Наследник для шейха (СИ) - Анна Гур

рану на всю жизнь, что мне придется зализывать порезы, которыми испещрено мое сердце, и надеяться, что однажды они превратятся в шрамы, что не будут столь болезненно кровоточить.

Я намеренно закрываю от себя воспоминания, стараюсь не думать о шейхе, стереть имя Аяза из памяти, но…

Я не могу…

Вновь его лицо перед глазами и вновь слезы обжигают. Горло сковывает спазм, и меня накрывают рвотные позывы, буквально рвет пустотой…

Полощу рот, сплевываю, но горечь так и не уходит…

Горечь моего отчаяния, обиды, боли, разочарования…

Так много чувств, и каждое сплетается в буквы имени мужчины, который никогда не будет моим, мужчины, который, если бы узнал про обман, не пожалел бы ни меня, ни мою семью…

— Я должна забыть…

Выговариваю едва слышно, чтобы услышать, хочу вдолбить в свою глупую голову: нельзя допускать воспоминания.

Я сделала то, что должна была. Я спасала семью и весь род. Неважно, чем я руководствовалась, совершая этот поступок. Оправданий нет. Совесть мучает. А еще… есть и другое чувство, оно расцветает ядовитым цветком в самом сердце, оно убивает.

Как и предупреждал Аяз, самые красивые цветы в живой природе — самые опасные. Они манкие. Зовущие, но стоит притронуться, можно получить яд и погибнуть.

И я его получила. И сейчас погибаю. Только по ощущениям тот самый ядовитый цветок теперь будет отравлять меня изнутри.

Мне плохо. Мне невыносимо больно. Непереносимо просто. Ощущение, что от меня что-то отрывают.

Так странно. Всего ничего, а кажется, что…

Нет! Не думать!

Беру шампунь, взбиваю пену, наверное, опустошаю полбанки в диком желании смыть с себя все отметины, которые оставил на моем нежном теле мужчина…

Но все равно взгляд напарывается на покрасневшие царапины, цепляется за следы от жадных губ.

Не жалел меня Аяз. Он вообще жалеть не умеет. И если таким голодным и горячим он может быть в страсти, то какой же может быть его злость и ненависть?

Если бы наказание шейха обрушилось только на мою голову, я… не выдержала… я бы призналась… сказала ему, как все получилось, и молила о прощении, потому что действительно солгала, обманула.

Чувства вспыхивают в груди весьма противоречивые. Я чувствую себя плохо, потому что совершила подлость, приняла личину другой…

Но… я помню, что сказал шейх, помню его отношение к истории дикого цветка, которую он рассказал, легенду, которую изложил.

Он не пощадил бы, узнай правду, а это означало подставить всех близких, всех людей, которые хоть как-то имеют отношение к моей семье.

— Хватит!

Ударяю раскрытой ладонью по кафелю и чувствую боль. Сцепляю зубы. Лучше так. Пусть лучше рука болит, чем сердце ломит.

— Аяз не пощадил бы никого. Ты знаешь, Мелина. Ты все знаешь… — вновь выговариваю слова, чтобы дошло до моего воспаленного сознания.

Выключаю воду и выхожу из душа, сушу волосы феном, обмазываюсь кремами. Выполняю привычные действия, чтобы убрать со своего тела все посторонние запахи, а отметины… они пройдут через пару дней, не оставив ни единого следа…

— Все течет… все меняется… и это пройдет…

Повторяю как мантру, но, заглянув в зеркало, вижу только изломанную себя с потухшими, воспаленными от слез и воды глазами, с синяками под глазами, какую-то изможденную, осунувшуюся девушку…

Так странно. Еще недавно мои глаза сияли, а лицо было свежим, сейчас же…

Я лишь оболочка, бледная копия себя прежней…

— И это пройдет, — говорю своему отражению и улыбаюсь.

Получается не очень хорошо, но…

Выхожу из ванной. Каролина сидит на своей кровати. На столе фрукты, сладости, чайник с моим любимым травяным чаем.

Отворачиваюсь от сестры, иду мимо и укладываюсь на свою кровать. Накрываюсь одеялом.

Я хочу просто уснуть. Уснуть и проснуться в другой реальности, а лучше просто очнуться от кошмара и найти себя в своей кровати, в своей комнате, улыбнуться и произнести:

— Приснится же такое…

Даже по какому-то наитию щипаю себя за руку, чтобы проснуться, вызволить себя из психологического триллера, в который меня окунуло с головой… но… ничего не получается.

Спальня не исчезает, а я не переношусь домой…

Не знаю, сколько лежу с прикрытыми глазами, на грани сна и яви, но вдруг ощущаю прикосновение к своему плечу…

Вздрагиваю. Поворачиваю голову и сестру вижу.

— У нас мало времени, Мелина, я все понимаю. Я чувствую, как тебе больно.

Кара вздыхает и садится рядом со мной. Берет меня за руку.

— Мел… мне тоже тяжело… все те дни, что тебя не было, я пластом лежала на кровати. Была раздавлена…

— Ты сама заварила всю эту кашу, — выговариваю тихо, в глаза сестры смотрю. Полные слез.

— Знаю… и нам всем теперь расплачиваться…

Всхлипывает, и слезы капельками текут по щекам, а я присматриваюсь к сестре. Вижу, что у нее глаза воспаленные, как если бы действительно все время плакала.

— Я совершила ошибку, но… мы уже в этом поезде, и он едет с огромной скоростью, не выпрыгнуть, Мел.

Прикрываю веки. В словах сестры есть зерно правды. Теперь я тоже виновата перед Аязом. Я обманщица. Как бы там ни было. Какие бы цели я ни преследовала, но я… я совершила страшное преступление.

И перед глазами лицо Аяза. Жесткие черты. Резкие. Его проницательные золотистые глаза и слова… слова… что он никогда не пощадил бы…

История про цветок слишком сильно отпечаталась в сознании.

Слишком…

— Шейх Аяз аль-Макадум — очень могущественный человек. Его слово — закон. Никто не знал, что выбор правителя падет на меня…

Вновь слезы текут по щекам сестры, и я чувствую, что и ей больно, и ей плохо…

Я ощущаю это на каком-то подсознательном, интуитивном уровне.

— Никто из нас не смог бы отказать могущественному семейству правящих… и…

Каролина жмурится, по лицу словно судорога идет.

— У каждой из нас, Мелина, должна была быть иная судьба. У тебя своя, у меня своя… я не знаю, как так получилось, что небеса сыграли с нами в такую жестокую игру, и теперь… теперь половина пути пройдена…

По мере того как сестра говорит, на ее лице появляется решимость, она смотрит своими внимательными глазами, а меня другой вопрос мучает, другой вопрос в сердце горит огнем и все же срывается с моих губ:

— Ты любишь его?

Сама не ожидаю, что спрашиваю, а Каролина вздрагивает, секунду молчит и лишь затем отвечает вопросом на вопрос как-то заторможенно:

— Кого?

Хороший вопрос, который вызывает горькую ухмылку на моих губах:

— Того, кто взял твой первый раз… того, из-за кого вся наша семья может быть стерта с лица земли…

Мне кажется, или из-за