Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

- Муж не даст тебе паспорта, куда пойдешь? Куда денешься? Кто тебя возьмет без паспорта? - вразумлял Чумак.

- Буду работать в экономии, - упрямо твердила Орина.

Удивительная перемена произошла с родителями - приметила Орина. Прежде старик и разговаривать с дочкой не стал бы - прогнал, побил бы, а теперь спокойно растолковывает, уговаривает, чтобы не срамилась.

Дед Савка подал с печи голос за внучку - пусть не тревожат Орину...

Мудрая мысль пришла в голову Лукии. Собственно, она давно не выходила из головы, и теперь можно ее исполнить. Лукия решила сама отправиться к Калиткам, не брать с собой малодушного мужа, потому что еще напортит. Теперь она спохватилась, накричала на домашних - пусть дадут покой Орине. Брату и сестре не дала слова вымолвить - Орина стучит зубами, а они засыпали ее разговорами.

Все обошлось без ссор и перебранок. Укрытая материнским кожухом, согретая лекарственными напитками, Орина спокойно задремала в родной хате, впервые за долгое время.

На следующий день мать раненько вытопила печь, приготовила завтрак и пошла с мужем в церковь, строго наказавши детям присматривать за Ориной, которая лежала изнуренная, бескровная. Дед Савка слез с печи, встревоженный, молчаливый, постоял над внучкой, подумал, сочувственно покачал головой - внучка бесправна в этой хате, как и он сам, перекрестил ее, глубоко вздохнул и тоже понес грехи в церковь.

Марийка не могла отвести от сестры жалостного взгляда, так она отощала. Орина проснулась под ее пристальным взглядом, усмехнулась и обвила сестру рукой. Немного погодя наведалась Маланка, не расспрашивала, а только оплакивала несчастную подругу. Девушки убрали, причесали Орину и сами вышли из хаты...

Павло почувствовал странную слабость в ногах, когда переступил порог. Столько дум, переживаний накопилось в душе обоих, что передать их нет возможности. Орина стыдилась своих костлявых рук - высохла на работе у Калиток. Павло наговорил немало ласковых слов. Не сумел он ее защитить, отдал на глумление. Плакал, каялся перед ней, - сколько стыда и муки пережила она из-за него! Думали ли они, что их разлучат? Он чувствовал свою вину, умолял ее, чтобы она не возвращалась к Калиткам. Никто не принудит ее, не то время. Скоро все переменится.

Они слушали, как бьются их сердца, как струится кровь в жилах. Украдкой пробрался он в хату, оставив Марийку с Максимом стеречь около ворот. Как только постучали в окошко, выбежал в садик и ушел через огороды. Уже возвращались из церкви.

...Пахнут выбеленные солнцем полотна. Орина еще девушкой пряла, с малых лет была работящей. Сестренка держала перед ней тяжелый сувой, а Орина в легком забытьи наклонила лицо. После разговора с Павлом она словно ожила, велела Марийке подать пучки целебных трав, собранных дедом Савкой, - они тоже пахнут. Все в хате стало Орине родным и милым.

Встреча с Павлом согрела женщине сердце. Зажмурив глаза, она лежала неподвижно - не то дремала, не то грезила, ласкала себя мыслью о том, что давно уже ходят отрадные слухи и времена изменятся. Может, на самом деле настанет еще для Орины счастливый день?

Когда Лукия, чтобы начать разговор, сказала, что Орина больна, рыхлая Ганна едва отозвалась, засопела, нахмурилась. Калитка волком посмотрел на сваху.

- Дьявол заманил, хвостом под носом покрутил! - взъелась Ганна.

Ульяна уже осведомила домашних, что, когда Чумаки пошли в церковь, Павло наведался к Орине.

- С поджигателем связалась! Он под заборами валяется!..

Разъяренная сватья поразила материнское сердце тяжелыми упреками:

- Ты не углядела за дочерью, еще когда она была в девках, и теперь сводничаешь!

Тяжелое оскорбление легло на сердце женщины, ее охватила жалость к дочери: уж если сватья так обращается с матерью, что же терпела дочь?

- Кабы настоящий муж, он бы на аркане приволок жену, шкуру бы спустил! - не унималась Ганна.

Яков Калитка, может быть, и на самом деле пошел бы за Ориной, но брат Максим, узнав, как издевался Яков над сестрой, пригрозил поломать ему ребра и оторвать голову, если тот когда-нибудь заявится к ним на двор или побьет сестру.

Лукия уже давно убедилась, что не житье Орине в доме у Калиток, и поэтому обратилась к сватам со словами благоразумия. Она с трудом сдерживала себя, приступая к важному разговору. Все ж таки мать не враг своей дочери. Орину не смирить побоями, и так вся избита. Пусть поделят с сыном дом, дадут молодым земли, скота или пусть поставят новую хату, чтобы не было грызни, срама и издевательства над дочкой. Сколько на Калиток работала, здоровье потеряла, а теперь пойдет голая?..

Ганна чуть кровью не облилась, услышав эти бесстыдные слова дерзкой сватьи. Ярость сдавила горло, сердце застучало, в глазах потемнело. Зазнаваться стали Чумаки! Лукия в ее доме хочет свои порядки наводить!

- Вон! Вон, негодница, с моего двора! - озверело закричала она на сватью.

Муж попробовал угомонить жену. Лукия и не рада была, что завела с ней разговор.

Роман Маркович трезвее отнесся к словам Лукии.

- А я с чем останусь? Детей выделю, а сам буду искать работника на свой двор?

Действительно, положение Калитки безвыходное.

Яков, молчаливо и понуро слушавший у порога эту перебранку, почувствовал тут величайшую угрозу своему благополучию. Он не допустит, чтобы к Ульяне взяли примака! К отцовскому хозяйству примажется чужой человек? Он не хочет!

- Молчи, дурень! - обозлилась мать на сына. - Еще при жизни родителей хочешь поделить наследство! - И обратясь к сватье: - Раздели огород, скот, землю, поставь хату, молодые руки себе добудут, а мы? Живите, детоньки, богатейте, а отец с матерью пусть пропадают!..

- Дам кладовку, пусть в кладовке прорежут окно и берут кривую кобылу, - глумливо добавил Роман Маркович.

Лукия знала - в этой кладовке уже прогнили двери. Калитка насмехается над снохой. Издевательствам его не было конца, он пускался на новые выдумки:

- Колышки забьют и, как паук ткет паутину, пусть вьют гнездышко!

К счастью, дочь и муж не слышали этих издевок и насмешек. А мудрая Лукия все стерпела.

- Они, что ли, заработали мне на хату? Пусть себя окупят, а тогда выделяются. Я их кормил, одевал - где отплата?

Калитка никак не мог успокоиться. Неуважение, надругательство над его домом! Сколько лет бился, трудился, приобретал хозяйство, скопил столько добра, а теперь захотели растащить, разодрать! Много ли сами скопили?

- Не будет этого!

Калитка осатанел, посинел, топал ногами, потрясал дюжими кулаками:

- Не дождетесь! Схороните меня, тогда уж делите!

- Да вам и века не будет! - с пренебрежением ответила Лукия и вышла из хаты, потому что все равно выгнали бы. В эту минуту она возненавидела двор Калиток, своими глазами убедилась, что это за шкуродеры.

- Ты хотела бы, чтобы я завтра умер, а вы растащили бы мое добро?! злорадно выкрикивал вслед сватье Калитка, разгадав ее злые помыслы.

От дерзости сватьи в голове его даже помутилось. Калитка, который заправляет целой волостью, под рукой у которого пятнадцать обществ, перед которым дрожат чубы и бороды, должен от задрипанной сватьи выслушивать непристойные, бесстыдные речи. Это ли не издевательство!

5

Мамаев Левко решил проверить дивчину, не страдает ли она одышкой. Морозов Василь смеялся над приятелем.

Ульяна девка крепкая, здоровье так и прет из нее, того гляди, она лопнет. На шее хоть ободья гни. Такой девке только пеньки корчевать. Разве же не видно, с какого двора? Разве она недоест, недоспит? Или, может быть, переутомится в работе?

Левко, однако, не сдается.

- Жену берешь на век. Приведешь в хату, а она - кахи! кахи!.. Свяжет свясло - поясницу ломит. Принесет воды - запыхается. Мало ли что румяна яблоко тоже бывает румяное, а в середке порченое... Мне нужна такая жена, чтобы чувалы таскала!

После таких доводов Василь не стал больше перечить, согласился идти с приятелем на посиделки. Конечно, не подготовившись, на посиделки не пойдешь с тайными намерениями. Поэтому приятели, хорошо зная хитрую грамоту, стали кое-что готовить. Не с пустыми руками приступят к такому важному делу.

Когда приятели пришли к бабе Жалийке, все были уже в сборе. Обычное и в то же время приятное зрелище: бил бубен, выпевала скрипка, кружились веселые пары, поблескивали сапоги, бренчали мониста, развевались юбки...

На лавке было просторно, и приятели сели по обе стороны Ульяны, но она пыжилась, отнеслась к хлопцам с полным безразличием. Все притворство... Разве хлопцы не знают, как разговорить и развеселить дивчину?

Василь и Левко - хлопцы с богатого двора, в синих чинарках, в смушковых шапках, красных поясах, вышитых сорочках. Видные хлопцы, не ровня латаным сермяжникам. Да и Ульяна незаурядная девка, на ней не будничная юбка, а яркая плахта, даже в глазах рябит.

Пусть себе девка важничает, решили хлопцы и, сидя рядом с нею, как водится, достали кожаные кисеты (порттабак был только у Якова), стали крутить цигарки. Крутили долго, старательно, цигарки были длинные, как ярмарочная цукерка*.