Точка росы - Владимир Степаненко

— Верю… верю! Я ждала тебя! Я хотела давно прийти… Но вы, ты всем нужен… И я всех пропускала и пропускала!

— Ты мне одна нужна!

— И ты один мне нужен.

— Ларочка! Здесь и вправду все время люди. Давай встретимся в воскресенье в семь вечера на нашей тропе.

Невозможно сосчитать, сколько раз в течение недели то на комплексе, то в поселке Викторенко встречал Ларису. Снова переживал счастливые минуты признания. Лариса читала в его глазах нетерпение и, прижимая украдкой палец к губам, тихо шептала: «В воскресенье! В воскресенье!»

Летящие гуси на рассвете разбудили своими тревожными голосами. Викторенко вышел из балка. Густой туман низко полз над рекой. Моросил мелкий, почти невидимый дождь, сбивался резкими порывами ветра, дующего с юга. Как раньше, Сосьва гнала свои воды в Обь. На песчаном берегу стояли высокие сосны.

Вдруг ветер изменился и принес свист горящего факела. Пламя над высокой трубой комплекса то взлетало вверх, то срезалось упругим ветром. Края черных туч щедро светились.

Натыкаясь на огонь, очередная стая гусей шарахнулась в сторону, оглашая окрестность испуганными криками.

Викторенко, как всегда, нетерпеливо начал составлять себе план на долгий день. Несколько раз вспоминал о свидании. Измучился от нетерпения видеть Ларису, говорить с ней, держать в своей руке ее горячие пальцы. Готов передвинуть стрелки часов, чтобы ускорить встречу. Скорее бы прошел день. Опуская руку в карман, наткнулся на острый угол конверта. Не сразу вспомнил, что получил письмо от Смурого. Вернувшись в балок, начал читать:

Андреевка гудит. Все разговоры о тебе. Долетели сюда слухи, что ты начальник комплекса. Здесь я начал понимать, что свалял дурака. В Шебелинке нет размаха. Пенсионеры сидят крепко, и ни одного из них не выбить из седла. Запрограммировали себе жизнь на сто лет. Разве плохо греться около жинки и складывать в карман гроши? Дурень я, дурень. Сказать по правде, даже соскучился по комарам. Вам хоть деньги платят, а моего заработка хватает на два стакана семечек. Полузгал, и нет. Так Ася сказала. Она и назвала меня дурнем.

Был в вашей хате. Дивился на фотографию. Помнишь, мы фотографировались с тобой на базаре? Стоят два гарных парубка. Загляделся. Твоя мать пытала меня, когда ты приедешь, а я не стал брехать. Ждет она тебя. Вот и все.

Викторенко раздраженно скомкал письмо. Неужели это его друг пишет — о заработке, о хорошем месте? Что-то раньше они об этом не думали. Иван заходил по тесной комнате и долго не мог успокоиться.

В конторе достал папку с материалами, но никак не мог сосредоточиться. Надеялся, что заглянет Лариса. Она не показывалась.

Раздался пронзительный телефонный звонок. Голос Лунева прозвучал громко, как из соседней комнаты:

— Здравствуй, Иван Спиридонович. Как здоровье? Как дела?

Расстояние не изменило голос начальника объединения. Викторенко вспомнил игру в шахматы в Тазе. Таким же спокойным голосом Лунев называл очередной ход.

— Все в ажуре.

— Спасибо, утешил. А ты не забыл, что сегодня воскресенье?

— Помню. А в чем дело?

— Почему не отдыхаешь? А органам милиции помогать надо. В наших же это интересах. Понял? Ну, будь здоров. И отправляйся домой.

Викторенко взглянул на часы. Показалось, что Лунев знал о его свидании и напоминал о нем Ивану. В самом деле, пора уходить.

Снова раздался звонок телефона. Сняв трубку, услышал голос диспетчера:

— В шлейфе упало давление!

Викторенко вбежал в диспетчерскую. Красные лампочки на приборном щите одна за другой тревожно вспыхивали и гасли.

— Железкина, где сменный инженер?

— Рязанов унесся в цех.

Глаза Викторенко уперлись в круглые электрические часы. Стрелки показывали половину шестого. Лихорадочно соображал, что случилось на комплексе. С этой минуты перестал существовать Викторенко-человек со своими желаниями и привычками. Начал действовать главный инженер, исполняющий обязанности начальника, для которого, кроме комплекса, его двух цехов, сложного оборудования и трубы, ничего больше не было. Он пытался понять, почему упало давление. Мысленно пробегал по каждой трубе, абсорберу, фильтру и насосам.

В диспетчерскую ворвался Пядышев:

— Трубу разорвало! Пожар!

— Где? — Викторенко почувствовал, что к лицу жарко прилила кровь.

— На берегу! — Пядышев мог сообщить о несчастье по телефону, но забыл о нем и прибежал на комплекс.

Часы гулко отсчитали шесть ударов. Каждый из них отозвался болью в сердце Викторенко: «Где сейчас Лариса?» Он понял, что свидание не состоится.

Викторенко сорвал с рычажка телефонную трубку. Припечатал ее к уху, нетерпеливо кричал:

— Березово… Объединение… Евгений Федорович, трубу разорвало. Причину еще не выяснил! — Глаза остановились на стрелках часов. — Авария произошла в восемнадцать ноль-ноль… Загорелся лес!

— Жертвы есть?

— Буду выяснять!

Пядышев старался не отставать от бегущего Викторенко, но скоро выдохся.

Викторенко чуть не сбил бежавшего ему навстречу рабочего в обгоревшей одежде.

— Оператор там погибла!

— Это Быстрова! — воскликнул Пядышев.

Для Викторенко существовало только имя девушки. И он с запозданием понял, что Быстрова — это фамилия Ларисы. Он со злостью посмотрел на Пядышева: «Не верю!»

Огромными прыжками помчался к реке.

Дорогу загородил огонь. Пламя шло низом, жадно набрасываясь на деревья и кустарник, сжевывая их с яростной жадностью. Ветер бил навстречу огню, и сдерживал его, и в то же время усиливал пожар.

Викторенко с Пядышевым наглотались горячего дыма, руками сбивали летящие на них красные искры. На берегу у Викторенко подкосились ноги, и он упал на мокрый песок. Но страшная мысль резанула сознание: «Там Лариса!» Неизвестно откуда взялись силы, и он побежал дальше.

На пути вырос слесарь Захариков. Сообразил, что инженеры уже знают о гибели оператора.

— Трубу по шву разорвало. Хоть и перекрыли газ, но рвануло крепко. Вмиг сгорела девушка. И чего ее туда понесло!

Викторенко не сразу понял, что пришел к месту аварии. Песок, высушенный огнем, не скрипел под ногами. «О чем я думаю, — разозлился на себя. — Погибла Лариса, а я думаю о песке!» «В воскресенье мы встретимся. Ты слышишь, в воскресенье!» — глухие удары болью прокалывали сердце. От него сейчас требуются решительные действия. А он не может собраться с мыслями. Представил, как в диспетчерской и в кабинете разрываются от напряжения телефоны. Может быть, скоро ему самому придется писать в Андреевку Смурому, чтобы подыскал место в Шебелинке.

Шагая вдоль трубы, Викторенко дошел до уреза воды. Сделал несколько шагов в реку, но остановила глубина. Ладонью пробежал по рваному горбатому боку.

— Я с головой нырял, — сокрушался Захариков. — Трещина далеко бежит. Вода сдержала, а то бы трубу выбросило взрывом. Придется вырезать!

Викторенко понимал справедливость слов Захарикова, но не мог сосредоточиться, отдать нужное распоряжение. «Почему я назначил свидание на лесной тропе? Могли встретиться в любом месте. Нам не надо было ни от кого прятаться!»

— Придется вырезать порванный кусок! — второй раз, но уже напористо повторил Захариков. — Хорошо еще, диспетчер быстро сообразила — перекрыла подачу газа.

— Да, да! — Викторенко кивнул головой. — Будем ликвидировать аварию.

Прилетевший на вертолете из Березова Лунев сразу оценил обстановку. Пожар грозил сжечь комплекс с пробуренными скважинами. В прожженной одежде, с законченным сажей лицом, он метался от одной группы добровольных пожарных к другой. Отдавал приказания, а то просто умолял не отступать. Сам бросался с лопатой в огонь, увлекая за собой рабочих.

Лунев, как никто другой, понимал, что огонь надо остановить, иначе может произойти взрыв, хотя слесаря и успели закрыть все фонтанные елочки на устьях скважин, а находящийся на очистке газ сожжен на факеле. Однако вырытые наспех канавы не сдерживали огонь. От горящих кустов во все стороны летели веером искры, подпаливая все новые и новые участки с кедрами и лиственницами. Злой свист ветра дополнили глухие удары падающих деревьев.

Пожар мог свирепствовать не один день и не одну неделю, но неожиданно прогремел где-то гром, и тут же острые стрелы молний перечертили темное небо, обрушивая на землю ливень. Тот же верховой ветер, который так стремительно гнал огонь, стал помогать. Потоки воды обрушались на пламя, и холодный, смрадный дым начал затягивать гари, сползая в болото.

Люди не сразу поняли, что произошло. Они еще оставались на своих местах, с радостью мокли под дождем, признав в нем верного союзника.

К Сосьве с пожарища помчались черные ручьи, унося в потоках угли и сажу.