Когда шатается трон - Андрей Ильин

– А ценности мне органы тоже вернут?

– Не забывайтесь, гражданин Кац! Изъятые ценности, добытые преступным путём, подлежат реквизиции и передаче государству.

– Да-да, я понимаю. Но как мне объяснить, что вы ночью…

– Верно. Вы хорошо мыслите, гражданин Кац. Сделаем так. Своим подельникам, если слушок пойдёт, а он от соседей точно пойдёт, скажете, что… что вас ограбили, какие-то залётные громилы. Такой будет ваша легенда. В милицию о происшествии заявлять не нужно, или вам придётся объяснять, откуда у вас взялись все эти ценности, а это опять Магадан и тачка.

– Но я же теперь ваш, мы же общее с вами дело…

– Именно поэтому, что наш. – Крюк хлопнул себя по эмгэбэшным погонам. – А не милиции. Много будете болтать, мы еще добавим, уже от себя. Даже если в лагерь попадёте – рот на замочке держите, тогда, может быть, мы вас вытащим. Ясно?

– Да, я понял, гражданин начальник. Кац будет нем как могила его прадедушки.

– Вот и хорошо. А для большей веры и в качестве алиби… для вашей же пользы…

Крюк заступил за кресло и не очень сильно, но точно ударил Каца рукоятью револьвера по затылку. После чего снял с себя мундир и фуражку, завязал их в узел.

– Ну, что там?

– Есть!.. Деньги и золото тоже.

– Тогда зови сюда наших урок.

Студент подошёл к окну и несколько раз задёрнул и отдёрнул штору.

Через несколько минут по лестнице загрохотали сапоги, и в квартиру ввалились подручные Рваного.

– Я же просил тихо! – рявкнул Крюк.

Но урки его не услышали, они, тараща глаза и пуская слюну, пялились на стол, заваленный деньгами, «рыжьем» и камушками. Ух ты!

Последним зашёл Рваный. Спокойно зашёл, не вынимая рук из карманов – не пристало ему суетиться при виде бабок. Зыркнул быстро по сторонам.

– Что с барыгой? – кивнул на лежащего ничком Каца. – Вглухую заделали папашу?

– Нет, очухается. Вначале сыночка пустил, а после хотел хай поднять. Пришлось приложить. Главное, что пустил. Нам мокруха ни к чему, на нас и так много чего висит.

– Ховырки все вскрыли?

– Может, все, может, нет, теперь поздно базарить. Твои шестёрки весь подъезд разбудили. Нужно ноги делать, пока менты не нагрянули.

– Кто «покупку» несёт? Мои или твои?

– Фифти-фифти. – Крюк сгрёб часть награбленного в торбу, затянул горловину. – После посчитаемся…

На «малине» разложили добычу на полу – «рыжьё» к «рыжью», камушки к камушкам, купюры к купюрам. Красивая картинка получилась.

– Как делить будем? Нам лучше «пиастрами» взять, с «рыжьем» и «звёздочками» возни много, «толкача» искать надо, который хорошую цену даст. Лады?

– Это обмароковать надо.

Сзади, обойдя вкруг, прилепились к стенам шестёрки Рваного. Не понравилось это Крюку.

– В чём дело?

– Не понятно мне, зачем тебе делёж устраивать, когда можно было весь куш сорвать?

– Я же говорил: ксивы нам нужны и хата. Серый писал.

– Я Серому маляву кинул, так не дошла она. Никто не знает, где теперь Серый чалится, может, ссучился он, может, нет его…

– На понт берёшь, Рваный? Мне Серый сам лично маляву вручил и адресок твой шепнул. А малява до него не дошла, потому что он себе амнистию объявил. В бегах нынче Серый.

– А что же он нигде не объявился?

– Легавые его ищут, в каждую щёлку нос свой суют. Нельзя ему высовываться.

– Красиво поёшь. Но ты-то знаешь, где он, вот и сведи меня с ним. А я спрошу у него, кто ты такой есть.

– На то его согласия не было. Но я спрошу, как свижусь. Думаю, Серый не откажется с тобой повидаться и за жизнь перетереть.

– Вот и лады. А добыча пока здесь побудет. Так надёжнее. Придёт Серый, мы ее по совести раздербаним.

Неладно дело пошло, шкрабом Рваный оказался, блеск «рыжья» его ослепил. Деньги, золото – не в счёт, но отступать негоже, слабость свою показывать нельзя.

– Так не пойдёт, мы на барыгу навели, хату вскрыли, все заначки нашли, твои только на шухере стояли, а весь барыш тебе?

Крюк шагнул к столу. Шестёрки отлипли от стен, придвинулись, руки в карманах, а в карманах точно не носовые платки.

– Может, по-хорошему разойдёмся?

– Можно и по хорошему – уходи, дверь не заперта. – Рваный оскалился, работая на публику. Любят урки дешёвые эффекты с численным перевесом. – Уйдёшь, тебе хорошо, мне хорошо, всем хорошо. Обратно с Серым придёшь – еще лучше будет.

– Ладно, банкуй, твоя взяла. – Крюк повернулся к двери. – Надеюсь, обойдёмся без глупостей?

Хотя вряд ли без глупостей…

Рваный развёл руками, как радушный хозяин, встречающий гостей. Хотя не встречал… И… не провожал. Вряд ли их выпустят вот так, запросто, не дурак Рваный, зачем ему, чтобы блатной мир узнал, как он обошёлся с подельниками. И враги лишние ни к чему.

Крюк быстро пошёл к двери. Если путь свободен, никто не шелохнётся. Но урки, кинув взгляд на Рваного, дёрнулись в сторону Крюка, и в дверях метнулись какие-то тени. Всё понятно.

Крюк резко обернулся.

– Ах да, забыл…

Пришедшие с Крюком бойцы всё поняли, потому что прозвучала условная фраза. И повернулись к двери, не чтобы уйти, но видеть ползущих от стен шестёрок.

– Серый просил тебя передать вот это…

Крюк уронил из рукава в ладонь гранату, швырнул на стол. Без чеки. Граната шлёпнулась, громыхнула, покатилась в сторону Рваного.

Урки опешили.

– Атанда!.. Лимон на пеньке!

Рванулись к окнам и двери. А дальше… Дальше, как в тире при стрельбе по мишени «бегущий кабан». Крюк и его бойцы выхватили оружие и, поводя стволами, стали вколачивать в мечущиеся фигуры пуля за пулей. Абвер, находясь за ними, высадил полную обойму в темноту дверного проёма.

– Не всех!.. Живыми брать! – рявкнул Крюк. Подскочил к столу. – Руки в гору!

В лоб Рваному упёрся горячий ствол тэтэшника.

– Нехорошо компаньонов кидать, – пожурил Крюк, обхлопывая карманы Рваного. – Мы к тебе со всей душой, а ты обжухать нас надумал. – Бросил на стол волыну и заточку. Сгрёб, сунул в карман гранату. Учебную. Может, она и учебная, но шороху наделала больше, чем боевая…

К стене сволокли, бросили на пол оставшихся в живых урок.

– Все?

– Все. Остальных прибрали.

Живые урки, крутя головами, силились понять, что произошло. Должны были они мочить людей Залётного, а вместо того в крови и соплях на полу сидят.

– Скидавай штаны!

– Зачем? – не поняли, напряглись урки.

– Затем, чтобы не обгадиться. Студент, ведро тащи, в сортире должно быть.

Ведро с грохотом поставили перед урками.

– Теперь сели и напряглись. Каждый.