По краю мечты - Ольга Викторовна Иванчикова

– Я не смогу без тебя жить, – рыдала Эбби.

– Эбби, детка, я прошу тебя, не смей. Ты должна жить, несмотря ни на что. Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя. Только не отчаивайся, только живи, слышишь. Ты лучшее, что было в моей жизни, и как никто другой, заслуживаешь счастья. Прости, что не смог быть рядом и совладать со своей гордыней и страхами. Прости, что оставляю одну. Современем станет легче. Я умоляю тебя, только живи. И прости меня, прости…

– Вей, я люблю тебя, мой самый любимый, нежный, заботливый, преданный и честный мальчик. Где мне взять силы, чтобы жить без тебя, чтобы дышать без тебя? Мой самый несчастный и родной, я так люблю тебя, что моё сердце останавливается от одной мысли о тебе.

Двейну до боли в костях хотелось обнять её сейчас, утешить и хотя бы немного поддержать. Всего на мгновение, всего на секунду. В отчаянии он ударил кулаком в стену.

– Ты должен был позволить мне умереть тогда… Позволить, пока я не знала, пока я ещё могла, – рыдала Эбби, – Быть всю жизнь в дали от тебя, не смея даже увидеть или коснуться – это вечная пытка для меня, но сейчас, я уже не имею права умереть от горя и тоски по тебе, – Эбби со стоном выдохнула еле слышно, – Вей, я жду ребёнка. Ты должен это знать.

Двейн медленно опустился на колени, прижался лбом к холодной стене и вымученно простонал.

– Прости, – плечи его тряслись в отчаянной попытке сдержать рыдания, и не выдать ей сейчас своих чувств, – Прости, – без сил шептал он, – Я люблю тебя, – и как только он смог дышать, Вей отчаянно прошептал, – Эбби, любимая, я понимаю о чём прошу и, наверное, не имею сейчас на это никакого права, но я умоляю тебя, сбереги его.

Мгновенно накрывшие его отчаяние и паника заставили Двейна соображать быстро и чётко.

– Эбби, послушай меня, мистер Харрис поможет тебе оформить наследство моего отца. Ничего не бойся, вы не будете нуждаться. Слышишь меня? Главное, ничего не бойся, ты справишься, ты же у меня умница, моя сильная и смелая девочка. Прости, что оставляю тебя одну и что так мало был рядом, прости, что теперь придётся справляться со всем одной. Но ты сможешь, я знаю, что ты справишься. А я, я буду молиться за вас. Ты не представляешь, как мне жаль, но это всё, что я могу сейчас. Я буду каждый день просить Его не оставлять вас. Все мои мысли будут только о вас. А ты пообещай мне, что у вас всё будет хорошо, любимая, пообещай, – как завороженный шептал Двейн, гладил в отчаянии руками стену, сжимая сырые холодные кирпичи негнущимися пальцами.

– Я обещаю, обещаю, – истерика накрыла девушку с головой, – Я люблю тебя, я буду ждать тебя всю жизнь… Мы будем ждать тебя, – рыдала она в голос.

И тут сильные мужские руки подхватили её с земли и практически невесомую с лёгкостью понесли к экипажу.

– Я люблю вас, – в отчаянии прошептал Двейн, ударив кулаком в стену, и беспомощно разрыдался.

Эбби накрыла настоящая истерика. Всё это время она старалась держаться, держаться из последних сил. И вот сейчас они кончились. Боль и отчаяние до краёв затопили её душу, разрывая сердце на куски. Неосознанно, ища помощи и защиты, она кинулась в объятия доктора, как только оказалась в экипаже. Прижавшись к нему и дрожа всем телом, она плакала навзрыд, ища у него утешения, как маленький ребёнок. Доктор Харрис в первые минуты оторопел от этого искреннего проявления чувств и безмолвного крика о помощи, но жалость к этому несчастному, раздавленному горем ребёнку заставила его поддаться эмоциям. Не в силах предложить сейчас ей что-то другое, он крепко обнял её, гладил по спине и плечам, успокаивая, жалея и не давая скатиться в пропасть отчаяния.

После того, как доктор напоил обессилившую девушку успокоительным и уложил её в кровать, он взял со слуги клятвенное обещание следить за ней и никуда не выпускать, и поспешил снова вернуться в тюрьму. Сегодня его «соизволил» принять сам начальник этого «прекрасного» заведения, как говорится по старой дружбе, и упускать этот шанс было нельзя. Времени оставалось катастрофически мало.

***

– Двейн Уэлби? Двейн Уэлби? – повторял начальник тюрьмы, пытаясь что-то вспомнить, – Нет, не помню. А кто он вообще такой и начерта он Вам нужен?

– Он сын моего хорошего друга, – соврал доктор, – Я пообещал помочь.

– А вот сейчас Вы меня сильно удивили. Какие «хорошие» у Вас друзья. И давно Вы поддерживаете дружбу с ворами и убийцами?

– Спасая жизнь любимого человека, он продал чужую вещь…

– Вы сами то в это верите? – перебил его начальник тюрьмы, – У меня тут целая тюрьма ангелов с крыльями, невинных и непорочных, и все исключительно из благих целей убивают, насилуют, воруют. Харрис, с каких пор ты, старый лис, стал таким доверчивым? Давай, рассказывай, что тебе от него нужно, меня не проведёшь, – подвыпивший тюремщик неожиданно перешёл на фамильярное «ты».

– Я же уже сказал, что просто хочу помочь, – доктор проигнорировал его бестактность.

Начальник тюрьмы хитро прищурил глазки.

– А не твой ли он нагулянный сынок, а? – заржал он.

– Кто знает, – улыбнулся притворной натянутой улыбкой доктор. Этого взяточника и скрытого алкоголика нужно было дожимать сейчас до конца.

– А, я кажется припоминаю. Это случаем не тот полоумный, который спёр у барона фамильные золотые часы и которому даже не хватило ума сбежать после этого?

Доктор молча смотрел на него.

– А вот сейчас мне стало совсем интересно. У меня здесь такая скучная жизнь.

Доктора уже начал раздражать этот не совсем трезвый, какой-то помятый и потный человек, почувствовавший сейчас свою власть над ним. Мистер Харрис всегда старался сторониться таких людей. Волею проведения вынужденный оказывать ему определённые медицинские услуги, а попросту прикрывать побои заключённых, он старался побыстрее выполнить свою работу, пересекаясь с ним по минимуму. Сейчас же начальник тюрьмы, почувствовав себя хозяином положения, хотел насладиться этим по полной. Желая пресечь это на корню, доктор Харрис положил перед ним мешочек с монетами:

– Готов возместить Ваши муки любопытства и совести.

Глаза хозяина тюрьмы заблестели алчным огнём.

– Уж не собираетесь ли Вы предложить мне организавать побег? – от волнения он снова перешёл на «Вы», – Это же пожизненная каторга, а то и ещё хуже. Я конечно люблю деньги, но не до такой степени, чтобы поменяться с этим умалишённым местами.

– Нет. Всё, что мне нужно, это, чтобы Вы позволили ему обвенчаться с девушкой. Она ждёт от него ребёнка и…

– Тю… и всего-то? – начальник тюрьмы выдохнул и незаметно придвинул к себе мешок с деньгами, – Разрешить ещё одной умалишённой стать женой пожизненного каторжника? Да на здоровье. Одним