Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - Владлен Сироткин

Как отмечалось выше, содержание договора вскоре стало известно русскому правительству. Уже 7 апреля Румянцев пригласил на беседу австрийского посла Сен-Жюльена и устроил ему допрос. Посол, не имевший никаких инструкций из Вены на этот счет, молчал. Румянцев, не раскрывая козырной карты (копии франко-австрийского договора), требовал от Австрии если не союза, то по крайней мере нейтралитета во франко-русской войне.

Поскольку посол не отвечал ничего определенного, беседа была продолжена. Теперь ее вел сам царь. Показав, наконец, Сен-Жюльену копию договора, он заявил: «Если ваш император намерен разыграть комедию и ограничиться формальной посылкой против меня 30 тыс. солдат, для меня достаточно, что я поставлен в известность об этом договоре. Но если… вы хотите со мной действительно воевать, то я двину против вас шесть дивизий, кроме Дунайской армии, я использую… все способы для усиления недовольства в Венгрии или же снова договорюсь с Францией; любой вариант – не в ваших интересах».

Стремясь выйти из столь деликатного положения, Меттерних, этот «австрийский Талейран», поспешил заверить русского посла, что «доброе согласие втайне могло бы по-прежнему существовать между старинными императорскими дворами», и через Штакельберга официально сообщил русскому правительству уже известное ему содержание секретного франко-австрийского союза.

В самый канун войны, в июне 1812 г., специальный уполномоченный Меттерниха Лебцельтерн встретился с царем в его ставке в Вильно. Их беседа имела огромное значение, ибо речь шла о степени участия Австрии в войне на стороне Франции. По поручению Меттерниха Лебцельтерн заявил следующее: «Австрия должна предоставить контингент своих войск для действия против России», но численность их не превысит 30 тыс. человек, а действия австрийских войск «по возможности будут ограничены». «Австрия, – заявил Лебцельтерн, – навсегда останется другом России… но если русское правительство будет смотреть на нее как на врага, Австрии придется действовать более решительно. Ведь не хочет же Россия, чтобы Австрия выставила 150 тыс. войск и окончательно встала на сторону Наполеона?»

Видя двойную игру Меттерниха, царь попытался добиться большего. Заявив Аебцельтерну, что «Австрия старается обеспечить себе двойную выгоду– воюющей и нейтральной стороны и связывает руки России», он попытался гарантировать эту тайную устную договоренность заключением письменного соглашения. Однако Меттерних был достаточно хитер, чтобы подвергать свою страну новым неприятностям в случае победы Наполеона над Россией, и отклонил это предложение. «Из Вены – сообщал Александр I командующему Дунайской армией П. В. Чичагову, – велели передать мне, что только абсолютная необходимость… заставила Австрию подписать с ним (Наполеоном. – 5. С.) союзный договор. Но Австрия ограничится тем, что введет в действие только те 30 тыс. человек, которые она обязана предоставить Наполеону против нас. Если мы не будем нападать на Австрию с какой-либо другой стороны, то война будет идти только на одном участке; Австрия заверяет нас в спокойствии на всей остальной нашей границе, принимав на себя обязательство не приводить в движение всей основной массы своих войск. Отзывая г. Лебцельтерна в Вену, австрийское правительство приказало ему проездом через Вильно устно повторить все эти заверения».

Позднее все было сделано почти так, как договорились. В июле 1812 г. под давлением Наполеона Австрия объявила о разрыве дипломатических отношений, но русский посланник не покинул страны, а уехал «на курорт», откуда продолжал информировать свое правительство.

Кроме того, для связи остались: в Вене – чиновник русского посольства Отт, а в Петербурге – австрийский дипломат Маршал. Связным между русским послом Штакельбергом и Меттернихом был Лебцельтерн.

Австрийское правительство действительно выделило Наполеону только один вспомогательный корпус под командованием Шварценберга, который почти не вел военных действий. Второй, «наблюдательный» австрийский корпус, двинутый к границам Восточной Галиции, вообще бездействовал настолько, что русское командование сократило на этом участке количество своих войск. Дело дошло до анекдота: австрийское правительство через Штакельберга в ноябре 1812 г. просило хотя бы для вида двинуть в Восточную Галицию русские войска, дабы оправдать перед Наполеоном бездействие австрийского «наблюдательного» корпуса. В общем «участие» Австрии в войне 1812 г. поразительно напоминало «участие» России в австро-французской войне 1809 г.

Мало того, австрийское правительство сквозь пальцы смотрело на антифранцузскую деятельность Штакельберга и особенно Отта в Австрии. Отт, например, наладил контакт с руководителями антинаполеоновского восстания в Тироле, снабжая их русскими деньгами.

Когда же в войне наступил перелом в пользу России и французская армия начала поспешное бегство, корпус Шварценберга перешел на сторону русских. Австрийцы в декабре 1812 г. оставили территорию России, а 30 января 1813 г. Шварценберг, наконец, заключил официальную письменную конвенцию о перемирии между русскими и австрийскими войсками. 9 февраля он без боя сдал русским войскам Варшаву, сорвав тем самым план Наполеона задержать на территории Польши наступление русских войск.

В целом устная договоренность Александра I с Лебцельтерном в июне 1812 г. в Вильно означала большую победу русской дипломатии в борьбе против дипломатии Наполеона.

Может быть, является известным преувеличением утверждение, что это «тайное соглашение фактически означало союз России с Австрией против Франции». Австрийское правительство вело сложную игру, выжидая, кто же из двух гигантов одержит верх. Не случайно, что почти в одно время с беседой между царем и Лебцельтерном в Вильно, в нескольких десятках километров от них, в Дрездене, австрийский император и Меттерних обещали Наполеону увеличить численность своих войск в войне против России.

Действительно, судя по донесениям Штакельберга из Австрии за октябрь– ноябрь 1812 г., австрийское правительство увеличило корпус Шварценберга за счет нескольких батальонов бездействовавшего в Галиции «наблюдательного корпуса». Колебания австрийского правительства видны были и в отношениях Аебцельтерна со Штакельбергом, особенно после занятия французами Москвы.

Но вместе с тем не следует и преуменьшать значения этой секретной договоренности только на том основании, что она не была закреплена в письменном документе. Разумеется, в конечном итоге судьба австрорусских тайных отношений целиком зависела от исхода военной кампании, и, вне всякого сомнения, Меттерних, не задумываясь, предал бы Александра, если бы Наполеон победил. Однако июньская договоренность значительно ослабила военный вклад Австрии в эту проблематичную победу, и в этом несомненная заслуга русской дипломатии, сумевшей нейтрализовать одного из самых сильных союзников Франции.

Аналогичная картина наблюдалась и в русско-прусских отношениях. Пруссия была еще более зависима от Франции – ее территория контролировалась французскими войсками. Прусский король фактически был заложником Наполеона. Вместе с тем прусское дворянство понимало, что избавление от французской оккупации может прийти только из России.

До 1810 г. пруссаки вели себя тихо. С 1810 г. прусская дипломатия начала искать контакты с Россией. Пруссакам приходилось быть вдвойне изворотливее, чем австрийцам, – Наполеон мог просто присоединить территорию Пруссии к Франции.

Прусская дипломатия начала издалека – летом 1810 г. она предложила свое посредничество в мирных переговорах России и Турции, поскольку это, как писал прусский король своему посланнику в России Шладену, «упрочило бы положение России по отношению к Франции и позволило бы ей более действенным образом защищать независимость других государств от посягательств Франции».

Затем прусское правительство потихоньку начало перевооружать свою небольшую армию и укреплять оставшиеся у него крепости. В сентябре 1811 г. оно даже послало в Россию генерала Шарнгорста для заключения военной конвенции о совместных действиях против Франции. В сверхсекретных переговорах с Шарнгорстом (они велись без всяких протоколов и бумаг) принял участие сам царь и Барклай-де-Толли. 17 октября 1811 г. русско-прусская союзная военная конвенция была, наконец, составлена и подписана, но прусский король побоялся ее утвердить.

Боязнь Фридриха-Вильгельма объяснялась просто – Наполеон узнал о секретных переговорах с Россией (у него тоже были в Петербурге свои «Витты»), и через своего посла в Берлине – Сен-Марсана – предъявил Пруссии ультиматум: или она немедленно заключает союз с Францией, или за дальнейшие последствия он не ручается. Какие это могли быть «последствия», прусский король хорошо знал – опыт Иены и Ауэрштадта научил его понимать Наполеона с полуслова.