Мадам в сенате - Энн Флетчер

Глава четырнадцатая

– Но я имею право знать, Ксавьера, – кипятился Уорд. – Я твой адвокат.

Она терпеливо вздохнула и перевела взгляд с него на Линду, а затем в окно. Такси мчало их по вашингтонским улицам.

– Пойми, Уорд, это сейчас неважно.

– Да? Тогда скажи – что ты считаешь важным? Сначала тебя бросают в тюрьму за неуважение к властям, а потом, когда мне удается добиться постановления о незаконности твоего ареста, ты попросту исчезаешь, и ни одна живая душа не знает, где тебя искать. Проходит два дня, и ты вдруг звонишь мне из городской тюрьмы, чтобы я приехал и забрал тебя оттуда. И в довершение всего отказываешься сказать, где пропадала.

– В Майами.

– В Майами? – поразился Уорд. – Как же ты там оказалась? Кто тебя?.. Почему?.. Давай, Ксавьера, расскажи все по порядку. Начни с того момента, когда тебя вывели из зала заседаний.

– Некогда Уорд. Мы почти приехали.

– Да, и чуть-чуть не опоздали, – он отогнул манжет и посмотрел на часы. – Но все равно прежде, чем начнутся слушания, нам необходимо поговорить. В любом случае – держи себя в руках. Думаю, на этот раз мы без труда отведем предъявленное тебе обвинение.

– Справимся! – уверенно заявила Ксавьера.

– Но объясни – что все это значит?

– Ничего. – Ксавьера перегнулась через него и поправила на Линде шарф. Та сидела в пальто с поднятым воротником и в темных очках, закрывающих большую часть лица. Ксавьера обратилась к ней: – Запомни, войдешь через боковую дверь и встанешь рядом, или у стены, лишь бы тебе было слышно, когда я начну говорить.

Линда потрогала внушительную папку бумаг у себя под мышкой и молча кивнула. Уорд подозрительно уставился на Ксавьеру.

– Что вы задумали?

– Так, ничего особенного, – ухмыльнулась Ксавьера. Ей вдруг пришло в голову, что она еще не попробовала на нем свой трофей. Вынув приборчик из кармана, женщина направила его на Уорда. – О Господи!

– В чем дело?

Ксавьера спрятала свою новую игрушку.

– Так, пустяки.

Уорд обиженно поджал губы.

– Ксавьера, я твой адвокат. Ты должна быть со мной откровенной. Я не могу работать в потемках.

– Ладно, не будем выключать свет.

– Что?

– Приехали.

Он глубоко вздохнул и тронул водителя за плечо.

– Остановитесь за перекрестком.

Такси подъехало к стоянке. Линда крепко прижала к себе заветные листки и выпрыгнула из машины. Ксавьера последовала за ней.

Уорд расплатился с водителем, и все трое пошли по тротуару.

Из-за рева машин и сутолоки они не сразу уловили шум перед зданием конгресса, однако стоило завернуть за угол, как он послышался совершенно отчетливо. Ксавьера благодарно улыбнулась.

– Снова те ребята. Ах, что за молодцы!

– Наверное, прочли о твоем аресте и о том, что сегодня ты в последний раз даешь показания. Они любят тебя, Ксавьера.

– Дорогие мои ребята!

Они еще раз завернули за угол и увидели демонстрантов, которых на этот раз оказалось гораздо больше – очевидно, они привели с собой подкрепление и теперь маршировали взад-вперед с транспарантами в руках.

Какой-то человек с мегафоном взобрался по ступенькам и проповедовал возврат к первозданной природе.

Ксавьере на какой-то миг стало досадно, словно он украл «ее» демонстрацию. Но, приглядевшись, она увидела среди тех, кто нес плакаты с требованием ее немедленного освобождения, нескольких хиппи и поняла, что, наоборот, этот человек «одолжил» ей своих сторонников.

Ее заметили, и вся рокочущая, скандирующая толпа, сметая с тротуара прохожих, устремилась к ней. Оттеснив в сторону Уорда, демонстранты взяли Ксавьеру в плотное кольцо. Она обнимала и целовала их, в ее глазах стояли слезы.

Толпа понесла ее вверх по ступеням – размахивая лозунгами, приплясывая и требуя, чтобы она произнесла маленькую речь.

Ксавьера была слишком взволнована, чтобы говорить, зато человек с мегафоном воспользовался наступившей тишиной и призвал собравшихся осознать, какой непоправимый вред наносит арктическим синицам нефтепровод на Аляске.

Несколько минут его зычный голос перекрывал все остальные. Потом кто-то крикнул: «Кончайте базар!» – и вся толпа восторженно подхватила: «Кончайте! Кончайте!» И долго еще этот фривольный призыв реял над площадью.

Ксавьера мигом оказалась возле самых дверей, тогда как Уорду пришлось с огромным трудом прокладывать себе дорогу.

Человек с мегафоном остался в одиночестве и, очевидно, утешался тем, что главное – высказаться, а услышат тебя или нет – дело десятое.

Из здания высыпали полицейские в касках. Они вовсю размахивали дубинками, стремясь не допустить демонстрантов внутрь.

Уорд прорвался наконец к Ксавьере и потащил ее вперед, а она беспрестанно оглядывалась, махала рукой и посылала воздушные поцелуи. Толпа схлынула со ступеней возобновила скандирование.

Ксавьера несколько раз хлюпнула носом и стала рыться в сумочке в поисках носового платка. Потом осторожно промокнула глаза.

– Милые, милые ребята!

– Все так, Ксавьера, но вряд ли их преданность поможет тебе на слушаниях. Наоборот, это еще больше настроит против тебя членов подкомитета. Лица, облеченные властью, болезненно реагируют на всякие демонстрации.

– У них такая короткая память?

– Что ты имеешь в виду?

– Они забывают, кому и чем обязаны своими должностями.

– В самом деле?

– Вспомни «Чаепитие в Бостоне».

– Что-то мне не приходит в голову… Ладно, оставим это. Слушай, Ксавьера, нам не хватает только опоздать – это вконец обозлит сенаторов.

В зале, где проходили слушания, негде было упасть яблоку. Опоздавшие толпились в холле. Люди узнавали Ксавьеру и бурно выражали свои чувства, а она расточала во все стороны улыбки и одновременно искала взглядом Линду.

Когда Ксавьера появилась в дверях, зал приветствовал ее стоя. Проход был забит зрителями.

Ксавьера поймала взгляд матери и радостно помахала ей. В следующее мгновение она увидела стоявшую у стены Линду. Должно быть, той пришлось побороться за это место – ее прическа была растрепана, из очков выбито одно стекло. И все-таки ее по-прежнему нельзя было узнать.

Она храбро улыбнулась Ксавьере.

Полицейские с дубинками не сразу пропустили Уорда и Ксавьеру на свидетельские места, у них не оказалось пропусков. К счастью, вмешались ребята с телевидения, и они смогли наконец пробраться к своему столу. Уорд принялся выкладывать на стол бумаги, одновременно наставляя Ксавьеру:

– Прежде всего – не теряй самообладания. Не давай им в руки оружие против тебя.

– Не волнуйся. Все будет в полном порядке.

– Ты все утро твердишь одно и то же. Скажи наконец – что у тебя на уме?