Красный Герцог (СИ) - Хохлов Владислав

Вечером второго дня, когда планы Генриха были на пике выполнения, он говорил в столовой с Рупертом, что тот, перегнув палку, может поплатиться за это, и, ему будет лучше успокоиться и начать вести себя более спокойно. Такие же темы поднимали и другие офицеры. Их советы не дали результата: Руперт начал даже с большим упорством вести себя агрессивно по отношению к своим подчинённым.

Что касается старшего сержанта, то на еженедельном собрании офицеры намекали, что он стар и некомпетентен; его пробовали уговорить уйти с должности на пенсию. Сержант только злился и сопротивлялся, он чувствовал, что против него поднимают бунт и обещал расстрелять предателей, но дальше словесных оскорблений это не ушло. К утру третьего дня общая подготовка была завершена. Пленник ждал своего ужасного часа, а Генрих надеялся, что всё сработает идеально; вместе с ним надеялись и другие. День шел согласно привычному сценарию: патриотическая речь, показ пленника, казнь, кутёж. Во время проведения казни, Генрих неожиданно покинул всеобщее собрания, не желая видеть перед глазами отвратительного двойника знакомой картины. Роль выступающего взял на себя один из офицеров, друг Генриха. Оставив для контроля ситуации пару парней, Вольфганг находился в компании своего офицера.

Неожиданно, вечером этого дня, в лагерь прибыл представитель из штаба. Он был нежелательным гостем в глазах старшего сержанта и его почти сразу пытались выгнать за ненадобностью. Узнав причину визита, старший сержант скрылся в своем кабинете. Пока происходили расспросы солдат, он, сидя за своим столом, пытался понять, кто именно хочет его свергнуть. Знание того, что на него нет каких-либо улик, успокаивало, но всё же чувство опасности пожирало, как голодная собака. Представителю доводилось говорить только с ветеранами боевых действий и офицерами. Большая часть, заранее выучив все ответы, высказывала свое недоверие к старшему сержанту, и гость Керхёфа принял это во внимание.

Пока происходил опрос людей, в столовой во время проведения всеобщего застолья начиналось необычное представление: новобранцы и офицеры не отказывали себе во вкусной еде и алкоголе. Генрих следил, чтобы больше всего алкоголя наливали Руперту и его подчинённым. Те, кто отказывались от тяжёлого алкоголя, получали лёгкие напитки, заранее разбавленные нужными ингредиентами. Чем дольше они находились за столом, тем ближе был финал всего плана. Когда же пришло время, офицеры начали хором требовать тост от лица их любимого коллеги. Руперт был польщён таким просьбам, и алкоголь в крови играл свою роль. С улыбкой во всё лицо, он поднялся на стол. Рассекая воздух стаканом с виски, он начал кричать возгласы о светлом будущем, о самой лучшей армии и единственно верной жесткой дисциплине. Некоторые его подчинённые не выдержали всего, что было с ними, и, всего, что им говорили другие. Один из них со злостью крикнул, что их офицер груб и туп. Между обоими началась пьяная словесная перепалка; Руперт хотел восстановить свою репутацию среди «отвратительных собак». Слова закончились, тогда в действие пошли кулаки, Руперт нанёс первый удар. Не разобравшись, кто из толпы кричал на него, он нанёс удар совершенно случайному человеку. Это удачно сыграла на руку всем, кто затевал такой исход. Сразу после удара, весь отряд накинулся на офицера; его били кулаками и ногами, никто не жалел сил, никто их и не ощущал, благодаря действию алкоголя.

Генрих и все его единомышленники смотрели на эту картину, осознавая, что первая часть плана выполнена идеально, остальное — детали. Они не сразу ринулись помогать попавшему в беду Руперту; в начале они сидели смирно и наблюдали за дракой. Когда же гневные крики Руперта и непристойная речь перешли в вопли боли, все начали действовать. Генрих предвидел то, что самостоятельно разнять толпу будет невозможно. Посмотрев на бесполезные попытки других офицеров и солдат, он достал пистолет. Громкий выстрел перебил крики и звуки ударов. Все остановились и уставились на стрелка. Когда же взгляды испуганных и удивлённых солдат были направлены на Генриха, он громко приказал всем разойтись. Для большей убедительности своих слов, ему пришлось направить оружие в сторону провинившихся. Не желая убивать тех, кто стал игрушками его замысла, он имел только один шанс прекратить нарастающий хаос, и, никто не стал продолжать общий балаган; когда их отвлёк выстрел, и они были напуганы направленным на них пистолетом, все выпившие новобранцы начали прекрасно осознавать то, что они натворили.

Испуганные люди расступились и дали возможность забрать раненого, едва живого офицера. Генрих не стал злоупотреблять властью что у него была, он не стал карать всех участвующих в драке, ведь каждая секунда, с которой он смотрел на людей напротив, напоминала ему, что он и сам был частью чужих игр. Ему было жаль каждого, кем он управлял. Для виду он потребовал от Фенрига записать всех участников драки, но список решил позже сжечь. Избитого Руперта вынесли из столовой и перевели в медпункт. На протяжении всего пути, он хрипел и кашлял кровью; его руки поднимались вверх и хватались за плечи солдат, а затем, бессильно падали вниз. Через выбитые зубы и опухшие губы доносилось невнятное бормотание, которое невозможно было разобрать. Офицера доставили в палату, где положили на одну из коек. Тогда все заметили маленькую оплошность во всём плане — для Руперта даже соседи по палате представляли опасность: каждый второй, кто находился в медпункте, являлся жертвой побоев офицера. Генрих, как и все, кто участвовал в транспортировке, понимал, что эту ночь офицер может не пережить. Ему повезёт, если жизнь сама покинет его тело. Даже стараться спасти человека было бесполезно: доктор, оценив состояние Руперта, сразу сказал, что не в силах помочь ему. Доктор выявил множество переломов и разорванных внутренних органов. Бедолаге дали только обезболивающее, которое было слишком слабым для таких травм. Покидая палату, Генрих обратил внимание на то, с какой ненавистью и радостью в глазах смотрели другие пациенты на новоприбывшего. «Возможно, кто-то из них добьёт его». Имея полную безнаказанность и отсутствие жёсткого надзора, люди в палате смогут совершить свою месть, совершенно незаметно.

Покидая медпункт, все обратили внимание на то, как в кабинет старшего сержанта входит представитель штаба и Вольфганг. Генрих пожелал своему другу удачи, но не только он один переживал за Вольфа и его часть операции: каждый, кто имел к ней отношение, надеялся, что всё пройдёт так же гладко, как и первая половина плана.

Когда в кабинет старшего сержанта пришли гости, он не был удивлён. Помимо представителя, которому он не был рад, вошёл солдат одного из подчинённых офицеров. Сержант всё никак не мог вспомнить, кому он принадлежал.

— На вас имеются подозрения среди вашего личного состава. Проведя беседу с вашими подчинёнными, я пришел к выводу, что вы здесь не пользуетесь уважением и не способны принимать здравые решения. — Представитель начал излагать мысли, к которой он пришел, окончив свою проверку.

Старший сержант был раздражён: его солдаты коллективно собрались свергнуть своего командира. Но он не собирался уходить без боя.

— Уже несколько лет я занимаю командующую должность. Согласно моим заслугам и всем операциям, что я провёл, своё звание я получил заслуженно. Именно благодаря моим солдатам осуществляется захват города и оборона текущих позиций. Сравните карты территорий сейчас и четырёх месяцев назад, — вы увидите разницу, которая покажет вам мою компетентность. Что касательно ваших бесед, то я готов вас заверить, что это коллективная сплоченность против вышестоящего! и всех предателей нужно арестовать! — Старший сержант начал занимать оборонительную позицию, в которой он мог бы занять выигрышное положение, которое приведет всю операцию к краху.

Услышав выступление старшего сержанта, Вольфганг начал выполнять свою часть плана. Осторожно подойдя к представителю он шепнул ему на ухо, что лучше проверить самого старшего сержанта, на всякий случай.