Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника - Александр Майоров

Зона Восток:

Провинции Кунар, Лагман, Нангархар — с центром в Джелалабаде.

Зона Центр:

Провинции Кабул, Бамиан, Парван — с центром в Кабуле.

Каков был критерий соединения именно данных провинций в одну зону? Мы исходили прежде всего из признаков традиционных географических, экономических и политических связей между провинциями, и, конечно, же учитывали известные нам личные отношения между руководящими верхами данных провинций.

В каждую зону решением Реввоенсовета ДРА назначался чрезвычайный уполномоченный правительства Афганистана. На такие должности ставились, как правило, видные парчамисты. Например, в Герат направили Сарваланда, заместителя Кештманда и одного из теоретиков парчамизма. Практиковалось и совмещение должности губернатора провинции с должностью чрезвычайного уполномоченного, так, например, как было в Кандагаре. Здесь не могу не сказать, что, по моему мнению, одной из причин, по которой афганское руководство легко согласилось разделить страну на военно-политические зоны, было стремление таким образом еще сильнее укрепить позиции парчамизма.

С советской стороны в каждой зоне были представитель ЦК КПСС, представитель КГБ (закрытое лицо под другой «крышей») и старший воинский начальник, как правило, в ранге командира корпуса или заместителя командующего армией. (Так, например, представителями Советских Вооруженных Сил были: в зоне Северо-Запад — генерал-лейтенант Бабинский Виталий Валерьянович, служивший до этого командиром корпуса в Кутаиси; в зоне Север — генерал Гого Гуджабидзе, заместитель командарма из ПрибВО. А представителем ЦК КПСС в зоне Восток — Шенин Олег Семенович, прибывший с должности одного из секретарей Красноярского крайкома КПСС.)

Так вот, четыре названных должностных лица — один афганец и трое наших- должны были, исходя из нашего плана боевых действий на очередные два месяца, осуществлять соответствующие операции в своей зоне, причем, находясь в постоянном контакте с нами, чтобы вносить все необходимые коррективы. (А коррективы, повторюсь, вызывались меняющейся тактикой нашего противника, его действиями, которые отнюдь не всегда были нам заранее известны.)

Наличие у «четверки» чрезвычайных полномочий вселяло в нас уверенность, что насаждение и укрепление народно-демократической власти пойдет триумфально.

(Правда возникал вопрос: кто же все-таки будет в этой вновь созданной администрации главным лицом. С одной стороны, доверять ведение боев кабульским представителям было нельзя, с другой — они и сами не горели желанием взять на себя ответственность — дескать, целее будут. Ладно, посмотрим на представителя ЦК КПСС — его поддерживает своей властью и авторитетом посол и представитель ЦК в посольстве. Цековцам были не чужды мнительность и одновременно политические амбиции. Однако задачи-то предстояло решать не только политические, но прежде всего военные. А чтобы воевать — надо соображать КАК воевать. Надо планировать, организовывать и — вести людей в бой. Генералы на это способны, они этому учились, а вот способен ли секретарь ЦК поднять людей в атаку? — не знаю, не знаю… Может быть, и способен. Может быть он даже способен уложить людей… да только нам, профессионалам, менее всего хочется жертвовать чьими-то жизнями, потому что профессионализм не в том чтобы умереть, а в том, чтобы выйти из боя живым и невредимым, победив врага… Кажется, меня немного потянуло на банальности.)

Огарков понял смысл нововведения и принял его. Устинов покряхтел сначала: дескать не уходит ли ГВС от конкретного руководства боевыми действиями? Но ему объяснили, что невозможно постоянно всем руководить из центра, что нужны авторитетные люди, которые несли бы ответственность за положение в регионах. И Устинов сумел отделить зерна от плевел. И вот уже в январе-феврале мы смело и окончательно перешли к новой организационной схеме своих действий в Афганистане.

Позднее я не раз спрашивал себя: почему же мы не смогли тогда в 1980–1981 годах успешно закончить войну в Афганистане? Авангардная партия у народа была, в Кабуле и провинциальных центрах власть держалась твердо, режим Бабрака опирался на огромную армию, на СГИ, ее Хад, на Царандой, на 40-ю армию — и тем не менее взять под контроль всю страну, установить повсюду народно-демократическую власть — не удавалось! Это нам было непонятно!

Вернусь, однако, в первую неделю января 1981 года. По данным нашей аналитической группы и оперативного отдела штаба ГВС наши потери в боях за сентябрь-декабрь были в два с половиной — три раза меньше, чем в мае-августе, когда шла так называемая рейдовая война. При этом мы констатировали полный разгром полевых войск моджахедов в основных районах страны и ущелье Панджшер.

Правильно ли говорить, что этот результат был достигнут принципиальной сменой подходов к стратегии и тактике войны в Афганистане? Правильно. Первые во-семь-девять месяцев 1980 года мы следовали опробованной практике рейдовой войны, которая при хорошо налаженной разведке моджахедов вполне устраивала пешаварское руководство и полевых командиров. Этого, к сожалению, своевременно не заметили Соколов и Ахромеев. Они по-прежнему считали, что рейдовая война (ссылаясь на опыт русской армии по завоеванию Кавказа в XIX веке) в конце концов даст положительные результаты, то есть сработала традиция. Но практика показала, что переход к новой стратегии и новой тактике создал реальные предпосылки для наших регулярных побед в боях, причем во всех провинциях. С сентября по декабрь 1980 года было освобождено в четыре раза больше уездов и волостей, чем за такой же период в ходе рейдовой войны.

Однако на фоне военных успехов политическая ситуация выглядела явно неблагоприятно…

К концу 80-го года изменилась и тактика моджахедов. Они стали создавать исламские комитеты.

Из таблицы видно, что в конце марта на территории Афганистана было до 40 тысяч мятежников и 450 исламских комитетов — постоянно действующих, не уходящих за границу. Это была по сути система альтернативной власти. Там, где, например, в ауле находился хотя бы взвод от 40-й армии или рота Афганской армии — там формально существовала народно-демократическая власть. Где наших войск или войск кабульского режима не было — там правили исламские комитеты. Если же посмотреть на положение в стране в целом, то увидим, что из 286 административно-территориальных единиц (29 провинций, 185 уездов, 101 волость) правительством контролируются 178, мятежниками — 108. Таковы наши официальные данные на март 1981 года. Но на самом деле все обстояло наоборот — в сельской местности в основном господствовали мятежники.