Смерть швейцара - Ирина Дроздова

Меняйленко уговаривал Ольгу с такой настойчивостью и привел ей в пользу этого такое количество веских аргументов, что она под конец сдалась и дала вывести себя из госпиталя и усадить в машину.

В последнюю минуту, правда, она попыталась оказать Александру Тимофеевичу слабое сопротивление и, схватившись за косяк двери, стала уверять администратора, что ей негде ночевать, и поскольку номер ее в Усольцеве полностью разрушен, она найдет себе место здесь, в приемном покое. Но Меняйленко сильной рукой не грубо, но решительно разжал ее пальцы и повел к дожидавшемуся на госпитальной дорожке сверкающему «Мерседесу», приговаривая, будто обращаясь к душевнобольной:

— Как же негде ночевать, Оленька? А номер князя на что? Я уже его на вас переоформил и за три дня вперед заплатил — неизвестно ведь, как все сложится в Управлении внутренних дел и на сколько они вас здесь задержат. А если вы всяких нежелательных разговоров опасаетесь, я дал команду тамошнему персоналу держать рот на замке и в душу к вам не лезть.

Когда Ольга снова вошла в номер Аристарха, ею овладело странное чувство. Вот сейчас откроется дверь и из соседней комнаты выйдет он, ее Листик — так и только так теперь Ольга называла Собилло, о существовании которого еще несколько дней назад даже и не подозревала. Здесь все напоминало о нем, а шелковый, с монограммой «А.С.» халат, небрежно брошенный на ручку кресла, все еще хранил, казалось, очертания его фигуры. И еще запах его тела — неповторимый и сложный. В нем смешивались ароматы дорогого табака с пряным запахом, одеколона и еще чего— то неуловимого, но вполне осязаемого Ольгой — чего она бы не спутала ни с каким другим запахом. Если бы потребовалось, она нашла бы Аристарха в абсолютной темноте именно по этому сложному многокомпонентному аромату, потому что он не мог принадлежать больше ни одному человеку на свете.

Теперь, правда, от Аристарха Викентьевича Собилло пахло, большей частью, всевозможными медикаментами, и его рана не давала Ольге покоя: в самом ли деле его жизнь вне опасности или врачи говорили это только для того, чтобы ее успокоить? Несколько раз она подходила к двери, чтобы, распахнув ее, бежать по коридору Усолыдевского дворца к выходу, а потом каким-нибудь способом добраться до военного госпиталя и узнать, как там обстоят дела с ее Листиком. Чего-то подобного, по-видимому, ожидал и Меняйленко. Не прошло и часа после водворения девушки в номере Собилло, как он постучал в ее дверь.

— Извините, Оленька, это опять я, — произнес администратор, когда девушка ему открыла. — Кажется, в госпитале я предлагал вам приехать сюда и поспать, но сейчас прихожу к выводу, что с этим успеется. Да и какой, к черту, теперь сон? Вряд ли вы сомкнете сегодня глаза, не так ли?

Ольга обреченно кивнула, соглашаясь с Меняйленко. Она впустила гостя в комнату, даже не удивившись, что тот не отправился ночевать домой, в Первозванск, а остался в Усольцеве.

Тот, будто отвечая на ее невысказанный вопрос, сказал:

— Меня, знаете ли, тоже бессонница мучает. Кроме того, после сегодняшнего покушения было бы странно оставлять вас одну без охраны. Ну и еще одно: завтра вам предстоит беседа с майором Неверовым. Он, уж поверьте моему слову, постарается устроить из допроса настоящий спектакль. А потому, прежде чем ехать в Управление внутренних дел, будет неплохо, если мы с вами предварительно проговорим кое-что. Вы, надеюсь, понимаете, что Неверову вовсе не обязательно знать об этом деле абсолютно все?

Меняйленко сплел короткие руки за спиной и прошел к кабинетному роялю, стоявшему у окна. Вид его открытой клавиатуры неожиданно разбудил дремавшие в душе администратора таланты и он ни с того, ни с сего взгромоздился вдруг на круглый стул и простер над бело-черным частоколом клавиш пухлые, поросшие черными волосиками пальцы. Он удивительно напоминал крупного жука, наколотого на булавку, и Ольга была вынуждена сделать над собой известное усилие, чтобы не рассмеяться. Однако стоило зазвучать музыке, и Ольга сразу же простила Меняйленко его забавный вид. Александр Тимофеевич мастерски исполнял на кабинетном «Стейнвее» Лунную сонату Бетховена. Но продолжалось это недолго.

Осторожно прикрыв крышку, Меняйленко прекратил музицировать и, крутанувшись на стуле, повернулся к Ольге лицом.

— Отчего же все-таки вас хотели убить? — загадочно спросил он.

— Да не знаю я — говорю вам, как на духу, Александр Тимофеевич, — привычно покачала головой Ольга и уселась на диван, обхватив себя за колени руками. Вопрос этот с некоторых пор стал вызывать у нее раздражение. Во-первых, потому, что она действительно не знала на него ответа, а во-вторых, ей слишком часто его задавали в последнее время — самые разные люди.

— Плохо вы отвечаете, плохо. Не подумавши и с раздражением, — совершенно спокойно заметил Меняйленко, оставив, наконец, в покое вертящийся стул. — Вы отказываетесь думать, а вам нужно именно сейчас напрячь все мозговые извилины и посмотреть на случившееся с иной стороны, возможно, под новым, непривычным ракурсом. Так как вы все-таки думаете, имеет к этому отношение Заславский или нет?

— Вы же умный человек, Александр Тимофеевич, и даже, по свидетельству осведомленных людей, работали в КГБ, — сказала Ольга, не без ехидства втыкая эту булавку в пухлую плоть администратора. — Зачем, — тут она повысила голос и еще раз повторила, — зачем ему меня убивать? Я же ничегошеньки о его делах не знала и не знаю. Даже если предположить, что мой прежний возлюбленный по имени Паша обладал какими-то компрометирующими сведениями о Заславском, которыми со мной делился, то какого черта антиквару нужно было ждать, когда я поеду в ваш Первозванск? Чтобы меня здесь прикончить? Он бы преспокойненько кокнул меня в Москве, где, как вы понимаете, сунуть концы в воду куда легче. Там даже не надо устраивать стрельбу посреди бела дня — достаточно случайного наезда, и журналистка Туманцева прекратила бы свое существование. В столице, заметьте, у меня не было бы таких высоких покровителей. — Тут Ольга отвесила Меняйленко короткий поклон.

Администратор обошел вокруг стола и уселся на стул в непосредственной близости от Ольги. Некоторое время он задумчиво мял подбородок, а после произнес:

— Не стану выяснять, откуда вы узнали о моей работе в органах. Хотя догадываюсь. Замечу только, что и в совковые времена существовали нормальные люди, понимавшие, что держава идет не тем путем. Впрочем, мы отвлеклись. Послушайте, вы все-таки журналистка, а не тетеха какая-нибудь. Сами-то вы что думаете? Неужели у вас ни одной мысли, ни одной версии в голове? Ведь на вас, по большому счету, было два покушения. Два! — вскричал Меняйленко, размахивая перед носом у Ольги сложенными латинской буквой «V» толстыми пальцами. — Просто убийцы вас в первый раз почему-то не тронули, а просто швырнули на обочину, как хлам, и все. Зато,

— Меняйленко вскочил со стула и забегал по комнате подобно бильярдному шару, который запустили по столу без всякой цели, — они через несколько часов после этого ухлопали Сенечку Кантакузена, а Сенечка — да будет вам известно, — перед носом у Ольги снова возник палец администратора, — был не лох какой-нибудь. У него и прикрытие солидное имелось, и все такое прочее. Получается, что его ухлопали только за то, что он имел глупость разговаривать с вами у своего же ларька. Вам, Оленька, все это не кажется странным?

— Кажется, — сказала она, с безнадежным видом поглядывая на администратора.

Видно было, что тот самым серьезным образом собирался не давать ей спать всю ночь. Впрочем, он честно сказал об этом с самого начала. Поэтому Ольга приготовилась к долгому разговору — она подошла к полированной панели бара, открыла ее и спросила голосом стюардессы на зарубежных авиалиниях:

— Что пить будем?

Александр Тимофеевич, привыкший, как видно, к аналогичным вопросам официанток в буфете своего «Аглицкого» клуба, отреагировал на слова девушки автоматически:

— Как обычно. «Колдстрим» и тоник. Только не сильно разбавленные.

Потом, спохватившись, он снова произнес:

— Господи, что я такое несу... Извините за рассеянность — все служба на уме.

— Вот я и хотела сделать все так, как заведено на вашей службе. Ведь я, по большому счету, сейчас тоже состою на службе безопасности Дворянского клуба? Верно?

Меняйленко хотел ответить уклончиво, но передумал.

— Верно, на службе, девочка. На ней, расчудесной. Но для вашей же пользы — кто, в противном случае, будет вас охранять? — Эту реплику он намеренно произнес с ударением на последней фразе, и Ольга замерла, осознав, до какой степени все эти дни в Первозванске она была близка к темному провалу небытия. — Итак, что же вы обо всем этом думаете?

— Я думаю, я просто уверена, что все дело в «Молодом человеке с молитвенно сложенными руками» Рогира ван дер Хоолта, — тихо сказала Ольга. — Знаю, что вы мне не поверите, но суть проблемы в этом.