Сатирические очерки - Мариано де Ларра

У нас в Испании… – таково это выражение, которое мы все наперебой повторяем. Оно служит ключом при любом объяснении, каково бы ни было то, что неприятно поражает нас. «Чего же вы хотите? – говорим мы. – У нас в Испании…» Любое неприятное происшествие, которое с нами случается, мы считаем возможным объяснить словечками: «ведь здесь – Испания…», словами, которые мы произносим тщеславно и повторяем без всякого зазрения совести.

Является ли эта фраза свидетельством того, что вся нация признает свою отсталость? Не думаю, чтобы именно в этом скрывалась причина рождения подобного оборота: ведь только тот может заметить отсутствие какой-либо вещи, кому знакома сама вещь. Следовательно, жители страны не были бы отсталыми, если бы все они, как один, сознавали свою отсталость. Быть может, леность воображения или недостаток разумения мешают нам исследовать истинную причину того, что с нами происходит? Быть может, именно это заставляет нас всегда держать наготове шаблонную фразу, которая помогает отвести собственные возражения, создавая при этом иллюзию, что мы-то не являемся соучастниками зла, ответственность за которое перекладывается на страну в целом? Эта версия скорее остроумна, чем точна.

Думаю, что мне удалось обнаружить истинную причину популярности этого унизительного для нас выражения. Когда какая-нибудь страна ощущает приближение переломного момента в своей истории, когда из-за туч появляются, ослепляя наши глаза своим блеском, сияющие лучи солнца, народ в этот момент еще не ведает блага, но уже познал зло, от которого следует избавиться, чтобы изведать что-нибудь иное, – все равно что, лишь бы оно не было похоже на прошлое. С народом происходит то же, что с девушкой, расстающейся с отрочеством: она еще не ведает любви и ее наслаждений; но ее сердце или, вернее, природа начинает открывать ей чувства, которым вскоре предстоит безраздельно ею завладеть, а источник и средства удовлетворения которых она носит в самой себе, хотя еще и не познала их; смутное беспокойство ее души, которая ищет и жаждет, сама не зная чего, приводит ее в смятение и пробуждает чувство неудовлетворенности нынешним состоянием и своим прошлым; и вот мы видим, как она начинает презирать и безжалостно разбивать те самые игрушки, которыми она еще так недавно в своем неведении восхищалась.

Быть может, именно таково наше состояние, и в этом, как мы полагаем, заключен источник фатовства нашей молодежи: полузнайство царит среди нас; нам еще неведомо благо, но мы уже знаем, что оно существует и что в нашей власти его обрести, хотя и понятия не имеем, каким образом. И вот мы нарочито и жеманно отворачиваемся от того, что имеем, чтобы дать понять тем, кто нас слушает, что нам знакомо и лучшее. Мы мелочно лжем друг другу, хотя все находимся в одинаковом положении.

Это полузнайство мешает нам насладиться тем хорошим, что у нас имеется, и более того – жажда обладать всем сразу ослепляет нас и мешает заметить наше неуклонное, хотя и малозаметное движение вперед. Мы находимся в положении тех, кто, ощущая голод, отказывается от вкусного завтрака в предвкушении великолепного, но весьма сомнительного обеда, который то ли будет, то ли нет. Попробуем мудро заменить надежды на завтрашний день воспоминаниями о вчерашнем дне и посмотрим, имеем ли мы основания говорить по всякому поводу: ведь здесь – Испания!..

Только эти предварительные размышления позволяют понять характер дона Перикито, тщеславного юноши, образование которого свелось к первоначальным сведениям о латыни – ее стремились ему преподать, а он не пожелал ее усвоить. В своих странствиях он никогда не забирался дальше Карабанчеля.[168] Читает он только в глазах своих возлюбленных, а это, конечно, не самые глубокомысленные книги. Ему неведома иная слава, кроме собственной, иные люди, кроме его друзей, скроенных на тот же лад, иной свет, кроме светского общества в Прадо,[169] иные страны, кроме той, в которой он живет. Не так давно мне случилось нанести визит этому типичному представителю большей части нашей молодежи, исполненной презрения к своей родной стране.

Я нашел его в комнате, плохо обставленной и еще хуже прибранной, как это обычно бывает у холостяков; в обстановке и разбросанной повсюду одежде царил такой ужасающий беспорядок, что, увидев меня, он не мог не устыдиться.

– Эта комната похожа на клетку в зверинце, – сказал он. – Чего вы хотите? У нас в Испании…

И он остался весьма доволен подобным оправданием собственной неряшливости. Он настаивал на том, чтобы я позавтракал с ним, и мне не удалось устоять перед его назойливостью. Скверный завтрак, плохо сервированный стол с неизбежностью должны были вызвать новый приступ извинений, и дон Перикито не замедлил объявить:

– Друг мой, у нас в Испании невозможно никого угостить даже завтраком; приходится довольствоваться заурядными блюдами и шоколадом.

«Боже мой, – подумал я, – да разве у нас в стране нет отличных поваров, изысканной сервировки и подходящих слуг, чтобы насладиться превосходным бифштексом и всем прочим, что требуется для легкого завтрака; и разве в Париже тем, кто платит восемь или десять реалов за меблированные комнаты или за жалкий номер в гостинице, подобно моему другу Перикито, подают на завтрак индейку с трюфелями и шампанское!»

Мой друг Перикито – человек надоедливый (такие встречаются в любой стране); он настаивал, чтобы я провел с ним весь день. Я немедленно принял это предложение, ибо уже принялся, подобно анатому, рассекающему труп, изучать этот своеобразный человеческий механизм. Несмотря на явную непригодность к какому-либо делу, дон Перикито ищет должности. Поэтому мы побывали с ним в нескольких министерствах. Одно из двух мест, на которые он рассчитывал, перехватил другой претендент, оказавшийся более настойчивым.

– Так всегда бывает у нас в Испании! – воскликнул он, поведав мне о своей неудаче.

– Конечно, – ответил я, посмеиваясь над его несправедливым суждением. – Ведь во Франции или в Англии никто не прибегает к интригам, и не приходится сомневаться, что там все сплошь святые и люди там на людей не похожи.

На вторую должность, которой добивался дон Перикито, назначили более сведущего человека.

– Ну, конечно, это же в Испании! – повторил он.

«О да; в других странах безусловно предпочитают назначать тупиц», – подумал я.

Затем он повел меня в книжную лавку, предварительно признавшись, что, увлеченный дурным примером, опубликовал брошюру. На вопрос – сколько экземпляров его на редкость занимательной брошюры распродано, владелец магазина ответил:

– Ни одного!

– Вы видите, Фигаро? – сказал он. – Вы видите? У нас в Испании невозможно писать. А в Париже разошлись бы уже десять изданий.

– Ну, конечно, – ответил я, – потому что в Париже люди, вам подобные, легко распродают свои сочинения.

В Париже безусловно не бывает плохих книг, которых никто не читает, и глупых авторов, которые щелкают зубами от голода.

– Поймите же: у нас в Испании ничего не читают, – продолжал он.

«А вы, дон Перикито, жалующийся на это, – что вы-то читаете? – мог бы я его спросить. – Все мы жалуемся на то, что никто ничего не читает, но никто из нас сам ничего не читает».

– Читаете вы газеты? – спросил я дона Перикито.

– Нет, сеньор. У нас в Испании не умеют издавать газеты. Почитайте хотя бы «Ежедневник дебатов», этот здешний «Таймс»![170]

Следует предупредить, что дон Перикито не знает ни французского, ни английского языков, а что касается газет, то теперь они все же издаются, хорошо ли, плохо ли, а ведь длительное время их у нас вовсе не было.

Мы проходили мимо строящегося здания, одного из тех, что всё более украшают наши города, и он воскликнул:

– Что за грязь! Здесь, в Испании, нет полиции!

В Париже дома, разрушающиеся и вновь отстраиваемые, конечно не загрязняют улицы!

Вот он оступился и угодил в лужу.

– В Испании чистота не в почете! – восклицает он.

За границей грязи не бывает.

Заговорили о случившейся недавно краже.

– А, страна разбойников! – завопил он с возмущением.

Ясно же, в Лондоне не грабят. В Лондоне, где злоумышленники под покровом тумана среди бела дня нападают на прохожих!

Какой-то нищий попросил у нас милостыню.

– У нас в Испании – сплошная нищета, – воскликнул Перикито в негодовании.

Конечно, за границей любой бедняк разъезжает в экипаже!

Мы отправились в театр.

– Что за ужас! – восклицал дон Перикито тоном сострадания, хотя лучших спектаклей он никогда не видел. – Здесь нет приличных театров!

Проходили мы мимо кафе.

– Не заходите! Разве имеются у нас в Испании настоящие кафе! – закричал он.

Зашла речь о путешествиях.

– Избави меня бог! В Испании невозможно путешествовать! Что за гостиницы! Что за дороги!