Заговор небес - Анна Литвинова

– Эх! – Маша оборвала пение, закрыла глаза рукой. Казалось, она с трудом сдерживает слезы. Или, напротив, хочет разрыдаться – но у нее не получается.

– Давай, Фомич, выпьем! И ты, Надька, тоже пей с нами!

– Желание женщины – закон для подчиненного, – пробормотал Фомич, отложил гитару и разлил по трем стаканам водку. – Ну, девочки, за что пьем?

– За друзей! – с пьяной настойчивостью сказала Мэри, поднимая стакан.

– Правильно, за друзей! – поддержал парашютный ас.

– За вас, – пискнула Надя и потянулась своим стаканом к их.

Все были уже изрядно пьяны. Они отмечали Рождество вторые сутки напролет.

Вчера Мария вместе с Фомичом отправились в честь праздничка в третьесортный кабачок близ метро «Молодежная». Там, распив бутылку, с ходу зачем-то познакомились с Надеждой и ее ухажером бомжеватого вида. Надежда оказалась украинкой: приехала в Москву на заработки, торговала на рынке. И Надюха, и ее спутник оказались падки на дармовое угощение. Платили за все Фомич и Мэри. Раздавили совместно еще бутылочку. Затем Надюхин спутник отрубился прямо за столиком, уронив лицо на руки. «С-скотина!» – несколько раз пхнула его в бок Надя – тот только мычал спросонья. Бросили контуженного алкоголем на поле боя.

– Ничего, проспится – сам домой пойдет! Надоел! – воскликнула хохлушка.

– И верно, надоел! – согласилась Маша.

Захватили еще пару бутылок, колбасы, Фомич зачем-то приобрел сигару. Побрели в гости к новой знакомой – та снимала квартиру совсем неподалеку.

И пили полночи, и улеглись вповалку, и проснулись за полдень, и Фомич побежал за добавкой… И снова продолжали пить…

…Вот почему ни Павел, ни Катюша не могли все эти дни дозвониться ни до Мэри, ни до Фомича. Их попросту не было дома. А ведь и Катя, и Паша готовы были уже заподозрить самое страшное…

– Давай, Фомич, – скомандовала Мария, – давай, читай теперь стихи про окно…

– К-какие?

– Те самые! Не придуряйся! «Вот опять окно, здесь опять не спят…»

– «…то ли пьют вино, то ли так сидят…», – послушно подхватил Фомич.

– «Или, может, рук не разнимут двое, – прокричала, коверкая Цветаеву, Мэри. – И в моем, мой друг, завелось такое!..»

Проводив Пашу, Катя заглянула проведать, как там ее замечательный муж. В кабинете Андрея Витальевича не оказалось. Екатерина Сергеевна приоткрыла дверь в спальню.

Профессор бессовестно дрых. Посреди супружеской французской кровати: прямо как был, в спортивном костюме, поверх итальянского покрывала. Лежал навзничь, посапывал. Губки по-детски выпячены. На животе бессильно лежит рука с книжкой Evelyn Waugh «BRIDESHEAD REVISITED».[19] Палец заложен на четырнадцатой странице.

«Уморил Дьячкова Ивлин Во», – усмехнулась Катя, бесшумно вошла в спальню и подошла к окну. Выглянула из-за темно-зеленой портьеры вниз. Все три окна их квартиры выходили в переулок. «Фиатик» был на месте. А рядом стояла – не отъезжала! – «восьмерка» Павла. Следить он за ней, что ли, вздумал?

Катя решила понаблюдать за частным детективом. Павел сидел в салоне, не выходил. Мотор работал. Шлейф выхлопных газов и пара поднимался из-под хвоста «восьмерки». Екатерина Сергеевна присмотрелась: кажется, Паша звонит кому-то по сотовому телефону. Пытается напасть на след?

«Почему бы не попросить позвонить из моей квартиры? – подумала Катя. – Зачем тратиться на сотовую связь? Или он и меня тоже подозревает?..» Она улыбнулась. «Вот дурачок. Ведь я же – его клиентка. Я сама к нему обратилась. Кто ж ему тогда заплатит, если он меня разоблачит?.. Или он подозревает Андрея?»

Она оглянулась. Муж по-прежнему беззаветно спал. Губки сложены бантиком, лицо детски-беззащитное. Ну, Дьячкова подозревать – совсем глупо. Профессор, кажется, даже ни одной мухи в своей жизни не пришиб.

А может, все прозаичней: детектив просто сговаривается с кем-то по сотовому телефону о том, как скоротать вечерок? Например, со своей любовницей? Ясное дело, из ее, Катиной, квартиры звонить посторонней девушке ему как-то не очень удобно… Действительно, почему бы Паше вечер праздника не провести в объятиях любовницы? Обручального кольца не носит, а парень он видный, к тому же на монаха отнюдь не похож. Значит, наверняка должна быть любовница. Или постоянная сожительница. На секунду Катя ощутила что-то похожее на укол ревности. «Что это со мной? – с удивлением подумала, прислушиваясь к себе. – Я – ревную? Его? Это еще что за глупости?!»

Наконец серая Пашина «восьмерка» газанула и сорвалась с места. Так резко могут ездить только мужики. Вечно они что-то доказывают – себе и окружающим. «Все мужчины, кроме моего мужа», – подумала Катя. Она еще раз оглянулась на кровать. Андрей спал в том же положении. Книжка потихоньку выскальзывала из ослабевшей руки. «Вот профессор Дьячков, – подумалось ей, – кажется, начисто лишен честолюбия. Бойцовских качеств – ноль целых ноль десятых. Он и спортом никогда в жизни не занимался. Ему даже машину водить не хочется…»

Катя еще раз взглянула в переулок. Все пространство внизу, включая «Фиатик», было присыпано нежным снегом. Лишь на месте, где стояла Пашина машина, чернел нетронутый прямоугольник да два резких следа вели от него вдаль, в перспективу. Кате отчего-то стало грустно при виде этого прямоугольника, этих исчезающих в глубине переулка следов. Она все смотрела и смотрела на них. И думала – права ли была, когда, рассказывая Паше о женской четверке, утаила еще одну историю, происшедшую на аэродроме Колосово. Ей не хотелось об этом вспоминать. Да и незачем. Слишком тяжело дались бы ей эти воспоминания, дела давно минувших дней…

Она опустила портьеру и потихоньку вышла из комнаты. Профессор может теперь спать и час, и два – а может и до завтрашнего утра. Катя вдруг почувствовала себя очень одинокой – даже еще более одинокой, чем если бы Андрея вовсе не было здесь, в квартире, с ней рядом.

Куда более заброшенной, чем если бы у нее вообще никого не было.

Екатерина Сергеевна вышла из спальни, бесшумно притворила дверь и отправилась на кухню. Хотелось есть. «Какая же я дура, – с раскаянием подумала она, – Паша полдня здесь просидел, а я ему ничего, кроме кофе, не предложила… Ну и ладно, – утешила она себя. – Это его работа. Я ему плачу – чего ради я еще буду его обедами кормить!..»

Да ведь и в самом деле у них в доме нет ничего съестного. Катя заглянула в холодильник. В дверце сиротливо жалась недопитая давеча бутылка французского вина, да в баночке из-под майонеза притаились останки вчерашних мидий.

Катя достала баночку, отрезала черного хлеба. Уселась на диванчик и принялась есть. «Доем-ка, пока никто не видит, салат… Не так его тут много, чтобы делиться… А профессор, ежели есть захочет, – пусть сам тащится в супермаркет. В конце концов, магазины и готовка – это его обязанность. А то пыль в глаза мне пускать, а тем паче посторонним своими мидиями да креветками – на это всегда готов. А обычной, каждодневной еды, пищи, вроде макарон с сосисками, от него не дождешься».

Интересно, а кто готовит Паше? Странно, что такая мысль вдруг пришла ей в голову. Один он живет или с какой-то женщиной? И если не один, то кто – она? Наверно, какая-нибудь скромная, простая тетка. Какая-нибудь ткачиха-повариха. Кормит его щами, а после они смотрят «Поле чудес». Он отгадывает раньше игроков, а она смотрит на него восхищенно и говорит: «Па-ашенька, тебе надо туда, на передачу, в телевизор!»

Катя вдруг внезапно, в одно мгновение поняла: кого же ей все время напоминал этот Павел со смешной, отнюдь не детективной фамилией Синичкин.

Напоминал он ей тех выдуманных людей, что в некотором смысле были героями ее диссертации – с поправкой на время и страну пребывания, естественно. Когда она в начале девяностых готовилась к защите, ей довелось прочесть в оригинале кучу романов Дэшила Хэммета, Росса Макдональда, Рекса Стаута, Микки Спиллейна… Парочку из них даже перевела на русский – деньжат подзаработала… Так вот: главные герои крутых штатовских детективов – тех, тридцатых-пятидесятых годков – чем-то здорово смахивали на Пашу. Такие же надежные – словно из куска Эмпайр-Стейт-Билдинг высечены. Столь же скупые на чувства, как автомобили «Кадиллак». И готовые, верно, с бульдожьей хваткой, не рассуждая, защищать справедливость (или своего клиента).

Интересно, права ли она? Или опять фантазирует? Придумывает, как в детстве, себе героя? Когда Вовка Семенов из восьмого «а» казался ей рыцарем без страха и упрека – точь-в-точь как столь любимый ею Д'Артаньян…

Все-таки хотелось бы верить, что сейчас, по прошествии (страшно подумать!) почти двадцати лет, она не ошибается… Слишком мало на свете мужчин, на которых можно положиться и которым можно доверять…

«Однако даже если я права, – вдруг подумалось ей, – и Паша – российская реинкарнация крутого парня из «черного детектива», тех американских героев роднило между собой одно: револьверы-то у них были быстры, а вот мозги – не слишком. А ведь и Паша, кажется, отличается тем же свойством… Не очень-то он, похоже, сообразителен… У Арчи Гудвина был хотя бы Ниро Вульф, который думал за него и распутывал все загадки… А вот у Паши Синичкина, кроме него самого, с его мощными кулаками и стандартными мозгами, никого, похоже, и нету… Не секретарша же эта рыжеволосая…»