Загул - Олег Зайончковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ксюха искоса на него взглянул.
– Ты, вижу, обиделся на меня…
– За что?
– Ну… за то, что я накричал на тебя при всех.
– Ты разве кричал?
– Не помню…
Ксенофонтов вздохнул, плюнул с балкона вниз, помолчал в задумчивости…
– Ты, Гарик, не обижайся, я злюсь на тебя от зависти… Нет, правда… Хорошо у тебя все устроено! За эти твои проказы Надя должна была встретить тебя сковородкой… и что же? «Милый, куда ты?»… Противно слушать!
– Меня рукопись выручила.
– Вот и рукопись подвернулась…
– Да она меня чуть не убила.
– Так не убила же! – Ксюха в волнении сотряс перила. – Нет, ты скажи мне, за что она тебя так любит?
– Кто?
– Твоя Надя!.. Почему эти женщины любят одних за так, а других только за их машину?
– Сложный вопрос…
– То-то что сложный… – Ксюха плюнул опять с балкона. – Но какой бы он ни был, решать надо срочно.
– Почему?
– Машине моей кирдык приходит.
– Сочувствую…
Они помолчали.
– Но… как же Леночка? – осторожно поинтересовался Нефедов.
– Какая?.. Ах да! – Лицо Ксенофонтова просветлело. – Хорошо, что ты мне напомнил… Женюсь! Непременно женюсь… если не подведет машина.
– Вот видишь, не все потеряно.
– Думаешь, стоит рискнуть?
– Просто уверен.
– И будет все хорошо?
– Не знаю…
– Зачем же тогда…
– Чтобы тем, кто женат, не завидовать.
– Ты, наверное, прав…
Друзья призадумались.
Потом они обнялись за плечи и так ушли с галереи.
13
В доме все оставалось без перемен. Украинка Галка спала, разметав власы по столу. В углу шушукались Шерстяной с Марыськой. Остальные гремели чашками, разливая на ощупь остывший чай.
– Как там на границе – тихо? – спросил Галя вошедших.
– Тихо, – доложил Нефедов. – Твои соседи шашлыки жарят.
– Ничего, – Галя пристукнул кулаком. – Будет и на нашей улице праздник.
Игорь помялся.
– Вы извините, братцы… – пробормотал он, смущаясь. – Что-то мне спать очень хочется. Галя, можно я где-нибудь у тебя прилягу?
– Дезертир! – осуждающе прогудел хозяин. – Ладно, сдай оружие Шерстяному и вали на диван.
– Где муж, там и я, – объявила Надя.
Пожелав остающимся спокойной ночи, Нефедов с Нефедовой пошли вниз, в комнату с белым диваном. После некоторых блужданий по темному дому они разыскали и комнату, и диван, а на диване они нашли свою спящую дочь. Катя лежала клубочком, под голову подложив рюкзачок с «Провозвестием».
– Бросили нашу девочку, – покаянно прошептала Надя.
Она скинула тихонько туфли и осторожно легла с Катей, обернув ее своим телом. Потоптавшись немного, Нефедов опустился на свободную часть дивана и попробовал тоже прилечь.
– Тише! Ворочаешься, как слон…
Конечно, слова эти Надя пробормотала бездумно. Это просто была дежурная фраза, одна из тех, какими супруги обмениваются перед сном. Произнесенные слабеющими устами, они заменяют формальное пожелание спокойной ночи.
Но было бы странным и, наверное, даже неправильным, если бы Игорь в ту ночь мог спать спокойно. Ведь на диван и вот эти семейные нежности он променял боевое братство. Пусть Нефедов не верил в ночное нападение Живодарова или тем более немцев, но он бросил товарищей, выбыл из действующих рядов… Катя, брыкнувшись, вздохнула прерывисто, и то же за ней повторила Надя. Обе были давно во власти женских своих сновидений, а он даже на краю забытья все еще рядился со своей совестью.
В наступившей иной действительности спор этот Игоря с самим собой поначалу продолжился, но скоро был прерван выстрелами и криками. Нефедов вскочил с дивана и с пистолетом в руке выбежал на галерею. Там все уже было окутано пороховым дымом. Толя Хохол с колена раз за разом палил в темноту, а Галя туда же швырял гранаты, которые слабо хлопали, разбрасывая искры.
– Отсырели, проклятые! – прокричал он, обернувшись к Нефедову.
– Что происходит? – спросил Игорь тревожно. – Почему не горят фонари?
– Они взорвали подстанцию, – пояснила Марыська, вывернувшаяся откуда-то с лицом, изукрашенным маскировочным гримом.
– Кто – они?
– Будто бы сам не знаешь!
Всмотревшись в направлении выстрелов, Нефедов сумел разглядеть неясные перебегающие тени – это не были Галины псы. «Значит… – мелькнула догадка, – значит, собаки уже мертвы!» Игорю сделалось жутко.
– Ты будешь стрелять или нет?! – Марыська в отчаянии дергала его за рукав.
– Буду! – заорал Нефедов, вскидывая пистолет. – Буду!.. Буду!.. Буду!..
14
– Папа ворочается, как слон!
– И кричит: «Буду, буду!»
– Пощекочи его хорошенько…
Надя и Катя тыкали его пальчиками под ребра, и даже с некоторым ожесточением. На самом деле спать им помешал не Игорь, а украинка Галка. Это она, похмельно вздыхая, с тряпкой в руке перемещалась по комнате тяжелым крестьянским шагом. Кажется, Галка обозначала какую-то хозяйственную деятельность: с одних предметов она вытирала пыль, другие переставляла с места на место. Споткнувшись о бар на колесиках, Галка едва на него не села. Бар загремел всем своим содержимым, украинка испуганно выбранилась – и тогда-то Надя с Катей проснулись.
Больше Игоря щекотать не требовалось.
– Привет! – пропел он, потягиваясь. – Мне тут такое снилось…
Надя и Катя хлопали на него размазанными глазами.
– Доброго ранку, – буркнула украинка и, застеснявшись чего-то, опять чуть не села на бар.
– Галка! И ты здесь… А где остальной народ?
– Сплять уси…
Совсем смешавшись, Галка с топотом вышла из комнаты.
Однако она ошибалась – в разных углах дома «народ» подавал уже признаки жизни.
– Баба, где ты?.. Мы есть хотим! – баритонил откуда-то Галя.
– Тяпнула вчера баба, – отвечал ему Толин голос. – Ты сам ей коньяк наливал.
– Эй, Галка! – соединившись, заорали вдруг оба голоса. – Ползаешь с утра, как муха!
Призывы эти возымели действие: некоторое время спустя в доме запахло кофе и чем-то жареным.
Пошатываясь со сна и зевая, вчерашние боевые товарищи снова сбредались в столовую. Ночь прошла без потерь; Шерсть с Марыськой, Нефедовы, хохлы и хозяин дома – к завтраку гарнизон явился в полном составе. Видок у всех – с неуложенными головами, с помятыми лицами – был непарадный. Но зато с их лиц исчезло тревожное выражение – друзья заспали свои ночные страхи и смотрели с утра умеренными оптимистами. На завтрак была яичница. В окнах столовой играло солнышко и поглядывало, как украинка Галка выкладывает на тарелки его ярко-желтых деток.
Накануне все, кроме Толиной жинки, проявили сдержанность по части спиртного. Поэтому, чтобы почувствовать бодрую ясность мысли, им хватило с утра выпить по чашечке кофе. Без пустопорожнего галдежа в деловом ключе товарищи обсудили свои дальнейшие планы. Все понимали, что наступило время переходить от обороны к активным действиям. Рукопись Почечуева любой ценой надлежало доставить в музей и сдать под охрану государства.
– Не об чем больше базарить, – объявил Галя. – Хватаем наш артефакт, и айда на прорыв!
– Только все вместе, – уточнил Хохол, – чтобы, значит, толпой.
– Правильно, – подхватил Ксюха. – Дунем на двух машинах.
– И пусть эти немцы догадываются, в которой машине рукопись!
15
Сборы были недолгими, но с небольшой заминкой. Надя потребовала, чтобы мужчины оставили дома оружие.
– С гранатой в музей вас не пустят, – твердо сказала она. – Я не пущу.
В ней чем дальше, тем больше сказывался главный хранитель. Рюкзачок с почечуевской рукописью она сняла с Кати и надела себе на плечи.
Когда наконец все уселись в машины, Галка нажатием тайной кнопки откатила ворота. Напутствуемый собачьим лаем, кортеж выкатился на улицу… и, что называется, взял с места в карьер. Скорость должна была обеспечивать безопасность, но сама по себе пугала, особенно Надю с Катей. Темп задавал головной Ксюхин спортивный автомобиль. Несмотря на грозящий ему «кирдык», он бежал очень резво, хотя сильно дымил на ходу и слишком болтал глушителем. Но, к счастью, весь путь в Почечуево они проделали без происшествий. Минут через десять отчаянной гонки обе машины припарковались у входа рядом с музейским служебным автобусом.
Пазик был еще теплый. Пятью минутами раньше он привез сотрудников, самые интеллигентные из которых еще расшаркивались у калитки, соревнуясь в учтивости. Одним из последних входил и Кронфельд, но не от избытка вежливости, а по причине обыкновенной старческой медлительности. Он вообще везде и всюду давно привык быть последним, а потому очень удивился, когда сзади на него налетели какие-то люди и буквально втолкнули его в калитку.
– Что происходит? – Кронфельд взвизгнул, как от щекотки (с возрастом голос его стал тоньше).
Он обернулся, готовый к отпору… но сразу же успокоился – в компании неизвестных Кронфельд увидел Нефедову.
– Вы-то мне и нужны, – сказала она. – По очень важному делу.
