Черная богиня - Константин Вронский

С этими словами он присел на краешек стола и надолго задумался. Алексей думал о предстоящей операции. В сущности, не очень-то и сложной, если б ее делали мадам Пупкиной или директору школы № 555 товарищу Серегину. А тут от исхода простой вроде бы операции зависит жизнь шести человек, жизнь любимой женщины.

Он не знал, сколько времени просидел на краешке операционного стола, прокручивая в голове сценарий предстоящего действа, в свое время казавшегося ему скучной и рутинной хирургической процедурой. Домбоно осторожно дотронулся до его плеча. В руках жреца был рюкзак и сверток с одеждой Холодова.

— Больные возвращены по своим палатам, — сердито сообщил верховный жрец. — Сына Солнца уже привезли. Палату-то отдельную вы ему позволите иметь, надеюсь?

— Да ради бога! — широко улыбнулся Холодов. Он поставил рюкзак на стол и вынул из него чемоданчик с инструментами. — Нравятся мои инструменты, Домбоно?

— Любопытные штуки, — равнодушно отозвался верховный жрец. — А вон в тех бутылочках у вас эфир и хлороформ?

— Да.

— Я так и думал. Я тут дал их понюхать, уж каюсь, двум своим лекарям… так они лежат сейчас на полу, хорошие, тихие, — и Домбоно чуть виновато хмыкнул.

— Домбоно, — насмешливо протянул Холодов. — А ведь вы соображаете в эфире и хлороформе, признайтесь… Значит, читали наши учебники. Чем не страшная тайна?

— Нам ваши учебники ни к чему.

— Это — другой вопрос. Паша рассказывал о ваших ножах с подобием электрозарядки. Но я-то ими воспользоваться не смогу.

— Дело ваше, пациент тоже ваш! — мрачно отозвался Домбоно.

— Все так, — Холодов закрыл чемоданчик. — Отведите-ка меня к принцу Мин-Ра.

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет? Я все для себя уже решил. Я даже буду спать в той же палате, что и он.

— Но это невозможно!

— Еще как возможно! Я хочу исключить любую случайность — неприятную, конечно же. Я буду ежесекундно наблюдать за сыном Солнца. День и ночь! Если уж моя жизнь связана с его жизнью, так оно и будет!

Это был удар ниже пояса, и Холодов сразу же понял это. «Он ведь на что надеется, что пациент отдаст богу душу после операции. Все, мол, так подозрительно, так загадочно, но изменить ничего нельзя.

И милейший Домбоно ловит двух зайцев сразу — и дорожку к трону под себя расчищает, и чужеземцев уничтожает. Нет, дружище, со мной такие шуточки не пройдут. Со мной в такие игрушки не играют, «коллега»! Никакого форс-мажора я не допущу… и мальчишку в обиду не дам».

Домбоно, не отрываясь, глядел на Алексея. Ох, если бы взгляд умел убивать… А потом жрец резко отвернулся и пошел прочь.

«Ну, и ладно, — пожал плечами Холодов. — Мин-Ра я и сам разыщу. Посмотрим, как дальше пойдут дела. Надо будет, я этого жреца на глазах у царицы-богини из операционной за шиворот выпровожу! »

Алексей вышел из операционной. Он долго плутал по паутине коридоров, пока не вышел к самому дальнему флигелю древней больницы. Здесь Холодова ждали лекарь-жрец и две маленькие очаровательные медсестрички. Они смотрели на него, как на диковинное, неизвестное животное. Батюшки-святы, а он еще и на задних лапах ходить умеет! Ну, надо же…

Воздух в этой части здания был горьковато-сладким. Словно кто-то опрыскал воздухоочистителем полы, стены и потолок.

— А пахнет куда лучше, чем наши средства по дезинфекции! — обратился Алексей к одному из жрецов. — А где наш друг Мин-Ра?

И хотя жрец ни слова не понял, имя сына Солнца в переводе, к счастью, не нуждалось. Он подошел к двери и кивком головы пригласил Холодова войти.

Большая палата, ничего не скажешь. Затемненная, в страшной спешке обвешенная золотой пеленой. У стены стояла кровать из слоновой кости. Мальчик лежал на львиной шкуре, вновь укутанный в золотую паутину. Холодов прикрыл дверь и подмигнул сыну Солнца.

— Вот ведь дурость! — по-французски сказал он. — Уложили тебя на эту дурацкую шкуру льва, а у самих полным-полно тут белых простыней. Ладно, сейчас мы все исправим, — он подошел к мальчику и присел на краешек кровати. — Ну, как дела, малыш?

Принц Мин-Ра стащил пелену с головы. И хотя Холодов прекрасно знал, как выглядит мальчик, его вновь до глубины души ранила, поразила удивительная красота ребенка. Волнистые волосы белокурыми назвать было нельзя, нет, они переливались как золото. Сын Солнца… лучшего, более лучистого имени и не придумаешь. Огромные голубые глазищи с надеждой смотрели на Холодова. «Ему так хочется казаться смелым, — с грустью понял Алексей. — А на самом деле жуть ведь как страшно, как любому ребенку».

— Я так рад… — внезапно признался мальчик. И Холодов даже вздрогнул.

— Рад? Но чему? Операции?

— Да нет. Тому, что я скоро снова смогу бегать.

— Вот об этом я как раз и хотел поговорить с тобой, — Холодов поднялся. — Но сначала я все-таки переоденусь. Обожди уж минуточку.

Он выскользнул из кожаного одеяния и натянул свою старенькую одежду. Наверное, такое здесь происходило впервые за всю историю Мерое. Впервые чужеземец переодевался на глазах у местного бога. Мин-Ра сдавленно хихикнул.

— Знаешь, когда я снова стану здоров и буду бегать, я обязательно переоденусь в твое платье.

— Да пожалуйста, жалко, что ли? — Холодов поставил чемоданчик с инструментами на стол. — Вот только с бегом могут возникнуть проблемы, друг мой… Ты не думай, Мин-Ра, что если послезавтра я прооперирую тебя, то на следующий день ты тут зайчиком скакать будешь. Пройдет много-много дней…

— Я знаю.

— Ого! И откуда?

— Мама сказала. А еще она сказала, что ты останешься с нами до тех пор, пока я не сделаюсь лучшим бегуном земли нашей…

— Она так сказала? — пораженный Холодов схватился за голову. Ему внезапно сделалось холодно, очень холодно. «Она убьет Нику, — подумал Алексей. — Она рассчитывает на время, на то, что я, мужик, просто не выдержу. Она будет пытаться влюбить меня в себя. А уж о своей красоте царица все знает. Она своим телом, своей тоской по любви как козырями в подкидного дурака швыряться будет… Жуткая, безысходная любовь получается, сама же от нее страдать будет! И как нам все это пережить?»

— О чем ты думаешь? — спросил мальчик, осторожно касаясь руки чужеземного врача.

— О твоей матери.

— Она любит тебя…

Алексея обожгло… обожгло словами. «Она любит тебя». И в полнейшем ужасе, смятении, в восторге Алексей понял, что… счастлив.

— Фу, глупости какие, малыш! — глухо прошептал он. — И кто только сказал тебе такое?

— Мама и сказала, — глаза мальчика светились от восторга. — Она сама так сказала: мой дорогой, я полюбила этого лекаря. Только ты знаешь мою тайну. Может ли он остаться меж нами?

— И что же ты ответил? — тихо спросил Холодов. Ему казалось, что от ответа мальчика зависит вся его жизнь.