Декоративка. Книга 1 (СИ) - Грин Агата

— Помедленнее, пожалуйста, я не успеваю.

Мэнчи раздраженно фыркнул, но шаг сбавил. Спустя некоторое время я заметила, что дышит он не так уж ровно, как мне показалось поначалу, и что сумку, скорее всего, не несет потому, что ребро его многострадальное еще как побаливает.

Притворщик! А я-то чуть суперменом его не сочла.

— Все-таки тяжеловато после травмы, да? — вкрадчиво спросила я.

— Нет. Просто мне тоже свобода как воздух нужна. А здесь…Здесь дышать нечем.

«Согласна, — подумала я. — Здесь чистейший воздух, но дышать нечем».

Снова я оказалась в неказистом жилище Зена. Дом еще не успел остыть; в теплом, по сравнению с наружным, воздухе витал знакомый запах.

— Сбиту медовую варил? — обрадованно спросила я, ощутив настоятельную потребность выпить чего-то вкусненького и тепленького.

Зен усмехнулся, небрежно сбросил на лежанку свой тулуп, подошел к очагу, и, легонько отпихнув меня в сторону, стал разжигать его.

Я намек поняла и отошла к столу; на нем стояла лишь полусгоревшая свеча. Вздохнув, я прошлась по комнате, освежая воспоминания о том, как здесь все устроено. Так уж вышло, что последний месяц мы практически прожили у Тредена, а этот домик пустовал. Походив немного, я неторопливо сняла верхнюю одежду и оставила ее прямо на лавке: Зен сам потом уберет, куда надо.

Огонь быстро разгорелся и весело затрещал; желтоглазый зажег свечу на столе, чтобы стало светлее (окна в доме если и были, то я не знала, где, потому как они, наверное, всегда были закрыты внутренними ставнями), и подошел к сумке, которую я также оставила на лавке. Первым он вытащил вязаный носок, в который я затолкала мешочек с золотом, тот самый, который так раздразнил декоративок.

Зен взвесил носок в руке и достал из него мешочек; носок полетел в сторону. Я поймала его и аккуратно положила на лавку. Мэнчи же развязал мешочек и высыпал себе на ладонь сверкающие, начищенные золотые монеты. Попробовав одну монетку на зуб и убедившись, что это не подделка, Зен посмотрел на меня; его глаза засверкали как то же золото.

— Как золото раздобыла?

Я обещала говорить ему правду, но обещание ведь не будет нарушено, если говорить не всю правду?

— Это плата за то, что я рисую одну мэзу. Она вызвала меня во дворец перед самой ярмаркой, очень мило со мной поговорила и одарила.

— Откуда она знает, что ты умеешь рисовать?

Я пожала плечами.

— Мне все равно, главное — деньги.

Зен ухмыльнулся и продолжил «обыск»; я попросила одну монетку, чтобы рассмотреть поближе. Впечатления на меня этот металлический желтый кругляшок не произвел — видимо, нет во мне духа нумизмата. Я вернула Зену монетку. Остальные четыре мешочка он нашел в еще одном носке, в нательной рубашке, в теплой шали и на самом дне сумки, в потайном кармане под подкладкой. Мэнчи проявил интерес не только к золоту: изучил шкатулку с косметикой, понюхал сбор сушеных трав в мешочке, развернул сверток с «платьем для соблазнения».

У меня аж дыхание перехватило, когда он взялся за переливающуюся ткань бирюзового цвета… справедливости ради, дыхание перехватило и у него. Зен немерено удивился чему-то и, вздрогнув, выронил эту красоту из рук; платье, изумительно шурша и собираясь в изысканные складки, упало на пол.

— Нельзя ли поаккуратнее? — взвилась я, скорее забирая эту бирюзовую прелесть с пола. — Это платье стоит больше, чем твой дом!

— Вы, деки, за платье убить готовы… — проворчал он.

— Забыл? Я тебя свободная женщина, так что в следующий раз придержи язык! И вещи мои не порть!

— За что тебе дали столько тряпья? — спросил мэнчи, отходя от сумки, содержимое которой его больше не интересовало.

— За рисование, сказала же. Это аванс, чтобы я старалась.

Мэнчи скептически фыркнул. Я не смотрела, куда он прячет мешочки, меня интересовали только вещи, которые он, не особенно аккуратно, вытащил из сумки. Какое-то время мы были заняты своими делами: я складывала и возвращала вещи в сумку, а он прятал золото по дому. Когда мы с этим разобрались, сбита в котелке уже начала недовольно булькать.

Зен убрал котелок с огня и черпаком разлил ароматное питье по деревянным кружкам. Пока сбита остывала и распространяла свой божественный аромат по дому, мэнчи выложил на стол лепешки и сало с прослойками мяса. Раньше, до бытия моего декоративкой, такая еда казалась мне совсем простенькой, но после бессменного варева из кислой капусты и лука, которое нам постоянно приходилось есть у Тредена, лепешки да сало стали для меня вкусным обедом.

Утолив первый голод, я сунулась проверить, остыла ли сбита, и обожгла язык.

Зен улыбнулся, глядя, как я морщусь и шикаю, и мне вспомнился первый вечер в этом мире, когда мы с ним так же сидели вместе за столом, пытались говорить и делили кружку с медовой сбитой. А ведь он хорошо тогда был настроен ко мне, не проявлял жестокости, смотрел приветливо… Но, как всегда бывает, дурацкая случайность все испортила.

Зен озверел, когда нащупал мои тогда еще сдобные формы. Что его вывело из себя? То, что он не имеет права даже пощупать женщину, потому что является бесправным мэнчи? Или то, что Треден остановил его? Или, может, он вообще ни о чем тогда не думал, попав под власть инстинктов?

А почему, собственно, не задать ему эти вопросы?

— Зен… В этом вашем Ниэраде так устроено, что большинство мужчин большую часть своей жизни живут без женщин. Но гормоны никто не отменял. Как вы справляетесь?

— Что такое «гормоны»? — вопросом на вопрос ответил он.

— Это особые вещества, которые… — я запнулась, понимая, что если дам ему научное определение, он ничего не поймет. — Которые управляют нашим телом, настроением и желаниями.

Зен скептически приподнял бровь. В общем, счел мои слова дикарской дурью. Вздохнув, я проговорила:

— Наши ведуны так считают… ну ладно. Ты ведь понял вопрос, Зен. Как вы живете без женщин?

Мэнчи почесал бровь, ту самую, которую приподнимал, и ответил:

— «Женщина»… Отцами это слово давно запрещено. Запомни твердо: женщин нет, есть собственность.

— Но я же слышала из уст мэнчи слова: «баба», «девка», «девочка».

— Из людской памяти не так-то просто стереть привычные слова. Но при ни-ов лучше не называть запрещенных слов. Что же до твоего вопроса… Это мэзы для нас, мэнчи, недоступны, а обычные декоративки каждый месяц на площади продаются. Кому надо, тот всегда себе может деку купить — для работы или чтобы потешиться.

— Но что делают те, кто хотят, но не могут купить деку? У кого… э-э-э… кровь кипит?

Мэнчи как-то странно на меня поглядел и сказал насмешливо:

— Даже животные знают, как облегчать телесный зуд.

— Я не о том… Как мужики терпят то, что они вынуждены покупать ущербных декоративок, тогда как отец Хаун наслаждается множеством прекрасных мэз?

— Те, кому не по нраву такой порядок и у кого есть дерзость об этом заявить, обычно заканчивают свою жизнь на площади во время казни или мучительной пытки. Но те, у кого есть ум и воля, могут сами стать ближе к отцу и обрести статус «ни-ов», а вместе с ним и возможность получить доступ к качественным декоративкам. Лучших самок получает самый сильный самец. Хочешь мэзу — стань отцом.

Я отметила, что изъясняется Зен куда правильнее, чем тот же Треден, и что его словарный запас совсем не мал. Интересно, почему? Кто воспитывал его, если не Треден? Что, если этот волчище лесной и читать умеет?

Однако вслух я задала другой вопрос.

— Ты хотел бы стать отцом?

— Нет. Отцы, по сути, так же несвободны, как и мэнчи, с той лишь разницей, что держат ответ перед богами. А я хотел бы ни перед кем не держать ответ.

— Значит, ты мечтаешь стать свободным ни-ов?

— Имею смелость.

— Так для этого тебе нужно так много золота? Ты хочешь купить титул… то есть статус ни-ов?

— Почетнее и надежнее заслужить статус, но в моем случае лучше купить, — ответил мэнчи и склонил голову, открыто меня разглядывая. — А ты, Ирина? Чего ты хочешь помимо свободы?