Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

24 февраля 1812 г. франко-прусский союзный договор и военная конвенция были заключены. Пруссия обязалась выставить 20-тысячный вспомогательный корпус для войны с Россией. Эти соглашения были дополнены указом прусского короля от 15 апреля 1812 г. о запрещении ввоза в Пруссию товаров из России. За все это королю в случае победы обещалась территориальная компенсация.

Далее события развивались по той же схеме и в одно и то же время, что и с Австрией. Еще до объявления войны, в апреле 1812 г., в Петербург был послан прусский подполковник Шелер. Он передал царю пожелание своего короля сохранять тайные сношения между Россией и Пруссией даже после начала войны. Шелер остался в Петербурге (под вымышленной фамилией), а в Берлине функции секретного агента России выполнял подполковник прусской армии Валентини. Вот как описывал русский посланник X. А. Ливен задачи тайного представителя России в Пруссии: «Подполковник Валентини получил от государственного канцлера (Пруссии. – В . С.) указание договориться со мной о том, как, по его мнению, ему следовало бы выполнять его обязанности, которые барон Гарденберг (канцлер Пруссии. – В. С.) характеризовал ему как обязанности тайного поверенного в делах России в Пруссии. Он просил меня дать ему лучше устные директивы, а не письменные инструкции, которые могли бы скомпрометировать его. Я порекомендовал ему стараться быть осведомленным о намерениях короля и его министерства в отношении России и сообщать о своих наблюдениях императорскому министерству… Я полагаю, что г-н Валентини сможет принести пользу в этом отношении, и надеюсь, что… (король)… будет беседовать с ним о делах. Этот офицер будет также передавать все, что сможет узнать о передвижениях французских войск, и, в частности, будет сообщать о подкреплениях, направляющихся на соединение с армией».

В то же время русское военное командование, информированное о колебаниях прусского правительства, стремилось склонить командующего прусским корпусом Йорка перейти на сторону России. Задача облегчалась тем, что Йорк не рвался в бой. Переговоры с ним начались еще в июне (вскоре после вторжения армий Наполеона в Россию) при посредничестве Немецкого комитета и продолжены в сентябре-ноябре 1812 г. через представителя царя рижского генерал-губернатора Ф. О. Паулуччи. Йорку предлагалось заключить соглашение о переходе прусского корпуса на сторону России. Йорк и информированный им о русских предложениях прусский король колебались. Только после того, как разгром «Великой армии» Наполеона на полях России стал очевидным фактом, Йорк 30 декабря 1812 г. заключил с русским военным командованием в Таурогене (Литва) конвенцию о нейтралитете прусских войск.

Таким образом, секретная деятельность русской дипломатии в 1810–1812 гг. по нейтрализации двух основных союзников Наполеона в войне против России принесла свои плоды.

Дипломатический успех России в тайной дуэли против наполеоновской дипломатии накануне войны 1812 г. был закреплен еще двумя крупными победами 5 апреля 1812 г. был заключен русско-шведский союзный договор, а 28 мая – мирный договор с Турцией. Иными словами, еще два вероятных союзника Франции по войне с Россией – Швеция и Турция – вышли из игры буквально накануне войны.

Особенно важна была нейтрализация Швеции как сильного военного союзника Франции, угрожавшей столице Российской империи на самом кратчайшем операционном пути – через Балтийское море. В отличие от Османской империи, где никто не был уверен заранее – какого очередного султана свергнут и кого посадят на престол Блистательной Порты султанские гвардейцы – янычары, в Швеции все было стабильно.

Путем сложных династических и дипломатических комбинаций Наполеону удалось протолкнуть 21 августа 1810 г. на шведский престол в качестве «наследника» при больном шведском короле Карле XIII («отец» всего на несколько лет был старше «сына») своего маршала Жана-Батиста Бернадотта (1763–1844 гг.) в качестве регента.

Наполеон всегда свято верил в семейные клановые связи: «Я признаю родственниками лишь тех, кто мне служит… Те, кто не поднимется вместе со мной, перестанут быть членами моего семейства. Я из всех сделаю семейство королей, вернее, вице-королей». Поэтому он относил и Бернадотта к своей «дальней семье» – ведь в 1798 г. он женился на первой (несостоявшейся) невесте молодого Бонапарта Дезире Клари. И хотя Бернадотт особыми военными талантами не блистал, 18 брюмера 1799 г. открыто не поддержал государственный переворот Бонапарта, а позднее был даже замешан в антибонапартистском заговоре генерала Симона, начальника штаба Западной армии, которой тогда командовал будущий король Швеции, Наполеон все это оставил без внимания.

В 1804 г. он присвоил Бернадотту звание маршала Франции, в 1806 г. удостоил титула «нового дворянства» Первой империи – князя Понтекорво.

Наполеон был твердо уверен – этот тяжеловесный красавец за все, что он для него сделал, не посмеет перечить императору Франции. Как всякий корсиканец, Бонапарт верил в «знаки судьбы», а у принца-регента Швеции – это он видел сам – во всю грудь была несмываемая татуировка «Смерть королям и тиранам» (память о революционной военной молодости).

И стоит Наполеону только намекнуть спесивой шведской аристократии, что написано на груди у их будущего короля – не видать Бернадотту шведского трона как своих ушей (он действительно станет «полным королем» только 5 февраля 1818 г. под именем Карла XIV Юхана, сразу после смерти своего «отца», и процарствует благополучно еще 26 лет, дав начало нынешней королевской династии Швеции).

Имелся у Наполеона и еще один, запасной, рычаг воздействия на Бернадотта – это его супруга Дезире. Пользуясь ее женскими страхами относительно климата в Швеции (южанка – родилась в Марселе, – Дезире была уверена, что Швеция, как и Россия, расположены где-то близко к Северному полюсу, и наверняка населены белыми медведями), Наполеон уговорил супругу принца-регента пока не переезжать к маршалу в Стокгольм, что она и сделала (и двенадцать лет прожила в поместье мужа – князя Понтекорво во Франции, пока, наконец, не воссоединилась с мужем в 1822 г., переехав-таки к нему в Стокгольм на страх белым медведям).

Но все эти расчеты Наполеона оказались построенными на песке. Александр I его перехитрил и переманил Бернадотта на свою сторону, при этом настолько уверовал в его военные таланты, что даже предлагал Бернадотту в июле 1812 г возглавить главнокомандование отступающей на восток русской армии (такой пассаж царя с удивлением отметил в свое время Карл Маркс). Перед этим царь наладил через А. И. Чернышева со шведским регентом личную и конфиденциальную переписку (поездки русского резидента в Стокгольм в 1811 – начале 1812 г.) Позднее в шведской и русской столице весной 1812 г. начались сверхсекретные мирные переговоры, которые 5 апреля 1812 г. завершились подписанием тайного антинаполеоновского союзного договора, сорвавшего все планы Наполеона.

И все это в одночасье рухнуло, когда, наконец, Наполеон в июне узнал, что его «революционный маршал» его жестоко обманул.

Все, что мог затем сделать Наполеон, это отыграться на личности Бернадотта в своих мемуарах на Св. Елене – предатель, дал «нашим врагам ключи от нашей политики и отмычки от нашей военной тактики».

Действительно, Бернадотт перехитрил Наполеона и даже в 1813 г. в Германии разбил своих бывших коллег – Удино и Нея, чуть не сев по протекции Александра I в 1814 г. на французский королевский престол вместо Бурбонов.

Если к успехам сначала по нейтрализации, а затем и союзу со Швецией добавить категорический отказ Дании принять участие в войне против России, то станет ясным, что надежды французской дипломатии на создание мощной антирусской коалиции в составе Франции, Австрии, Пруссии, Швеции, Турции и Дании к началу войны 1812 г. оказались в значительной степени неосуществленными.

Позднее Наполеон сам с горечью признавал: «Моя дипломатия должна была сделать для меня половину (русской) кампании, а она почти и не думала об этом». Французская дипломатия, сетовал Наполеон, «пребывала в состоянии изоляции, действуя без должной тонкости среди проблем, которые нужно было решать». «Впоследствии, – писал Е. В. Тарле, – Наполеон говорил, что если бы он предвидел, как поведут себя турки в Бухаресте и шведы в Стокгольме, то он не выступил бы против России в 1812 г.» Следует отметить, что первоначально французский император хотел идти войной не на Москву, а на Петербург; при этом французская атака с суши должна была быть поддержана шведской атакой с моря. Наполеон настолько был уверен в успехе всей операции, что на 15 августа 1812 г. отпечатал даже пригласительные билеты на свой день рождения с местом празднования в Зимнем дворце русских царей.

Правда, утверждение Наполеона о том, что он не начал бы войну с Россией, если бы знал о поведении шведов, вряд ли соответствует истине. Скорее наоборот: видя провал усилий французской дипломатии по сколачиванию антирусской коалиции, он поспешил ускорить начало войны, чтобы не допустить развала и без того непрочного австро-франко-прусского союза, тем более что на горизонте все явственнее вырисовывались контуры англо-русского мира.