Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

Критики обычно подчеркивали, что роман адресован совсем иной аудитории (правда, в полемических целях ее место в социальной иерархии снижалось): «…вся дворня, говорят, не нарадуется им: так и рвут – из рук в руки»[322]; он «по плечу простому народу и той части нашей публики, которая от азбуки и катехизиса приступает к повестям и путешествиям»[323]. И.Н. Скобелев, офицер, а впоследствии и литератор, не получивший систематического образования (по собственному признанию, читал в юности только церковные книги и лубочного «Милорда Георга» М. Комарова), писал Булгарину про «на святой Руси небывалого, а посему и драгоценного Выжигина <…> сочинение толико превосходное, неподражаемое»[324]. (Ср. с мнением светской читательницы о Гоголе в 1847 г.: «…все его прежние сочинения были грязны, сальны и наполнены ругательствами, так же и Булгарина, они годны для лакейской, да и того не позволят в благочестивом доме <…>»[325].)

Однако дальнейшее знакомство с материалом ломает эту схему. Оказывается, роман понравился как Николаю I и А.Х. Бенкендорфу[326], так и молодому Н.В. Станкевичу, который писал родственникам: «Я имел случай прочесть несколько хороших русских романов. Пример подал Булгарин Выжигиным и Самозванцем. При всех недостатках сих творений – все-таки благодарность Булгарину»[327]. А.А. Харитонов, с 1829 г. учившийся в Царскосельском лицее, а впоследствии ставший сенатором, вспоминал о конце 1820-х – начале 1830-х гг.: «Я прочел [по-французски] все бывшие в ходу романы Вальтера Скотта, Виктора Гюго, Бальзака и других, не отставая при этом и от русской литературы, которая вся почти заключалась в беллетристике. Первые романы Василия Нарежного, Булгарина, Загоскина читались с наслаждением и производили сильное впечатление на мое юное воображение <…>»[328]. Генерал-майор И.К. Арнольди «читал “Выжигина” и очень ценил <…>. Говорил, что зачитывается “Северной пчелой”»[329]. Прочитав две литературные новинки, майор П. Лялин в письме Д.И. Хвостову, отрицательно оценив «Полтаву» Пушкина, так характеризовал роман Булгарина: «Выжигин мне очень понравился своим описанием всех сословий наших соотечественников. Картины его описания резки, но естественны, только все разительные примеры собраны или подобраны к одному времени, но это не уменьшает достоинств романа, в котором должно представить все разительно. В завязке нет большого интереса, но я этого и не искал, будучи доволен языком и картинами»[330]. Приятель А.С. Пушкина А.Н. Вульф, находясь в армии во время Русско-турецкой войны, в сентябре 1829 г. так резюмировал в дневнике впечатления от новой книги: «…я с жадностью и без порядку прочитал четыре части, в которые разделен роман. Он назван нравственно-сатирическим, но сатиры я мало встретил в нем. Ход романа совсем не занимателен, происшествия не связаны, а рассуждения нравственные несносны, описание чувств и страстей вяло и холодно. Зато [есть]описание образа жизни наших дворян, некоторых лиц, сделанных представителями всех пороков и недостатков, которые встречаешь в их сословии, злоупотреблений, которые мы всякой день видим, и наконец разных степеней общества нашего в столице и губерниях. Слог сочинения вообще чист, но в нем нет ни живости, ни остроты, ни разнообразия рассказа: качества слога, требуемые от сатирика»[331]. Юный М.А. Бакунин писал сестрам в марте 1830 г.: «Русская литература обогащается романами. Булгарин открыл путь своим “Иваном Выжигиным”, очень хорошим романом <…>»[332]. С.П. Шевырев, литературный противник Булгарина, резко отрицательно оценивший роман в целом, тем не менее, находясь в Италии и получив роман, признавался в дневнике: «Я с жадностию на него набросился, и 1-й том произвел на меня хорошее впечатление живым описанием польской дворни и жидов польских <…>»[333]. Художник А.А. Иванов в письме знакомому из Петербурга от 27 апреля 1829 г. дал следующую неоднозначную характеристику книге: «Везде кричат о романе “Иван Выжигин”. Его здесь превозносят; и я <…> прочитал сии четыре части и нашел, что Булгарин столько же имеет дара описывать пороки, сколько сам в них неподражаем; в отношении же добродетели – во всем романе чувствуешь натяжку»[334]. Через несколько лет после выхода романа, в 1834 г., профессор римского права Московского университета писал чешскому слависту В. Ганке: «Наша изящная литература находится теперь в цветущем состоянии. <…> Русская история, богатая во всех отношениях, дала новые материалы для деятельности литератора, и он, пользуясь оными, проложил новый путь к дальнейшему развитию. Выжигин Булгарина можно почесть первым заронителем искры исторической любви. За ним Греч, Федоров, сочинитель “Монастырки” [А.А. Перовский], Пушкин, Загоскин и множество других – все обратились к истории и оттуда заимствовали богатые материалы для своих отечественных романов»[335]. В то же время сыну мелкого чиновника, который в середине 1830-х гг. взял «Ивана Выжигина» в библиотеке служащего в Сибири полковника, роман «ужасно наскучил»[336].

Любопытно, что зарубежные читатели, далекие от российских литературных отношений и полемик, с интересом приняли «Ивана Выжигина». Роман был переведен практически на все основные европейские языки: французский (дважды), английский, немецкий (дважды), итальянский, польский (дважды), шведский, голландский, чешский. Вот что писал английский рецензент русского издания романа Булгарина «Димитрий Самозванец»: «Булгарин сейчас, если, возможно, не считать Пушкина, является наиболее популярным из всех современных русских писателей; популярным не только с учетом благосклонности, с которой относится к нему публика, но и с учетом его стиля, умения выбирать темы и трактовать их <…>»[337].

Водораздел определялся не столько социальными, сколько культурными критериями. Вместе с аристократами роман резко осуждали и разночинцы М.П. Погодин[338] и Н.И. Надеждин[339].

Можно утверждать, что отвергли роман лишь элитарные культурные группы, характеризующиеся высоким уровнем образования. И лишь поскольку подобных лиц именно среди аристократии было довольно много, а среди представителей «среднего» сословия и социальных низов – мало, можно говорить и о том, что среди одних социальных слоев преобладали поклонники, а среди других – противники романа.

Проведенный В.А. Покровским анализ списка подписчиков на первое издание «Выжигина» (список помещен в самой книге и включает 440 чел.) показал, что чиновники и помещики составляли 66 %, офицеры – 27,5 %, купцы – 6 % (в территориальном аспекте соотношение следующее: Петербург – 42 %, Москва – 6 %, провинция – 52 %)[340]. Покровский заключил на этой основе, что «главная масса читателей “Ивана Выжигина” состояла из дворян, поместных и служащих, по преимуществу провинциальных. Читатели буржуазного круга составляли очень небольшую часть»[341]. Соглашаясь в целом с этим выводом, следует сделать некоторые уточнения. Покровский не принимает во внимание специфический характер самого института подписки и отождествляет его с покупкой книг и даже чтением. Подписка по своему происхождению представляет собой форму коллективного меценатства. (Позднее подписка на одну книгу перестала практиковаться, а подписка на собрание сочинений или серию книг, как и на периодическое издание, стала служить гарантией получения издания и позволяла в ряде случаев рассрочить плату.) Поэтому вполне естественно, что в число подписчиков входили самые состоятельные из числа покупателей (книги можно было легко приобрести по выходе в книжных магазинах) и тем более читателей (так как книги были весьма дороги в то время, купить интересующее издание мог далеко не каждый желающий). Исходя из этого, мы склонны считать, что доля недворян (мелкие чиновники, купцы, мещане, грамотные крестьяне и т. д.) среди читателей «Выжигина» была существенно выше, чем среди подписчиков[342]. Безусловно, у социальных низов роман не мог иметь успеха (в круг их чтения, как писал и сам Булгарин, входили лубочные и религиозные книги, «Выжигин» для этих читателей был слишком сложен и чужд). Основным потребителем романа являлся «средний слой» читателей, чьим вкусам и потребностям он соответствовал в наибольшей мере. Впервые читатели из «среднего сословия» выступили против оценок хорошо образованных и высоко стоящих в социальной иерархии авторитетов, «голосуя рублем»: роман в краткий срок выдержал три издания.