Загадочное происшествие в Стайлзе - Агата Кристи

– Так это для того, чтобы разыскать свое письмо, Алфред Инглторп взломал перочинным ножиком замок портфеля? – спросил я.

– Да, и, судя по тому, какому огромному риску он себя подвергал, мы видим, что он понимал важность этого письма. В самом деле, без него не было бы абсолютно ничего, что связывало бы мистера Инглторпа с совершенным преступлением.

– Одного не могу понять: почему же, найдя письмо, он его сразу же не уничтожил?

– Потому что не осмелился подвергать себя еще большему риску.

– Не понимаю.

– Взгляните на это с его точки зрения. Я обнаружил, что в распоряжении Инглторпа было всего пять минут, в течение которых он мог унести письмо… Всего пять минут до того, как мы появились в комнате миссис Инглторп. Он не мог войти раньше, так как в это время Анни убирала лестницу и заметила бы любого, направлявшегося в правое крыло дома.

Представьте себе эту сцену! Алфред входит в комнату, открыв дверь с помощью ключа от какой-то другой двери (они почти все одинаковы), и спешит к портфелю… Но тот заперт, а ключа нигде не видно. Какой жестокий удар! Это означает, что скрыть его присутствие в комнате, как он надеялся, ему не удастся. Однако и абсолютно ясно, что ради такой компрометирующей улики придется рисковать всем. Он поспешно взламывает замок перочинным ножиком и быстро просматривает бумаги, пока не находит то, что искал.

Но тут возникает новая проблема: он не осмеливается держать письмо при себе. Могут увидеть, как он выходит из комнаты, и обыскать его. А стоит только найти при нем это письмо – он обречен! Возможно, в этот момент Инглторп слышит, как Джон и мистер Уэллс покидают будуар. Сейчас они поднимутся наверх. Он должен действовать быстро. Где спрятать этот ужасный листок? Содержимое корзины для использованных бумаг наверняка будут просматривать… Нет никакого способа уничтожить письмо, но и держать его при себе невозможно! Он быстро оглядывает комнату и видит… Что бы вы думали, mon ami?

Я покачал головой.

– В одно мгновение он разрывает письмо на длинные тонкие полоски и, скатав жгутом, поспешно запихивает среди других таких же скрученных тонких жгутов в вазу на камине, откуда по мере надобности их берут для того, чтобы зажечь свечу, лампу и тому подобное.

Я вскрикнул от изумления.

– Ведь никому не придет в голову там искать, – продолжал между тем Пуаро. – А у него, надеется он, еще будет возможность в удобное время вернуться и уничтожить эту единственную полностью разоблачающую его улику.

– Значит, письмо все это время было в той вазе в спальне миссис Инглторп, буквально у нас под носом?! – воскликнул я.

– Да, мой друг! Там я и обнаружил недостающее «последнее звено», и этой счастливой находкой я обязан вам.

– Мне?

– Да. Помните, как вы сказали, что мои руки дрожали, когда я переставлял, приводя в порядок, безделушки на камине?

– Да. Конечно, помню, но не вижу…

– Вспомните, друг мой, что раньше, в то утро, когда мы были там с вами вместе, я уже поправлял все эти предметы на каминной доске. И если уж они были поставлены правильно, не было бы никакой надобности расставлять их снова… Разве что за это время кто-то их трогал.

– Господи! – пробормотал я. – Так вот чем объясняется ваше странное поведение! Вы бросились в Стайлз и нашли письмо?

– Да, и это была борьба за каждую минуту!

– Все-таки мне непонятно, почему Инглторп действовал так глупо и не уничтожил письмо сразу, как только его нашел. У него было достаточно времени.

– О! У него не было такой возможности. Я об этом позаботился.

– Вы?!

– Да. Помните, вы упрекали меня за то, что я был слишком откровенен с домочадцами.

– Конечно, помню.

– Видите ли, друг мой, в сложившейся ситуации это была для меня единственная возможность. Тогда я не был уверен, что преступник – Инглторп. Но понимал, что если он убийца, то не станет держать компрометирующий документ при себе, а постарается как-нибудь от него избавиться. Поэтому, заручившись поддержкой домочадцев, я мог бы эффективно предотвратить всякую попытку мистера Инглторпа уничтожить эту важную улику. Вспомните, тогда его все подозревали, и, открыто поговорив со слугами, я обеспечил себе помощь не менее десяти доморощенных детективов, которые постоянно за ним следили. А обнаружив, что за ним беспрестанно наблюдают, он вынужден был покинуть дом, оставив разорванное письмо в вазе на камине.

– Но ведь у мисс Ховард была хорошая возможность ему помочь!

– Да, конечно! Только мисс Ховард ничего не знала о существовании этого письма. В соответствии с разработанным ими планом она никогда не разговаривала с Алфредом. Предполагалось, что они смертельные враги, и до тех пор, пока Джон Кавендиш не будет осужден и надежно посажен за решетку, сообщники не встречались и не разговаривали друг с другом. Разумеется, я установил слежку за мистером Инглторпом, надеясь, что рано или поздно он приведет меня туда, где спрятано письмо. Однако он был слишком умен, чтобы подвергать себя такому риску. Письмо находилось в безопасности, и, поскольку никто не подумал поискать его в первую неделю, маловероятно, чтобы это было сделано позже. И если бы не ваше счастливое замечание, мы, возможно, никогда не смогли бы предать преступника суду.

– Теперь понимаю. А когда вы начали подозревать мисс Ховард?

– Когда обнаружил, что она солгала на дознании о письме от миссис Инглторп.

– В чем же заключалась эта ложь?

– Вы видели предъявленное письмо? Помните, как оно выглядело?

– Да… более или менее… – неуверенно ответил я.

– В таком случае, очевидно, помните, что у миссис Инглторп был своеобразный почерк – она оставляла между словами большие промежутки. Но если вы посмотрите на дату письма, то сразу обратите внимание на некоторое несоответствие. Понимаете, что я имею в виду?

– Нет, – должен был признать я. – Не понимаю.

– Разве вы не поняли, что письмо было написано не семнадцатого, а седьмого числа – на следующий день после отъезда мисс Ховард? Единица была приписана перед семеркой позже, чтобы превратить седьмое число в семнадцатое.

– Но зачем?

– Именно об этом я и спросил себя. Почему мисс Ховард утаила письмо, написанное семнадцатого, и предъявила вместо него подделку? Очевидно, не хотела его показывать. Опять-таки почему? У меня сразу же возникло подозрение. Вы, конечно, помните мои слова о том, что следует опасаться людей, которые говорят неправду?

– И тем не менее, – воскликнул я с возмущением, – после этого вы предъявили мне два довода, почему мисс Ховард не могла бы совершить это преступление!

– И очень хороших довода, – заявил Пуаро, – так как долгое время они являлись для меня камнем преткновения, пока я не вспомнил одно крайне важное обстоятельство, что Алфред Инглторп – ее кузен. Мисс Ховард не могла совершить преступления в одиночку, но это не означало, что она не могла быть сообщницей. К тому же эта ее преувеличенная, неистовая ненависть! Ею прикрывались совершенно противоположные эмоции. Между ними, несомненно, существовала любовная связь еще задолго до того, как Алфред Инглторп появился в Стайлз-Корт. Еще тогда они составили свой отвратительный заговор, по которому он должен был жениться на этой богатой, но довольно глупой старой леди, склонив ее завещать ему все свои деньги. Совершив это умно спланированное и крайне гнусное преступление, они, вероятно, покинули бы Англию и жили бы где-нибудь вместе на деньги своей несчастной жертвы.

Они очень коварная и беспринципная пара! В то время как Алфред находился под подозрением, мисс Ховард потихоньку вела подготовку к иной dénouement.[62] Она приехала из Миддлингхэма, имея в запасе кое-какие предметы. Ее никто не подозревает, никто не обращает на нее внимания; она свободно передвигается по всему дому. Поэтому в удобный момент в комнате Джона прячет бутылочку от стрихнина и пенсне, а на чердаке – черную бороду. Потом сама же и позаботилась, чтобы эти вещи были своевременно обнаружены.

– Не понимаю, почему они хотели свалить вину на Джона, – заметил я. – Ведь намного легче было бы опорочить Лоуренса.

– Да, пожалуй, но не так надежно. Все улики против Лоуренса – результат чистой случайности. Должно быть, это порядком раздражало интриганов.

– Однако поведение Лоуренса было довольно странным, – задумчиво произнес я.

– Да, но вы, конечно, знаете, чем это было вызвано?

– Нет.

– Вы не поняли, что он предполагал, будто это преступление совершила мадемуазель Цинтия?

– Нет! – с удивлением воскликнул я. – Это… это же невероятно!

– Нисколько. У меня тоже возникла подобная мысль. Я думал об этом, когда задавал мистеру Уэллсу вопрос о завещании. Подозрениям в ее адрес способствовали и порошки бромида, которые она готовила для миссис Инглторп, и ловкое перевоплощение в мужчину во время маскарадных вечеров, как нам рассказала Доркас. Откровенно говоря, против нее было больше улик, чем против кого-либо другого.