Зэк - Б. Седов

Дворянство Пастушенко – Романова – Гогенцолерна было, конечно, липовым. Грамотки – тоже, так как рисовал их Одессит сам. Но мастерски рисовал. А еще он умел лепить из жеваного хлеба фигурки. И благодаря этому жил в тюрьме весьма не худо.

За день до того, как Пивовар и Волк «поссорились», Волк подозвал к себе Одессита.

– Слушай, Одесса, – сказал Волк, – дело есть. Слепишь мне из хлебца пару безделушек?

– Почему нет, сударь? – ответил Одессит с большим достоинством. – Что вы желаете? Работаем на любой мотив – от эротического до религиозного.

Волк объяснил, что он желает, и Одессит задрожал.

– Рома! – сказал он. – Роман! Пощади.

– Цыц, гнида, – прошипел Волк. – Сделаешь.

– Да я… да мне…

– Сделаешь, Одесса. Иначе переедешь под шконку.

Одессит сник. Он отлично понимал, что как Волк сказал, так и будет. Он попробовал отговориться незнанием:

– Да я же, Рома, их в руках никогда не держал. Не видел даже… как же я сделаю?

– К Пивовару подойди, он все объяснит.

Пивовар долго втолковывал убитому Одесситу, что нужно. И Одессит тайно, по ночам, начал лепить «безделушки»… Первый образец Таранов забраковал. Второй – тоже. А третий одобрил. После этого «безделушки» были окрашены фломастером, а Таранов приступил к слесарным работам – из ложек и гвоздей он изготовил две изогнутых железяки и кольца. «Присобачил» железки к «безделушкам», и получилось… две гранаты Ф-1. Выглядели они весьма убедительно.

Глава 4

ДОЛЛАРЫ, ГРАНАТЫ И КРЫСЫ

У Оксаны – дочери электрика Николая Николаевича Гришина – было редкое заболевание почек. Оксана была единственным ребенком четы Гришиных. И поздним: когда девочка появилась на свет, Николаю было сорок четыре года, а его жене Алле – сорок один. Девочка родилась слабенькой, недоношенной – еле выходили. Но настоящая беда ждала впереди – у Оксаны обнаружилась редкая нефропатология. Все деньги уходили на лечение дочери. Некогда благополучная семья уже продала и дачу и автомобиль. Это, однако, не решило проблемы. Требовалась операция, но операций такого рода в России не делали. Их делали в Израиле и Австрии. Гришины обошли все известные «фонды» и благотворительные организации. Писали письма политикам, бизнесменам, депутатам. Иногда им даже не отвечали, иногда подкидывали какую-то мелочишку. Один очень известный «фонд» имени одного очень известного деятеля прислал десять килограммов детского питания… срок годности которого истек полгода назад.

Николай Гришин крутился на двух работах, брался за все халтуры, но было совершенно очевидно, что, даже если он будет работать по двадцать четыре часа в сутки – никогда не собрать им тридцать тысяч долларов – Оксана обречена.

… Танцор предложил пятьдесят тысяч. Пятьдесят тысяч баксов только за то, чтобы отключить на десять-пятнадцать минут освещение в тюрьме. Понимал ли инженер-электрик Гришин, зачем это нужно? Разумеется, понимал… Он без колебаний сказал: да, я могу это сделать. Но деньги вперед.

Пятьдесят тысяч долларов США – пять пачек, перехваченных желтыми резинками, – Гришин получил утром двадцатого апреля. Волнуясь, он пересчитал деньги. Слегка дрожали пальцы, лоб покрылся испариной. Танцор смотрел на него с презрением.

– Настоящие? – спросил электрик. Танцор усмехнулся и покрутил головой:

– Ты за кого нас держишь, брат? За идиотов?

– Да я…

– Поехали в обменник, – решительно сказал Танцор и повернул ключ в замке зажигания.

– Зачем?

– Бабки проверишь, Коля… что ж ты тормоз-то такой?

Проверка пяти купюр, выбранных произвольно по одной из пачки, подтвердила подлинность. Президент Франклин смотрел мудро и строго.

– Порядок, – сказал Гришин.

– Не совсем, – ответил Танцор и почесал щетину на подбородке. – Не совсем, Коля.

– А что такое?

– Нам нужны гарантии, что ты не сдашь нас, Коля.

– Какие?

– Пусть твои жена и дочка поживут у нас, Коля… пока наши люди не выйдут на волю.

Гришин побледнел.

– Как это? – спросил он.

– Очень просто, Коля. Нам заморочки не нужны. Жена и дочка будут у нас. Как только наши люди окажутся за стеной – мы твоих сразу привезем домой.

– Мы так не договаривались, – выдавил Гришин. – Мое дело – обесточить тюрьму на пятнадцать минут…

– Слушай внимательно, – жестко перебил Танцор. – Ты идиота из себя не строй. Ты с серьезными людьми дело имеешь. Девки твои будут у нас.

– Я… я отказываюсь.

Танцор захохотал. Электрик смотрел на него с испугом. Отсмеявшись, Танцор сказал:

– Ты что – дурак? Отказаться-то ты можешь. Но сколько после этого проживешь?

Аллу и Оксану отвезли на загородную виллу бизнесмена, которого доил Еврей. Бизнесмен проштрафился, пытаясь скрыть доход от реализации контрафактных кассет, и виллу у него отобрали в качестве штрафа. Двухэтажный особняк стоял посреди вишневого сада в двадцати километрах к северу от Суздаля.

Алла ничего не понимала, была напугана. Муж как мог успокоил, сказал: что так нужно, что все будет хорошо и даже лучше, чем можно себе представить. А завтра он все объяснит. Но тревога не проходила… А Оксане, наоборот, все нравилось: и большой шикарный автомобиль, на котором они поехали, и тетенька-милиционер, которая поехала с ними, и сад, и дом, и бассейн… все ей, глупенькой, нравилось.

Танцор высадил Гришина напротив кладбища, напоследок сказал:

– Да не ссы ты, Коля. Все будет хоккей. Вот, держи телефончик. – Танцор протянул электрику коробочку «Нокиа». – Кнопочка «1» – связь со мной. Кнопочка «2» – с девками твоими. Понял?

– Понял, – кивнул Гришин. – Куда их увезли?

– Да не ссы ты, говорю. Рядом они, в комфортных условиях. Под присмотром женщины. Периодически можешь им позванивать. Но злоупотреблять, конечно, не надо… понял?

– Понял, – убито произнес Гришин.

– Ништяк, земеля… На-ка вот часики. – Танцор протянул часы – неброский, но качественный «Ориент».

– Зачем? – спросил Гришин.

– А затем, что свет должен погаснуть ровно в час ночи. Не в «ноль пятьдесят девять» и не в «час ноль один». А ровно в час. Ну, давай-давай, Коля… иди. Да сделай вид-то попроще, поестественней.

Гришин сунул часы и телефон в карман потрепанной куртки и побрел к тюрьме. Танцор смотрел ему вслед тяжелым взглядом.

В кармане у Одессита завибрировал телефон. Одессит вздрогнул. Телефон, разумеется, принесли для Волка, но Волку совсем не с руки было держать его при себе… Одессит вздрогнул, достал трубку, прошептал:

– Алло… слушаю, алло.

– Передашь кому положено, – сказала трубка. – Все по плану. Понял?

– Понял, – прошептал Одессит. Спустя пять минут к нему подошел Волк. Глазами спросил: что?

– Все по плану, – произнес Одессит. Волк похлопал его по щеке. До отключения электричества осталось чуть больше двенадцати часов.

День тянулся невероятно медленно. В тюрьме вообще время движется по-другому, но в пятницу двадцатого апреля две тысячи первого года время для Таранова как будто остановилось… Слишком много было поставлено на карту.

Он уверял себя, что все нормально. Что все пройдет как надо… и отдавал себе отчет, что все зыбко и зависит от массы случайностей. Например, проведут шмон в камере, найдут «гранаты». Или струсит в последний момент электрик. Или… да тысяча «или» существует.

Время почти остановилось. День был совсем не весенний – серый, пасмурный, с моросящим дождем. Зевотно-дремотный день, про какой говорят: в такую погоду займи, а выпей… Выпить хотелось очень, но это было исключено. До рывка осталось шесть часов.

У Гришина все валилось из рук. Он занимался ремонтом щита аварийного освещения, в который «случайно» попала крыса. Как и положено, электрик доложил о происшествии ДПНСИ. Тот сдвинул фуражку на затылок, спросил:

– Много тебе, Николаич, времени на ремонт нужно?

– Как пойдет, – отозвался Гришин. – Но постараюсь.

– Да уж, постарайся. – ДПНСИ сдвинул фуражку обратно на затылок, сказал: – Развелось нынче крыс – кошмар какой-то.

ДПНСИ ушел, а Гришин сел и обхватил руками голову. Только теперь он до конца осознал, в какую скверную историю влез сам, да еще и втянул в нее жену и дочь.

Доведенный до отчаяния болезнью Оксаны, ошеломленный предложенной суммой, он дал согласие на соучастие в побеге. В тот момент казалось, что все не так уж и страшно… он сумеет обставиться так, что никто не придерется. А если и придерется, то самое большее, что может быть, – уволят. Ведь доказать преднамеренность замыкания практически невозможно. Да и лестница, «забытая» возле запретки, отнюдь не доказательство вины – электрик часто с лестницей работает. Шел с лестницей по делам – вдруг замыкание, аварийная ситуация. Естественно, бросил лестницу, где находился, срочно побежал с аварией разбираться. В общем, никакого умысла пособничать побегу нет и не было. А было простое разгильдяйство, халатность, цепь роковых случайностей, непредсказуемых обстоятельств.