Игрок (ЛП) - Контрерас Клэр

Мама уехала за папой, сказав, что хочет забрать его сама, чтобы «наверстать упущенное по дороге домой». Не представляю, сколько времени им придется наверстывать упущенное, учитывая, что она была единственной, кому разрешалось навещать его все эти годы. Уоррен и Адам вышли, чтобы оставить нас для воссоединения с папой. Я не могла сказать, что чувствовала Ванесса, но я была этому рада. Втроем мы прошлись по гостиной, кухне, столовой и, наконец, остановились у окна. Когда старый черный мамин «Мерседес» въехал на подъездную дорожку, я вцепилась в ладони Ванессы и Джонни. И вот так, взявшись за руки, мы оказались у двери. Джонни чуть ли ни переломал мне кости, но боль была мимолетной, потому что, когда вошел папа, наша троица дружно вздохнула, а я была готова упасть в обморок.

Папа выглядел постаревшим. И ниже, чем я его помнила. Я ожидала, что он будет худым, но его округлый живот обтягивала рубашка в клетку с короткими рукавами. Волосы поседели, утратив каштановый цвет, а кожа стала бледнее. Медового цвета глаза, как у меня, утратили свет. Я чего-то ожидала от нашей встречи, каких-то чувств. Гнева, боли, счастья... хоть что-то. За годы, недели, дни, часы, предшествовавшие этому моменту, я чувствовала больше, чем сейчас. Хотя, меня сейчас действительно кое-что переполняло, когда я обвела взглядом комнату и увидела брата, сестру, маму и папу вместе... Я почувствовала умиротворение.

Нельзя было сказать, кто двинулся первым, может быть Джонни, но мы все обнялись. Когда нам удалось взять себя в руки, мы обнялись уже каждый по отдельности, а мама нас фотографировала.

— Как ты выросла! Мама показывала мне снимки, но... это не одно и тоже, — хрипло прошептал отец, разглядывая меня.

— Ну, могло быть и по-другому. Ты мог позволить нам навещать тебя, — выдавила я сквозь слезы.

Потом папа заплакал. По-настоящему рыдал. Он притянул меня к себе, и я позволила ему это, потому что собственный поток слез и тяжелое дыхание, не дали мне возможности его остановить. Я глубоко вздохнула, пусть от него пахло не одеколоном, а сигаретами. От отца всегда пахло сигаретами. И этого было достаточно, чтобы заставить меня улыбнуться. Я попятилась и вытерла глаза, пока он держал меня за плечи руками. Его лицо все еще было мокрым от ранее пролитых слез.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Я не знала, что на это ответить. К счастью, у мамы приготовилась еда и она раздала нам поручения, чтобы мы убили время до прибытия остальных гостей на вечеринку. Пока мы накрывали на стол, дверь снова открылась. Вошел Адам. Ванесса вскочила, представила его папе, и они обнялись, как будто знали друг друга целую вечность. Папа всегда был немногословным и редко обнимался, так что эта его версия была для меня незнакомой. Затем вернулся Уоррен. Он держался в стороне, ожидая, когда отец пообщается с Адамом. Уоррен не знал, что сделать, поэтому мама взяла все на себя и представила их друг другу. Я стояла, затаив дыхание, ожидая приговора от папы после изучения Уоррена. Отец точно скажет что-то о его татуировках. Или оскорбит и попросит покинуть дом. Я была готова уйти с ним в этой ситуации.

Вместо этого папа повел себя неожиданно: он снова заплакал. Тихо, вытирая слезы, он пожал Уоррену руку и посмотрел на меня так, словно не мог поверить, что у меня появился парень. Я не потрудилась пояснить, что Уоррен не был моим парнем. Не то чтобы мама представляла его таким образом. Она сказала, что он мой друг (мама называла моих парней моими близкими друзьями до моего двадцатилетия).

Около восьми включили музыку, и начали прибывать люди. С самого утра у нас с Уорреном не было ни минуты, чтобы побыть наедине, и с каждым часом я жалела, что так рано покинула его объятия. Брат с кузенами зажарили свинью, а тетушки приготовили рис и овощи. Все веселились, пили, ели и танцевали. Женщины моей семьи, казалось, больше интересовались разговорами с Уорреном, чем моим отцом. Особенно мои кузины. Я бесилась, когда Уоррен им улыбался, но мне приходилось с этим мириться. Затем я заметила, что он разговаривал с моим отцом, но решила не вмешиваться в их разговор.

Вместо этого пошла танцевать. С моими кузенами. С давними друзьями семьи. Товарищи брата знали папу, поэтому пришли его поддержать. Тони (один из них) уже был слегка навеселе, не давая мне сесть. Когда музыка сменилась с меренги на бачату, я замерла на танцполе, что не осталось без внимания Тони. Похотливо улыбнувшись, он притянул меня к себе, пока моя грудь не вжались в его тело и наши бедра не встретились. Когда он начал двигаться, у меня не оставалось выбора, кроме как двигаться вместе с ним, но прежде чем Ромео Сантос успел взять высокую ноту, Уоррен оказался рядом со мной.

— Я думаю, моя девушка натанцевалась с тобой, — бросил он, не потрудившись извиниться за то, что прервал наш танец, и оттащил меня от Тони. Затем встал передо мной, имитируя ту же позу, что была у нас с Тони секунду назад.

— Ты не умеешь танцевать, да? — улыбнулась я.

Его глаза сверкнули, когда он усмехнулся.

— Нет, но я не собиралась стоять и смотреть, как ты танцуешь с другим мужчиной.

— Миллион песен до этого ты не переживал по этому поводу, — заметила я.

Я повела нас, рискнув сделать это без счета на «раз, два, три».

— В других танцах ты не стояла так близко к партнеру, — прошептал он мне на ухо, синхронно двигаясь со мной. — Этот же танец для спальни.

— Соглашусь, — ответила я, удивляясь, что вообще в состоянии говорить, когда мое сердце так сильно бьется о его грудь. — Представляешь, когда мама была молодой, его запрещали танцевать на вечеринках? Он предназначался только для помолвленных и супружеских пар.

— Вот как? — он отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо, сбившись с ритма. Я серьезно кивнула, и тогда снова начал двигаться. — Хорошее правило. Не стоило его отменять.

Я засмеялась и чуть крепче приобняла его.

— Тогда бы мы сейчас не танцевали.

Он снова отодвинулся от меня, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Тогда бы я сделал предложение.

На мгновения я перестала дышать. Моя улыбка погасла. Сердце остановилось.

Я моргнула раз. И еще раз.

В итоге мне пришлось снова двигаться, но не потому, что хотелось, а потому что мне велел Джонни, который взял в руки гуиро. Счастье, что мой подбородок лежал на плече Уоррена, а мои глаза были прикованы к инструменту, на котором бренчал мой брат. Почему Уоррен это сказал? Почему он это сказал и так серьезно на меня смотрел? Нельзя, чтобы я в него влюбилась. Да он даже не в моем вкусе. Он не из моего мира. Но когда мы стояли посреди импровизированного танцпола, окруженные людьми, среди которых я росла, которые меняли мне подгузники, или которым меняла подгузники я, всё казалось правильным. Что мы были там, где должны быть. Вместе.

Пока он не наступил мне на ногу. Он вздрогнул, когда я остановилась.

— Всего один вопрос, прежде чем я научу тебя хорошо танцевать: что ты танцуешь в Испании? Фламенко?

Уоррен улыбнулся.

— Я могу сделать пасодобль.

— Окей, — хихикнула я. — Понятия не имею, что это такое. Здесь все просто. Главное не сбиваться с ритма и помнить, когда нужно сделать небольшой прыжок и двигать бедрами. Бедрами двигай всегда.

— У меня нет проблем с бедрами. — Он подмигнул, а я покраснела.

— Прекращай флиртовать со мной перед моей семьей.

— Я хочу поцеловать тебя.

— Уоррен...

— И трахнуть, — добавил он, притягивая меня ближе, пока его губы не оказались рядом с моим ухом, а его голос стал больше походить на мурлыканье. — Я очень, очень хочу трахнуть тебя, красотка.

Ох, мамочки. У меня задрожали колени.

— Пожалуйста, танцуй.

— Ты чувствуешь, как сильно я хочу тебя? — он потерся об меня, чтобы его возбуждение не ускользнуло от моего внимания. Я закрыла глаза и стала двигаться. Раз-два-три, раз-два-три...

— Подними ногу повыше, — прошептала я, сглотнув.

— Я хочу отвести тебя наверх прямо сейчас, задрать это обтягивающее маленькое красное платье и наклонить над кроватью.