Черная богиня - Константин Вронский

«Вот, значит, как, — вздохнул Алексей. — Все-таки прав, тысячу раз прав Пашка: Домбоно стремится к власти. И только армия и загадочная, удивительная сила Сикиники мешают ему в том. Если мальчик умрет, Домбоно выиграет. Тогда богиня будет всего лишь разбитой немолодой женщиной, оставшейся наедине со своим горем, матерью, утратившей самое дорогое…»

Глава 16

ЦАРИЦА И ЖЕНЩИНА.

Продолжение

…Когда золотую погребальную ладью Нефру-Ра рабы понесли за пирамиду, в землю погребенных, над толпой людей, теснившихся подле храма, пронесся жалобный крик. Когда же Домбоно, вскрывший тело, разрезал Нефру-Ра грудь каменным ножом и вынул оттуда сердце, вырвал внутренности, в него посыпался град камней. Ибо верховный жрец оскорбил человека, пусть даже в смерти.

Савельев стоял вместе с Холодовым чуть поодаль на храмовой стене.

— Эти люди ведут невеселую жизнь, — прошептал Алексей. — Приходится сомневаться в справедливости мира, когда думаешь об их судьбе.

— Не знаю, — пожал плечами Павел. — Мне они все равно нравятся.

…Обернутое бинтами и красиво убранное тело уже положили в каменный гроб. Домбоно вскинул помрачневший взгляд к небу и запел:

— Приди в свой дом! Приди в свой дом! Ты, любившая венки, теперь там, где нет цветов! Ты, любившая песни, теперь там, где царит покой! Ты, прекрасноокая, больше не радуешь нас своими взорами! Как могла ты удалиться от тех, кто жил солнцем твоих очей? Неустанно возносите жалобы! О, утрата!

Савельев негромко переводил все на ухо Алексею, не понимавшему практически ничего из всего происходившего, а сам украдкой поглядывал на золотую царицу-богиню. Она не размыкала уст. Сикиника знала, что ей предстоит нарушить клятву, данную чужаку, безумно понравившемуся ей. Богине предстояло отдать в руки Раненсета и Тааба, этих служителей погибели, хотя бы одного из чужеземцев. Хотя бы одного. В противном случае бог дождя будет посылать беды на ее дом и дальше…

Богато одетые жрецы в шкурах пантер и длинных желтых одеяниях шли тем временем впереди процессии в землю погребенных. За ними следовали солдаты, несшие золотые жезлы, украшенные на концах диковинными перьями и серебряными цветками лотоса. Царица гордо вскинула голову в богатом головном уборе в виде крылатого коршуна богини Нехебт.

— Дух захватывает, правда? — прошептал Савельев Холодову.

— Что — да, то — да, — со вздохом согласился Алексей. — Но у меня, честно говоря, неспокойно на сердце…

— Простите, если беспокою.

К чужеземцам тихо и незаметно подкрался Тааб-Горус.

— Беспокоить может всякий, — резко, сам не понимая, почему раздражается, отозвался Павел. — Но прощать может не всякий, и не я, по крайней мере, сегодня.

— Вашего товарища ждет Домбоно, — проскрипел Тааб. — Дозволите ли мне сопровождать вас?

— Ты и так следишь за нами, как и твой разлюбезный верховный жрец.

— Я только исполняю приказ Домбоно, — усмехнулся Тааб-Горус. И в серых глазках блеснул огонек, словно жало змеи.

Холодов проводил Савельева к храмовым постройкам, а потом подошел к золотой стене, и та, на его удивление, открылась. Здесь его уже ждали четыре молчаливых стража в черном. Из-за колонны вышел Домбоно, — нет, честное слово, этот человек был вездесущ. Словно заместитель бога на земле.

— Принца Мин-Ра уже отправили в больницу, — сообщил он. Холодову показалось, что его голос так и вибрирует от скрытой насмешки. — Да, понавешали вы нам кучу проблем на шею. До сегодняшнего дня еще ни разу бог не покидал дворец, разве что когда в храм отправлялся, чтобы говорить с другими, небесными богами. А теперь нам всех больных из больницы выгонять придется…

— Глупость какая! Больные должны остаться в своих палатах.

— Ни один простой смертный не должен ночевать под одной крышей с богом, с сыном Солнца.

— Я ведь тоже простой смертный, а мне позволено спать в соседней палате с мальчиком!

— Вам — да, вы — врач, вы уже не человек!

— Ну, спасибо! — Холодов вымученно засмеялся. — Вот сказали, Домбоно, так сказали! И все ж та-ки, больных трогать ни в коем случае нельзя. Принцу Мин-Ра нужна только одна палата, а не вся больница. Другие больные важны ничуть не меньше, чем принц.

— Вы слишком нужны нам, чтобы отрубать вам голову! — мрачно проворчал Домбоно.

— Ваша сердечная преданность царям Мерое так трогательна, — и Холодов двинулся вслед за солдатами. Домбоно, в жреческом колпаке почти на две головы казавшийся выше Алексея, напоминал передвижную башню. — Знаете, я ненавижу две вещи больше всего в мире: высокомерие и произвол сильных мира сего! Почему больные должны страдать только оттого, что сын царицы будет доставлен в вашу так называемую «клинику»? У него в жилах течет точно такая же кровь, как и у них, и если — не дай-то бог — мне придется ампутировать ему ногу, то я ампутирую ее точно так же, как и любому простому смертному!

— Ваша нынешняя власть тоже не безгранична, доктор, — Домбоно даже замер на месте от возмущения. Они как раз входили в больницу.

Медсестры и санитары были заняты выселением больных. Деревянные кровати с треском перекатывались на маленьких колесиках по коридорам. Способные самостоятельно передвигаться пациенты растерянно топтались в большой зале.

— Видите, — торжествующе глянул на Холодова верховный жрец. — Процесс переселения народов уже запущен.

— Вам только и нужно, что остановить ваших помощников, Домбоно. Вы же здесь командуете. И не пудрите мне мозги божественной неприкосновенностью, не надо! Давайте, покомандуйте, а я пока на операционную вашу взгляну.

В операционной все сияло чисто божественной чистотой, и Холодов с грустью подумал, что многие питерские клиники не могут похвастаться чем-то подобным. Вместо кафельной плитки на стенах красовалась каменная мозаика, все с теми же мифологическими персонажами, совершенно неизвестными Холодову. Помещение было пусто. Только стол в центре операционной, и все. Ни тебе шкафа, ни инструментов, ни лампы, ни мойки — ничего! Холодов вопросительно глянул на лекаря, выделенного ему в сопровождающие.

— Вы по-английски хоть говорите? — спросил он.

Жрец молчал. Его лицо под расшитым серебряными нитями колпаком с изображением совы напоминало лики греческих божеств. «Коллекция красавцев, — с раздражением подумал Холодов. — Любой этнографический музей мира позавидовал бы…»

— Ну, и как я без света оперировать буду, интересное кино? — спросил он, хотя врач и не понимал ни одного его слова. — Эх, коллега, да я ж тут свихнусь от перенапряга! Мне свет нужен, море света!

С этими словами он присел на краешек стола и надолго задумался. Алексей думал о предстоящей операции. В сущности, не очень-то и сложной, если б ее делали мадам Пупкиной или директору школы № 555 товарищу Серегину. А тут от исхода простой вроде бы операции зависит жизнь шести человек, жизнь любимой женщины.