Загадка о морском пейзаже - Антон Кротков

Сделав это открытие, Вильмонт принялся еще более внимательно осматривать место преступления. Следов волочения на траве он не заметил. Скорее всего погибший по доброй воле оказался здесь. Правда, было непонятно, с какой целью Гейдена понесло среди ночи за город в такую глушь. Или же его как-то сумели заманить в это уединенное место? Следователь упомянул, что накануне погибший кутил в какой-то компании. Возможно, он был пьян и плохо понимал, куда его везут.

Непосредственно рядом с телом чужих следов тоже не было видно. Но тут Вильмонт заметил, как один из рядовых полицейских присел на корточки и что-то разглядывает на земле с озадаченным лицом. Когда Анри подошел, приметливый служака указал ему на четкий отпечаток каблука на краю дороги. Удивительно, как его еще не затоптали другие полицейские из оцепления! След был только один, и он был достаточно глубоко вдавлен в землю. Это указывало на то, что от места гибели Гейдена до дороги неизвестный человек шел по траве, а на обочине поставил вторую ногу в стремя, либо поднимался ею на подножку коляски, а отпечатавшаяся нога играла роль опорной. Каблук его сапога слегка подвернулся, и на земле четко запечатлелось колесико шпоры. Но ведь погибший моряк не носил шпор!

Анри готов был расцеловать скромного служаку. Но одновременно Вильмонта неприятно поразило, как спустя рукава работает большинство местных судейских чиновников, которые не удосужились тщательно обследовать всю прилегающую территорию.

В это время следователь Веберг сердито взглянул на разговорчивого городового и предостерегающе мотнул головой. Полицейский растерянно захлопал ресницами, переводя взгляд с мечущего в него молнии на расстоянии следователя на Вильмонта. Но Анри успокоил его, показав жетон жандарма.

Городовой сразу успокоился. Он отвел Вильмонта немного в сторону и показал ему едва заметную полоску, оставшуюся от колеса проехавшей здесь коляски. В свое время от своего начальника Арнольда Эристова Вильмонт много интересного узнал о науке чтения следов. Но оказалось, что молодой жандарм в подметки не годится простому городовому, который сумел определить, что коляска проехала здесь не далее как четыре часа назад. Примерно этим же временем городовой «датировал» и след сапога со шпорой. Свои выводы он основывал на следующих обстоятельствах: земля на проселочной дороге была мягкая и сухая, как пыль. При дующем нынче с моря ветре следы должны были исчезнуть через три-четыре часа. Свежо же было еще с вечера. Анри достал увеличительное стекло и принялся внимательно изучать след, который уже в значительной степени утратил четкость. Тем не менее еще можно было разобрать некоторые детали. В одном месте на полосе, оставленной широким ободом колеса, Вильмонт заметил характерную выбоинку листовидной, вогнутой в сторону оси формы. Необходимо было срочно сфотографировать обнаруженные улики, пока ветер окончательно не стер их.

Как только Анри отошел к фотографу, к городовому быстрой злой походкой направился следователь Веберг. Он начал хлестать ничего не понимающего стражника по щекам, сложенными перчатками. Вильмонт бросился на защиту честного служаки.

— Как вы смеете?! Если у него нет чина, так и в рыло, значит, можно?

— Инструкция полицейского требует, чтобы он сперва доложил своему начальнику или мне, — отводя глаза, раздраженно пояснил Веберг.

— А разве вам неизвестно, что все чины полиции и уголовного сыска обязаны по первому требованию оказывать максимальное содействие жандармам и чиновникам Охранного отделения Департамента полиции? Я начинаю думать, что вы умышленно пытаетесь что-то утаить от меня.

Следователь стушевался и стал уверять, что ничего такого он не имел в виду.

У Анри чесались руки самому отхлестать по щекам этого яйцеголового невежду. Но сейчас было не до него. Вместо этого Вильмонт потребовал, чтобы следователь немедленно извинился перед незаслуженно обиженным им городовым. Когда это было сделано, жандармский капитан обратился к Вебергу холодным официальным тоном:

— Распорядитесь, чтобы ваш фотограф крупно сфотографировал для меня вот тот след каблука и отпечаток колеса на дороге. После этого пусть ваш криминалист попробует загипсовать след каблука (хотя Анри предпочел бы, чтобы слепок сделал более опытный криминалист, но другого здесь не было).

Назад в город Вильмонт решил вернуться пешком. Он отпустил наемную коляску сразу, как приехал на место происшествия, а просить этого негодяя Веберга об одолжении Анри никогда не стал бы. Поэтому он не спеша двинулся в обратный путь. Вскоре его обогнал полицейский фургон, выкрашенный белой краской, в котором увозили на вскрытие тело несчастного Гейдена. Следом проехала коляска со следователями. Доктор на прощанье приложил руку к козырьку фуражки, а следователь демонстративно отвернулся в другую сторону.

Анри снова остался один на безлюдной дороге. Он с любопытством глазел по сторонам. Примерно через полторы версты Вильмонта догнала мужицкая телега, направляющаяся в город. Ее возничий предложил подвезти барина. Анри с удовольствием воспользовался приглашением любезного человека.

Вскоре из-за холмов показалось море. На песчаный берег набегала ласковая морская волна, на отмелях рыбачило несколько баркасов. С лодок на странного господина в мужицкой телеге с любопытством взирали тянущие невод бородатые морские старатели. И тут Анри случайно заметил возле самой обочины дороги в кустах крупный окурок. Он соскочил с телеги и аккуратно поднял его. Окурок еще не успел отсыреть. Значит, он был выброшен относительно недавно. И вряд ли пользующиеся этой дорогой местные жители могли позволить себе такие дорогие сигары. Вильмонт также не заметил, чтобы кто-нибудь из работающих на месте преступления криминалистов или следователей курил такие сигары. Хотя все же нельзя было исключить, что кто-то из недавних его собеседников решил побаловать себя по дороге в город настоящей «Гаваной». Это предстояло выяснить. На окурке осталась фирменная бандероль известной кубинской марки. Анри знал ее потому, что его командир Арнольд Эристов тоже любил сигары этой марки. Как бы там ни было, определенно можно было поздравить себя с очень внушительным уловом. Не часто на месте преступления удается обнаружить столько интересных и перспективных улик.

Глава 10

Вскоре трагическая история молодого адъютанта получила неожиданное продолжение. Обыск, проведенный в его квартире, дал поразительные результаты. Вначале полицейские обнаружили важные документы с грифом «секретно» и «совершенно секретно». Впрочем, нахождение дома у штабного работника секретных папок можно было объяснить его желанием закончить работу, не завершенную на службе. Однако последующие находки стали настоящим шоком для полицейских и военных моряков, ибо никто из знавших погибшего адъютанта не мог поверить в то, что такой милый и воспитанный молодой человек совсем не тот, за кого себя выдавал.

Наиболее серьезной находкой, бросающей тень подозрения на покойного, стала тщательно вычерченная карта военного порта с указанием стоянок крупных боевых кораблей, точным расположением батарей и военных фарватеров. Синим и красным карандашом на ней были сделаны пояснительные отметки, причем многие почему-то на немецком языке. Анри неплохо знал немецкий и сумел прочесть записи к пометкам. Это были предложения, а точнее, конкретный план атаки базы миноносцами. Можно было предположить, что составивший план для некоего заказчика штабной офицер не успел его зашифровать, либо шифровку и отправку сообщения тайному получателю должен был осуществить кто-то другой.

Были также найдены написанные тайнописью шпионские инструкции и отчеты. Они были составлены на русском и немецком языках на крохотных кусочках бумаги, которые могли быть легко спрятаны в папиросе или пачке табака, а также зашиты в одежде. Эти находки вызвали особую обеспокоенность военных властей.

Помимо прочего при обыске были обнаружены революционные прокламации. Но после предыдущих находок на них практически не обратили внимание. Хотя эта находка вполне укладывалась в общую прорисовывающуюся картину заговора, ведь некоторые иностранные разведки, наравне с традиционной резидентурой, активно использовали в своих интересах революционное подполье. Порой подрывные сети различной идеологической природы переплетались между собой, подобно щупальцам спрута.

Больше всех перепугался только начавший поправляться после инфаркта командующий эскадрой Заксель. Адмирал с ужасом ожидал обвинений в покровительстве адъютанту-шпиону, ведь все знали о его симпатиях к Германии и всему немецкому. Говорили, что, узнав, какую ядовитую змею он пригрел на груди, адмирал побелел как полотно и схватился за сердце. Спеша оправдаться, адмирал запретил хоронить подлого предателя Гейдена на воинском кладбище с подобающими его чину почестями.