Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

_______________

* Ц у к е р к а - конфета.

Музыканты пиликают, пары кружатся, притопывают, а хлопцы знай попыхивают цигарками. Не попросту курят - окуривают Ульяну. Густой, едкий дым стелется по хате. Если к табаку подмешать семени дурмана, да еще отрезать от голенища и мелко покрошить полоску овечьей кожицы, прибавить хмеля да перца, не то что дивчина - конь очумеет.

Чадный дым спирает легкие, чуть не выворачивает внутренности, однако Ульяна смеется, рассказывает, какой сон ей снился... Страдающую одышкой кто же возьмет? Ульяна терпит, не кашляет, чтобы не пошла худая слава дивчина, мол, хилая.

Никто не присаживался к курилкам, над которыми повис густой едкий дым. И хоть они не затягивались, однако их самих затошнило, головы закружились.

Хата шла ходуном, вертелся свет в глазах дивчины, хлопцы докуривали цигарки, а Ульяна хоть бы кашлянула.

Как ни старались хлопцы - Левко с одной стороны подкуривал, Василь с другой, - Ульяна сидит, хохочет да лузгает семечки. Ничто ее не берет! Бык и то угорел бы! Здорова легкими и сердцем. Хлопцам не нужна красота, была бы жена в силе.

Левко с Василем только переглянулись. Дуб, а не девка! Дай боже каждому такую жену в хозяйстве, которая не боится ни мороза, ни жары... Которая полезет в студеную воду вытаскивать коноплю или будет стирать белье на льду. Которую не берет ни голод, ни усталость. Целый день будет вязать снопы в жару, а ночью - возить. Без устали, без сна будет работать по хозяйству. Которая в лесу с мужем поднимет тяжелое бревно...

Но это еще не конец. Цигарки были докурены, Ульяна насмешливо косила глаза на хлопцев, и Левко пригласил дивчину к танцу. Ульяна изнывала без движения, охотно стала против хлопца и подбоченилась.

Музыканты быстро чешут гопака, дивчина проворно выбивает ногами, вертится, плывет, летает, и, право, неуклюжий Левко не поспевает за ней. Нет лучшего развлечения Ульяне. Хоть дивчина в теле, она словно не прикасается к полу, танцует безостановочно, и скорее у музыкантов отнимутся руки, чем утомится дивчина. Поигрывает глазами, бровями да притопывает - веселая девка!

Уж от Левка пар идет, блестит вспотевший лоб, все заметили перетанцевала девка парубка!

Левко тяжело дышит, - видно, помутилось у него в голове, он шатается, чуть не падает... Неизвестно, чем бы это кончилось, да Василь бросился выручать приятеля. Дивчина только усмехнулась. А когда она не смеялась?

Василь сорвался с лавки, приземистый, жилистый, крепким плечом оттолкнул Левка, сложил на груди руки, стал против дивчины откалывать, кружить да вывертываться, а потом как пошел вприсядку - все посиделки засмотрелись.

В хате стоял густой дым, а Ульяна раскраснелась, словно бурак, играла плечами, плыла по кругу, будто рыба в воде.

Василь тоже проворный хлопец, задорно притопывает, летает, вертится, но, видно, и он уже стал утомляться, посиделки заметили, что и он уже задыхается... Неизвестно, к чему бы это привело, да музыканты, вероятно, чтобы спасти честь парубка, оборвали музыку.

Хлопцы отдувались, дивчина же беззаботно разговаривала с подругами, лукаво улыбалась.

На посиделках судачили и диву давались - приворожила девка к себе, разве не видно? Уж до чего осторожен Левко, на селе нет хитрее его, все время остерегался... Лузгают, бывало, девчата тыквенные семечки, Ульяна достает из другого кармана, угощает Левко, а те семечки настоянные, парень не берет, мол, зуб болит... Чтобы он на посиделках да выпил воды? Внутри горит, так хочется пить, Ульяна угощает хлопца:

- А может, взвара выпьешь? Он кисленький...

Левко отказывается, выйдет за порог, набьет рот снегом, а из Ульяниных рук не станет пить.

Разве не известно, землю обильно расцветили чары, в лесу растут голубенькие рябенькие цветочки - любка, - девчата варят корень, льют в воду, чтобы хлопцы любили. Самые мудрые в Буймире бабы - Гапониха, Пивниха, Щетиниха, Тучиха, Перелетка - каждое лето собирают зелья. Надо знать, когда из земли выкапывать и когда давать. Корень как рука.

Бывало, хлопцы, девчата в складчину садятся за стол пить, гулять, Левко чарку выпьет, а закусывает огурцом. Остерегался, чтобы девчата не подмешали любовного настоя - не ел ни борщей, ни киселей. А не остерегся... Взял как-то ложку вишневого киселя, который поставила перед ним Ульяна, - кисель невкусный, отвратительный. А в кисель подлит настой. Левко переболел, перемучился, горит, печет, выворачивает внутренности... Катался по земле. Ходил как вылепленный из воска. С этого и началось. Прирос сердцем к Ульяне. Не увидит девушки - не уснет. И никто ему не мил.

У Ульяны не было пары, на посиделках всегда спала с девушкой. Никому не пришлась по душе. Василь Мороз как-то прилег на соломе, а ночью обулся, подался домой.

- Она сопит, как кузнечный мех!

Ульяна утром встала - смех, срамота, не долежал парень до утра.

Девка и надумала приворожить Левко. Дома мать укоряет парня:

- Я хвораю, сестра на выданье, долго я тебе буду стирать рубахи?

- Я и в грязных похожу, а кого попало не возьму.

Долго шатался Левко по посиделкам, присматривался к девушкам, порой в сердцах швырял сапоги под лавку:

- Шут его знает, где она растет, а ты мучь ноги!

Окрутила Ульяна парня.

Теперь парень угомонился.

Угомонился ли?

Ульяна уже сшила подвенечное кашемировое платье, купила фату...

Хлопцы долго уговаривали Левко, чтобы не брал Ульяны - бешеного нрава девка, весь ее род такой (конечно, уговоры были подальше от ушей Якова), спесива, сварлива, низка станом, нету, что ли, девки показистей? Она тебе не подходит, тебе не такая нужна. Василь отрекся от нее.

Чем Ульяна оттолкнула Василя? Он рассказал друзьям о своих злоключениях. Когда посиделки улеглись спать, он прилег около Ульяны и заметил, что у нее в сорочке у пазухи узелок, - хотела хлопца привадить.

Думала парней залучить - мол, труженица... Люди еще спят, а у нее свет... Ночь напролет прядет... А она-то ранешенько каганец засветит, чтобы людям бросилось в глаза, чтобы люди не осудили, а сама храпит на печи.

6

Под материнским присмотром Орина скоро отошла, поправилась, пополнела. Она помогала в хате, шила, пряла, но на люди еще не отваживалась выходить. Когда же узнала, что из дома ее не будут гнать к ненавистным Калиткам, совсем ожила, понемногу стали возвращаться силы, веселый нрав.

Наслушавшись от людей упреков, Иван Чумак задумался. Захар первый не смолчит - загубил, мол, жизнь дочери. Да и сын Максим поднял голос на отца, чтобы тот не гнал Орины из дому. Пригрозил изувечить Якова. Все пошло вверх дном, осмелели дети, перечат отцам, не слушаются. Не укладывалось в голове: жена не хочет жить с мужем, и никто ее не может принудить? Чтобы муж не имел прав над своей женой? А тут и Лукия защищает дочку, вступается за нее - не пойдет Орина в это пекло. Лукия проклинала тот день, тот час, что свел дочку с Калитками. Пусть пропадет, сгниет, сгорит все их богатство! Замучили дите, а была дочка как цветок.

Дед Савка со своей стороны усовещивал сына, чтобы тот не наказывал дочери...

Чумак не знал, что делать. Не хотел он новых попреков, осуждений, наговоров. Долго ломал голову, пока надумал. Пусть Орина пойдет к батюшке, чтобы направил ее, дал наставление. Иван Чумак хочет сохранить чистую совесть. Не хочет он брать греха на свою душу. Как скажет духовный отец...

Лукия увидела - сообразительная у мужа голова. Возражать не стала, сама уговаривала Орину, чтобы та отправилась к батюшке, - все равно не дождешься совета ни от кого.

Орина вынуждена была покориться. Сколько страха и стыда пережила, пока отважилась стать перед батюшкой со своей необычной просьбой. Склонила голову перед рыжеватой от табака бородой.

Отец Онуфрий остолбенел, услышав речь молодки. В первую минуту он не знал, что сказать. Сроду такого не было. Едва пришел в себя и стал усовещивать легкомысленную женщину.

- Евангелие читала? Клятву давала? Теперь дать тебе развод? Надень то платье, в котором венчалась, зажги на себе, тогда дам тебе развод. Куда пойдешь? Муж паспорта не даст. Куда денешься? Молодой, близорукий умишко! О чем ты, молодка, думаешь?

Отец Онуфрий сразу приметил: упрямого нрава молодка, не кается, не покоряется, к руке не приложилась, с суровым видом и опущенными глазами теребит кайму платка. Батюшка, однако, не потерял надежды рассеять злые намерения молодки, обратился к ней с благочестивыми словами, укорял, наставлял. А чтобы избавить от лукавого соблазна, наложил покаяние: пусть бьет поклоны и постится, а иначе он не допустит ее к причастию.

- Блудницей была, распутную жизнь вела, приласкали тебя, пригрели в достойной семье, избавили от насмешек, от надругательства. Жила с богатым мужиком в достатке, в роскоши, горя не знала, а теперь хочешь бросить его? Есть ли у тебя совесть, молодка?

Орина низко поклонилась и пошла, ничего не сказала, не посмев батюшке перечить. И в церковь редко ходила, - укорял ее батюшка, - и с опасными людьми знается... Смела ли сказать Орина, что без устали работала у Калитки и что нет человека честнее Павла? Пришла за советом, помощью, а батюшка засрамил, запугал; разведет вас заступ да лопата. Не смей, мол, и думать, до самой могилы должна терпеть, жить с ненавистным мужем!..