Жатва - Тесс Герритсен

– В какой мере вся эта история известна за пределами клиники? – спросил Парр; он наконец-то заметил присутствие Эбби. – Доктор Ди Маттео, о чем вы рассказывали служащей БОНА?

– Общаясь с Хелен Льюис, я вообще не понимала, что к чему. Никто из нас не понимал. Мы лишь пытались выяснить, почему сведения о доноре не попали в их базу данных. На этом наш разговор и закончился. То есть проблема осталась нерешенной. Сразу после звонка миссис Льюис я поставила в известность докторов Арчера и Уэттига.

– И Ходелла. Вы непременно рассказали и ему.

– Я еще не говорила с Марком. Он сегодня практически весь день не выходит из операционной.

– Приятно слышать, – облегченно вздохнул Парр. – Значит, пока история остается в стенах этой комнаты. А миссис Льюис известно лишь то, что вы недоумеваете, как информация о доноре проскочила мимо них.

– Совершенно верно.

В зале послышался второй шумный вздох облегчения: к Парру присоединилась Сьюзен Касадо.

– Тогда все еще можно исправить. Мне думается, что доктору Арчеру необходимо самому позвонить в БОНА. Пусть он заверит миссис Льюис, что это было всего-навсего недоразумение, в котором мы теперь разобрались. Скорее всего, она это проглотит. Вряд ли она страдает повышенным любопытством. Мы же продолжим наводить справки, но осторожно, ничем себя не выдавая. Мы снова попытаемся связаться с доктором Николсом. Возможно, короткий разговор все прояснит.

– Вот только никто не знает, когда Николс вернется из отпуска, – заметил Арчер.

– А как насчет другого хирурга? – поинтересовалась Сьюзен. – Он вроде из Техаса?

– Мейпс? Я еще даже не звонил ему.

– Стоило бы.

– Я возражаю, – заявил Парр. – Нам незачем расширять этот круг.

– Почему, Джереми? Назовите причину.

– Чем меньше мы знаем, тем призрачней наша причастность ко всей этой… темной истории. Нужно обходить ее за мили. Скажите Хелен Льюис, что сердце для миссис Восс передали целенаправленно. Оно предназначалось только ей, и потому сведения о доноре не попали в БОНА. И больше – никаких объяснений.

– Иными словами, спрячем головы в песок, и поглубже, – ехидно бросил Уэттиг.

– Ничего не вижу, ничего не слышу. – Парр оглядел собравшихся, принимая молчание за общее согласие. – Думаю, вам и так понятно, что наш разговор не должен выйти за пределы этой комнаты.

– Вот только зло никуда не денется, – не выдержала Эбби. – Мы можем его не замечать, не видеть и не слышать, но оно все равно нас не отпустит.

– Клиника ни в чем не виновата, – отрезал Парр. – Мы не должны страдать. Не должны пасть жертвами злорадного любопытства и стать мишенями для домыслов.

– А как же этические принципы? Такое вполне может повториться.

– Я очень сомневаюсь, что миссис Восс в ближайшем будущем понадобится новое сердце. Поймите, доктор Ди Маттео, это был единичный случай. Отчаявшийся муж нарушил правила, чтобы спасти умирающую жену. История закончилась. Сейчас нам надо думать, как сделать так, чтобы это не повторилось. Мы можем выработать некие меры? – спросил Парр, поворачиваясь к Арчеру.

– Иного нам просто не остается, – кивнул Арчер.

– А что будет с Виктором Воссом? – поинтересовалась Эбби.

Молчание собравшихся подсказало ей ответ. Ничего не будет. С людьми, подобными Воссу, никогда ничего не случается. Он может обойти систему регистрации, купить сердце, купить хирурга, купить целую больницу. А еще он может купить юристов. Армию юристов. Столько, сколько понадобится, чтобы превратить мечты скромного хирурга-ординатора в выжженную землю.

– Он задался целью меня уничтожить, – заговорила Эбби. – Я думала, после успешной операции он поутихнет. Ничего подобного. Кто-то, кого он нанял, изгадил салон моей машины свиными потрохами. Его юристы выдвинули против меня два иска, и это только начало. Он объявил мне войну, которую готов вести любыми средствами. Знаете, в таких условиях трудно ничего не видеть и не слышать.

– Вы можете доказать, что все это – дело рук Восса? – спросила Сьюзен.

– А кто еще способен на такое?

– Под ударом репутация нашей больницы, – сказал Парр. – Постарайтесь это понять, доктор Ди Маттео. Нам нужно действовать единой командой. Мы все должны сплотиться. В том числе и вы, поскольку Бейсайд – и ваша больница.

– Но вдруг правда вырвется наружу? Вдруг на первой полосе «Глоуб» появится громадный заголовок: «Клинику Бейсайд обвиняют в махинациях с донорскими органами»? И то, что вы пытаетесь скрыть, бросят вам в лицо.

– Потому я и сказал: все, о чем здесь говорилось, здесь должно и остаться.

– У тайного есть свойство становиться явным. – Эбби вздернула подбородок. – Скорее всего, так и случится.

Парр и Сьюзен беспокойно переглянулись.

– Нам придется пойти на риск, – сказала Сьюзен.

Эбби скинула хирургический халат, запихнула его в бак для грязного белья и вышла, резко толкнув двойные двери. Еще немного, и наступит полночь. Пациент – жертва ножевого ранения – прооперирован и помещен в реанимацию. Интерн трудится над его карточкой, записывая распоряжения. Можно трубить отбой. В окопах все спокойно.

Затишье не радовало Эбби. У нее появилось слишком много времени подумать над всем, о чем сегодня говорилось в конференц-зале.

«Мне представился единственный шанс для ответного удара, но нанести его я не могу, – размышляла Эбби. – Не имею права наносить, если хочу оставаться игроком команды. Если интересы Бейсайда по-прежнему для меня что-то значат».

Интересы клиники были и ее интересами. Ее по-прежнему считали частью команды. Эбби усматривала в этом хороший знак. У нее есть шансы остаться работать в Бейсайде. Шансы окончить ординатуру. Это походило на сделку с дьяволом. Держи язык за зубами и не отступай от своей мечты. Если Виктор Восс позволит мечте осуществиться.

Если совесть позволит.

Несколько раз за вечер Эбби порывалась позвонить Хелен Льюис. Всего один звонок, и в БОНА узнают правду о «бейсайдском недоразумении». Всего один звонок, и там станет известно, чем, помимо своего бизнеса, занимается Виктор Восс. И сейчас, идя в ординаторскую, Эбби мысленно говорила с Хелен.

Первым, что поразило ее в темной ординаторской, был странный, совсем не больничный запах. Пахло розами и лилиями. Включив свет, Эбби увидела на столе большую вазу с цветами.

Потом она услышала… шелест простыней на ординаторской койке.

– Марк? – удивилась она.

Он мигом проснулся и поначалу не мог сообразить, где находится. Потом, увидев ее, улыбнулся:

– С днем рождения.

– Черт! Я же совсем забыла.

– А я не забыл.

Эбби подошла к койке и села рядом. Марк уснул, не сняв зеленого хирургического костюма. Наклонившись, чтобы его поцеловать, Эбби уловила знакомый, типично больничный запах бетадина и… запах усталости.

– Какой ты колючий! Тебе нужно побриться.

– Мне нужен еще один поцелуй.

Эбби улыбнулась и поцеловала его.

– И давно ты меня дожидаешься?

– Времени сейчас сколько?

– Полночь.

– Значит, два часа.

– И ты с десяти меня здесь ждал?

– Я не собирался засыпать. Так получилось.

Марк подвинулся, освобождая ей половину узкой койки. Эбби сбросила туфли и легла рядом. Ее сразу же окутало двойным теплом: больничной постели и другим теплом, исходящим от любимого мужчины. Может, рассказать ему о сегодняшней встрече и о втором иске? Подумав, Эбби решила не рассказывать. Ей хотелось лежать в объятиях Марка.

– Прости, я забыл торт.

– Торт – пустяки. Как я могла забыть про собственный день рождения? А может, хотела забыть. Уже двадцать восемь.

– Такая дряхлая старушка, – засмеялся Марк, обнимая ее за плечи.

– Я чувствую себя старой. Особенно сегодня.

– В таком случае я вообще древний старец. – Марк нежно поцеловал ее ухо. – И моложе никак не становлюсь. Думаю, теперь самое время.

– Самое время для чего?

– Самое время сделать то, что надо было бы сделать еще несколько месяцев назад.

– И что же?

Марк коснулся ее лица:

– Попросить тебя стать моей женой.

Эбби молча смотрела на него. Слова не выговаривались, но ее переполняло счастье, и Марк легко мог прочесть ответ по ее глазам. Ей вдруг стало дорого все в этом человеке. Ладонь, что согревала щеку. Лицо, усталое, уже немолодое и потому еще более милое ей.

– Я это понял две ночи назад, – признался Марк. – Понял, чего же я хочу. Ты дежурила. Я приехал домой, съел обед быстрого приготовления. Потом пошел спать и на комоде увидел твои вещи. Щетку для волос. Шкатулку с украшениями. Лифчик, который ты почему-то никогда не убираешь. – Марк тихо засмеялся. Эбби тоже. – И тогда я понял: где бы я ни жил, я хочу, чтобы на комоде обязательно лежали твои вещи. Я без них уже не смогу. Даже дня не выдержу.

– Марк…

– Самая дурацкое в нашей профессии – мы не работаем от сих до сих. Тебя почти не бывает дома. А когда ты возвращаешься, наступает мое дежурство. Мы довольствуемся встречами в коридорах. Радуемся, если лифт пустой и можно взяться за руки. И потому мне так важно, вернувшись домой, увидеть на комоде твои вещи. Я смотрю на них и понимаю: ты тут была и снова появишься. И мне достаточно.