Бирюзовые серьги богини - Галина Долгая

— Симона! Вы, кажется, сегодня куда-то торопились, — Александр Матвеевич одарил свою помощницу внимательным взглядом и, кивнув на часы, констатировал: — Пять минут восьмого…

Сима словно выпала из другого времени, ошарашено глядя то на профессора, то на часы. Теперь стрелки бежали, проглатывая минуту за минутой, и она испугалась, что Арман не дождется ее, уйдет. Схватив сумку, на ходу глянув в зеркало, Сима сломя голову помчалась к метро. Выскочив из подземки, как конь, приближающийся к финишу, она вдруг остановилась. Присела на бордюр, отдышалась. Достала расческу, пудреницу. Внимательно рассмотрела свое лицо в маленькое круглое зеркало, провела подушечкой по носу, щекам, пригладила челку, расчесала чуть спутавшиеся концы волос, ровной линией каре лежащие на плечах, подкрасила губы и, спрятав все назад в сумку, нарочито медленно зашагала к скверу, твердо ставя ногу в изящных черных босоножках. Узкая атласная юбка бордового цвета при этом натягивалась, облегая бедро, высокая грудь, обтянутая тонким трикотажным топом в тон юбке, слегка приподнималась, и на ней сверкал, ловя луч света, голубой топаз в золотой оправе кулона.

С каждым шагом Сима выше поднимала голову и, когда впереди показался один из самых уютных уголков города, с одной стороны утопающий в густой тени чинар, с другой покрытый прозрачным кружевом листвы леонкаранских акаций, она спокойно прошла по аллее, усаженной кустами роз, и остановилась, поводя головой в поисках Армана.

— Сима, — он встал ей навстречу.

— Привет! Прости, много работы… — извиняющаяся улыбка, еле заметное пожатие плеч.

— Ничего, — он протянул Симе элегантный букет гербер.

— Спасибо, присядем?..

Арман легко взял ее за локоток.

— Пойдем в ресторан, там и поужинаем, и поговорим…

Сима высвободила руку.

— Нет, Арман, ужинать я буду дома, а поговорить в ресторане не удастся — там слишком шумно. Так что давай здесь.

Они присели на одну из свободных скамеек перед большой квадратной клумбой с красными каннами, в которых тонул невысокий постамент с бюстом какого-то политического деятеля.

— Арман, я пришла лишь для того, чтобы сказать: я не жалею о том, что тогда случилось с нами. Хоть мне и пришлось несладко, сам понимаешь… тогда время было иное, и беременная незамужняя девушка — это… в общем, пережила. Зато теперь у меня есть Алешка.

Арман слушал ее, глядя на канны. Сима тоже смотрела на эти удивительные, огромные цветы, поражающие величием. Она слышала свой голос и сама удивлялась тону, с каким она, вроде не обвиняя, не упрекая, но выплескивает на Армана свою обиду. Время, как оказалось, лишь прикрыло ее толщей прошедших лет, и сейчас оно словно расступилось и вся муть, все, что стекало в то глубокое, потаенное болото, начало выплывать, сначала тоненьким ручейком, потом все шире и шире.

— Мне было плохо, очень плохо, пришлось бросить учебу, порвать все отношения с друзьями, забыть о науке, об экспедициях…

— Прости, Сима, — Арман положил ладонь на ее руки, судорожно сжимающие букет, — Прости, я виноват перед тобой.

Сима замолчала, прикусила губу. Из ладони Армана сочилось тепло. Оно перетекало в сердце и чудесным образом высушивало болото обиды. Только слезы некстати наполнили глаза.

— Сима… ты вправе не верить мне, но… я искал тебя, просил вашего руководителя дать твой адрес. Если бы ты тогда не уехала… Я хотел рассказать тебе все, что поведала мне бабушка. Я не знал ничего, я не предавал тебя, я не знал, что в тебе жил… живет дух, который ждали многие поколения шаманов. Я просто делал то, что говорили мне, даже не подозревая, что это может так изменить жизнь…

Сима не выдержала, слезы потекли по щекам. Она отвернулась.

— Сима… в нашей жизни важно не только то, что окружает нас, что на виду, но и то, о чем мы можем не знать. Мне трудно объяснить это.

— Тебе трудно? — Сима проглотила слезы и напористо взглянула в глаза Армана. — Но ты попробуй. Ведь мне трудно поверить. Хотя, — она усмехнулась, — меня всю жизнь окружает что-то странное, во что трудно поверить. И Алешка… он такой необычный. Он такой смышленый. Ты не представляешь, как я его люблю! — последние слова прозвучали вызовом. И в них было не просто признание, но предупреждение: за сына я пойду на все!

— У тебя, у нас, Сима, — в голосе Армана тоже прозвучали твердые нотки, — замечательный сын. Ты вырастила хорошего мальчика. Сима… — Арман поднял ее руки, склонил голову, прижимая их к лицу. Букет прошуршал прозрачной оберткой. — Я даже не подозревал, что я самый счастливый человек на земле. У меня есть сын! Спасибо, любимая…

Сима совершенно растерялась. Любимая… А у самого обручальное кольцо… Счастлив, виноват… Господи, что же делать?!

— Арман, послушай… — он поднял глаза: Сима чуть не задохнулась от его взгляда. Ее будто засасывало в карий омут! Вокруг пылало кровавое море цветов, шелестели веточки акаций, сквозь которые лился солнечный свет: еще золотистый, но уже с оттенками пурпура… — Арман, мы не можем…

— Почему?.. — он прикоснулся к ее губам.

Сима почувствовала его дыхание и словно вернулась назад, в тот вечер, окружающий их фееричными декорациями степного заката. Поцелуй унес Симу в прошлое, и — снова восторг, снова волна счастья по всему телу…

— Арман…

Но ничто не длится вечно. Как бы ни был сладок поцелуй, но он закончился. В темном сквере вспыхнули огни фонарей, и в их свете канны слились в один бордовый ковер. Очарование вечера растворилось в тревожном волшебстве ночи. Сима опомнилась. Перед глазами встал образ Саши. Его грустные глаза смотрели на нее прямо из ночи. Сердце замерло.

— Арман, нельзя отдаваться первому порыву. Мы уже не те влюбленные, у каждого из нас своя жизнь, своя семья, — Сима выразительно посмотрела на его обручальное кольцо. — Я… мне хорошо с тобой, но я люблю Сашу. Правда, поверь. Это не такая любовь, какая была у нас — бесшабашная, стремительная… Наши чувства проверены временем. Саша очень долго был моим другом. Он всегда был рядом: и когда я пряталась от всех беременной, и когда родился Алешка… Только, когда Алешке исполнилось два года, я поняла, что для меня значит Саша. И мы поженились, — Сима, вспоминая Маринкину свадьбу, чуть не расхохоталась.

Арман этого не заметил. Он тоже вспоминал свою жизнь. Два года армии, два года ожидания. Снова поиск адреса, письма, звонки в Алма-Ату, Ташкент, и ничего… Бабушка с понимающим взглядом, ее слова о судьбе, о предназначении и ни слова о сыне… Не может быть, чтобы она не знала! Она умеет чувствовать, она умеет спрашивать у духов. Не говорила! Ждала! Знала, точно знала, что свершится, еще тогда до обряда у Каменной головы она знала, чей дух должен восстановить равновесие, и что потом будет именно так — они с Симой на расстоянии и только сын связующей нитью.

Потом развалилась страна, изменилось все. Он загулял, прячась за беспечным времяпрепровождением от отчаяния. Будь что будет! Потом сватовство. Мама настояла. Не стал спорить. Семья нужна, дети… Женился полгода назад на молодой красивой девушке. Любовь?.. Скорее привычка, страсть, обязанность. Но жена беременна, скоро родит. Сима права — у нас у каждого своя жизнь. И изменить ее — это изменить жизнь многих людей, которые достойны и любви, и понимания. Но сын! Как только он увидел мальчика на ипподроме — сначала издалека, оглянувшись на его задорный смех, — так сразу разволновался. Потом Сима… красивая, женственная, уже не такая, как та девчонка, завязшая в глине, но до чего красивая и желанная!..

— Арман, мне пора, — эта страшная фраза, означающая «все, прощай, навсегда».

— Подожди, Сима. Подожди, — говорить о неслучайности встречи, о своей боли? Зачем?.. — Сима, запиши мой телефон. Когда бы ты ни позвонила, в любую секунду моей жизни, я всегда буду рад и всегда сделаю для тебя и Алешки все, что только в моих силах. Запомни: все!

И как хочется обнять, сжать руки и не отпускать больше никогда! Но она уходит, просит дальше не провожать… до свидания… прощай… нет, любимая, до свидания!! Все. Только зловещие канны, почти черные и только несколько красных пятен вокруг фонарей, как еще живые капли крови в застывшем сердце…

Алешка спал в одних трусиках, даже простынку скинул. В распахнутое настежь окно лился теплый июньский воздух. Саша смотрел телевизор с родителями, и Сима, сказав короткое «привет!», ушла в свою комнату и села у кровати сына. Она любовалась его кудрями, его красивым овалом лица, еще по-детски пухлыми губками.

— Сравниваешь? — Саша присел рядом.

— Нет, любуюсь, — Сима шумно вздохнула. — Так надо было, Саша. Мы должны были поговорить. Я боялась, что у него возникнут какие-то мысли относительно Алешки.

— И что, возникли? — Саша не мог скрыть иронии.

— Возникли, но не те, которых я боялась. То, что Алеша его сын, он понял еще на ипподроме. Но ничего в нашей жизни не изменится. Все будет, как всегда, — Сима помолчала. Прикрыла сына простынкой и повернулась к мужу. Саша молча смотрел в ее глаза. — Все будет, как было. Слышишь? — она обняла его.