмеялся, краем глаза поглядывая на Галинку. Н она тоже засмеялась и подумала, что зачет все-таки сдан, а Гусельников… да ну его! Не все же такие.

Потом они шли по скверу, где среди мокрых ветвей суетились сварливые воробьи. Ветки блестели на солнце и качались, роняя на дорожки капли и сбрасывая листья. С вечернего неба уходили за высокие крыши последние лохматые облака.

Игорь прыгал через лужи и говорил, что будет плавать на семинаре по языкознанию, потому что не записывал лекции.

– У меня есть конспекты. Я тебе дам, но только на один день, не больше. Идет?

– Ну еще бы! – согласился он. – А почерк у тебя разборчивый?

У выхода из сквера они попрощались. Игорь сказал, что ему надо успеть в столовую, которая закрывается в шесть.

Галинке хотела позвать его пообедать у нее дома, но не решилась. Она проводила взглядом высокую фигуру Игоря в черном пальто, очень коротком и потертом.

Через пять минут она была дома. Юрка открыл дверь и спросил:

– Сдала зачет?

– Сдала, – вздохнула Галинка и подумала: «Сейчас шпильку какую-нибудь пустит». Но Юрка сказал:

– Хорошо. А я, Галка, книгу достал про космические полеты. Там фантастический город описан, а в нем дома светящейся краской покрыты. Цветной! И фонарей не надо… Лучше бы училась ты, Галка, на строителя, а потом красила бы дома такой краской. Ты же маляр. А то какой-то пе-да-го-гический институт…

– Ты мне дай потом почитать, – сказала она.

Галинка сварила ужин, и они с Юркой поели. Потом она заснула на диване и не слышала, как Юрка накрыл ее маминым платком.

Ей снился ночной город в свете синих звезд и цветных туманных стен. Галинка шла с работы, и на ее комбинезоне яркими каплями горела светящаяся краска…

1960 г.

Имени погибших…

Костёр догорал. Желтое пламя замирало на обугленных сучьях, и пунцовые угли кое-где уже покрыл тонкий пепельный налёт. Мальчик перестал смотреть в огонь и лег на спину. Глаза его скоро привыкли к темноте, и он увидел, как покачиваются в тёмном небе черные вершины обступивших поляну сосен. Они качались медленно и бесшумно, и синие звёзды плавали от одной вершины к другой.

– Александр! – позвал мальчик старшего брата. – Покажи, где она, звезда Дюгара?..

Брат поднял голову. Оранжевый свет гаснущего костра падал на его лицо с резкими вертикальными морщинами над переносицей и тонким шрамом на подбородке.

– Не увидеть её отсюда, Нааль, – тихо сказал он. – Она светит над южным полушарием.

Они молчали несколько минут. Потом Нааль поднялся и бросил в костёр пару смолистых веток. И огонь ожил, разогнал жёлтыми крыльями темноту, осветил бронзовые стволы сосен.

Мальчик сел рядом с братом.

– Я знаю, что ты полетишь к этой звезде, – заговорил он, швыряя в огонь одну за другой сухие сосновые шишки. – Нара сказала мне, что ты решил. Когда?

Александр взглянул на братишку. Тот сидел, обхватив руками колени и глядя поверх костра. Отсветы пламени пролетали по его лицу, и в тёмных больших глазах дрожали маленькие огоньки.

– Я и сам бы сказал тебе… – начал Александр, чувствуя в вопросе мальчика не упрёк, а скорее просто тоску.

– Ты скоро улетишь, да?..

– Слушай, Нааль, – сказал Александр. – Я расскажу тебе историю Дюгара. Может быть, ты поймёшь, почему я не могу не лететь.

– Я знаю её, – равнодушно сказал мальчик.

– Что ты знаешь? То, что он открыл планету, где воздух совсем как на Земле? То, что во время полёта погиб штурман Резняк, его единственный спутник? А знаешь, почему Дюгар провёл там всего семьдесят земных часов, хотя стремился к своей звезде долгие годы? Он говорил, что нашёл чудесную планету… Там оранжевое солнце поднималось над лиловыми горами, гремели золотые водопады, и от их шума вздрагивали увенчанные бронзовыми цветами громадные черные кактусы, что росли по берегам маленьких зеленых озёр. Голубые заросли карабкались по уступам серых скал к золотистому небу, где бежали розовые клочья облаков.

Каким-то особым чувством Дюгар понял, что нет здесь людей – существ, равных ему, товарищей по разуму.

Он решил перелететь ближе к полюсу и вернулся к космолёту. Здесь его ждала катастрофа: Дюгар обнаружил, что вспомогательные двигатели, необходимые для взлёта, не работают…

Пойми, Нааль, его отчаяние… Всё здесь кричало ему: «Ты навсегда отрезан от родины! Далеко-далеко Земля твоя, Солнце твоё!..» Никому не под силу жить одному, вдали от Солнца, без надежды вернуться на Землю, к людям. Дюгар вынул пистолет. Но умереть он тоже не мог. Нет, он не боялся смерти вообще, но погибнуть, не увидев голубого неба, было выше его сил…

Опустилась ночь. Призрачно засветились скалы, и в тёмно-синее небо всплыла громадная, изумрудного цвета луна. Дюгар равнодушно смотрел на повисший в небе исполинский шар. Сквозь лёгкую дымку атмосферы проступали тёмные пятна материков, ярко-зелёным светом горела гладь океанов. «Я открыл двойную планету,» – подумал Дюгар равнодушно. И вдруг его охватила такая непобедимая тоска по Земле, что он решил взлетать без вспомогательных ракет.

Это было всё равно, что стрелять себе в лоб, надеясь на осечку. Один шанс на спасение из тысячи, может быть, из миллиона. Но ему повезло. Он вернулся…

Целый год он, как мальчишка, радовался голубому небу, шуму зелёных лесов, весёлой жизни Земли. Потом всё чаще стала сниться изумрудная луна и розовый туман над водопадами. Дюгар не мог оставаться побеждённым, хотел подарить людям ещё одну планету.

Она звала его к себе властно, неудержимо…

Дюгар добился новой экспедиции. Он ушёл к своей звезде на «Колумбе». «Колумб» взорвался через три дня после старта. Ты ведь помнишь это, Нааль…

Он помнил это. Помнил освещённую матовыми шарами белую лестницу, тёмное озеро и сияющий огнями город на другом берегу. Нааль бежал вниз по лестнице, к озеру, там в лодке ждал его брат.

И вдруг медленно померкли все городские огни, лишь алое негаснущее пламя трепетало над вершиной обелиска первым астролётчикам, и бесшумно чертили звёздное небо зелёные сигналы трансконтинентальных ракет.

Потом вокруг стеклянного купола Дворца космонавтики вспыхнул венец голубых траурных огней, а на фронтоне зажглось одно слово: «Колумб».

Печальный свет траурного венца упал в озеро и синими нитями протянулся по воде…