По краю мечты - Ольга Викторовна Иванчикова

«Может она спит? И тогда точно не стоит всё это затевать».

Мистер Харрис медленно приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнату, и тут же встретился с парой голубых глаз, смотрящих на него с тревогой и надеждой. От неожиданности доктор вздрогнул и выронил из рук тёплый женский плащ. Эбби сидела на стуле уже полностью собранная, с аккуратно подобранными волосами, бледная и почти невесомая. Доктору стало неловко за то, что он вошёл без стука и за свою минутную панику.

– Ты, что не ложилась? – как-то наигранно строго спросил он, стараясь скрыть неловкость.

– Нет. Я отдохнула, – девушка встала со стула, – Я даже лекарство уже выпила.

Мистер Харрис залюбовался ей сегодня. Если вчера он видел в ней ребёнка, то сегодня перед ним стояла женщина, любящая и собравшая все свои силы, чтобы поддержать любимого человека, попавшего в беду.

Доктор накинул ей плащ на плечи, а капюшон на голову, оглядел с пристрастием и остался доволен результатом. Девушка с головы до ног утонула в тёплом балахоне. Тепло и в глаза не бросается.

– Эбби, послушай меня, – серьёзно сказал доктор, – Пообещай мне, что будешь меня слушаться беспрекословно, как бы не развивались события. Скажу уходить, тут же уходим, – он посмотрел ей в глаза.

Эбби молча кивнула.

***

В экипаже они ехали молча. Эбби смотрела в окно, и только дрожащие руки и бледность выдавали её волнение. Доктор не трогал её сейчас, он всё понимал. Как эти двое успели так быстро завладеть его разумом и сердцем? Ещё неделю назад он и представить себе не мог, что будет заниматься чем-то подобным. Но как ни странно, впервые за долгие годы он чувствовал себя нужным, хотя всё это время лечил и спасал добрую половину города.

Часового удалось подкупить сразу и без проблем. Его совесть была мгновенно усыплена несколькими монетами и бутылкой вина. Уйма времени ушла на то, чтобы этот не отличавшийся большим умом верзила смог наконец нарисовать в своей голове примитивную схему, чтобы сопоставить камеру, в которой находился Двейн, с наружной стеной тюрьмы, и всё -таки показать окно, к которому должна была подойти Эбби, чтобы с ним поговорить. Отчаявшийся было доктор, наконец дождался этого «счастливого" момента, и жестом позвал Эбби из стоящего в стороне экипажа, точно решив «покараулить» тюрьму вместе с тюремщиком, а за одно и проследить, чтобы он не поменял своего решения «закрыть один глаз» на десять минут.

Доктор быстро показал девушке нужное окно с решёткой, и снова глядя ей в глаза тихо объяснил:

– Десять минут, не больше. И тихо, как можно тише, а потом сразу уходишь. Я буду ждать здесь и приглядывать за тобой, – и увидев, как она побледнела, непроизвольно взял её за руку, – Справишься?

– Да.

– Тогда иди. Зря мы всё это затеяли…

Два раза Эбби повторять не пришлось. На дрожащих, плохо слушающихся ногах она как можно быстрее направилась к заветному окну. Подошла. Слегка отдышалась, успокаивая сердце и сбившееся дыхание, а потом тихо позвала:

– Вей. Это я, Эбби.

***

Двейн открыл глаза и устало огляделся. Ещё не рассвело. В камере было темно, холодно и ужасно сыро. Его била крупная дрожь от холода и многодневного голода. Голова болела, как с похмелья, но как ни странно работала она яснее и лучше, чем вчера. Тревожный сон на грани с полузабытьём всё-таки дал свои результаты.

Цепляясь за стену, Вей, шатаясь из стороны в сторону, с трудом встал на ноги, вернее, на ногу. Левую ногу при всякой попытке встать на неё, пронзала резкая боль. Двейн тяжело привалился спиной к стене и ощупал её. Кости, похоже, были целы. Уже хорошо. Чего нельзя было сказать о многострадальных рёбрах. В детстве он уже сталкивался с этим «приятным» событием. Поэтому знал, что глубокие вдохи и резкие движения сейчас точно не для него, иначе смерть, а умирать сейчас он не собирался. Тем более теперь, когда он узнал, что его девочка выжила. На мгновение его сердце болезненно сжалось.

«А может нет? Может доктор специально передал ему эти слова, чтобы успокоить и не дать отчаяться?»

Двейн снова почувствовал, как сам загоняет себя на адский костёр отчаяния и невыносимых боли и страха. Обняв себя рукой, и еле ковыляя на больной ноге, он тяжело дошёл до жестяной кружки, которую вчера оставил охранник, и выпил её залпом. От этого по рёбрам резанула волна боли, и чтобы не упасть, Вей ухватился за решётку. Перед его глазами замелькали цветные пятна, а уши на время заложило, а спустя несколько минут ему вдруг показалось, что его кто-то позвал по имени. Двейн тряхнул головой, подумав, что отключается, теряя сознание. Но он так и остался стоять на ногах и через мгновение снова услышал своё имя. Парень подумал, что сходит с ума, и затравленно оглянувшись в сторону звавшего его голоса, снова тряхнул головой.

– Вей, ты слышишь меня? Это я, Эбби, – услышал он тихий голос.

Нет, это не сон и не бред. Эбби, его Эбби, звала его через окно под потолком камеры. Двейн проковылял через комнату и прижавшись к стене всем телом, ответил:

– Я слышу, – а потом со стоном, – Эбби, это ты? Это правда ты?

– Да, это я, – выдохнула девушка дрожащим голосом и тоже прижалась к стене и быстро добавила, – Вей, у нас всего десять минут. Доктор смог всё устроить.

«Десять минут, всего десять минут, чтобы попрощаться с ней навсегда?» Ему так много нужно ей сказать, но так отчаянно хочется только слушать её голос.

Двейн обессиленно привалился к стене и закрыв глаза, тихо спросил:

– Как ты, детка?

– Всё хорошо. Со мной всё хорошо. Вей, не волнуйся за меня… и прости, – Эбби медленно опустилась по стене на землю и заплакала. Услышав его голос, сил стоять на ногах уже не было. Закрыв глаза, она нежно гладила дрожащими пальцами сырую стену. Ей так отчаянно хотелось сейчас коснуться его хотя бы на мгновение, – Почему ты просто не дал мне умереть?

На глаза парня набежали слёзы.

– Ты же знаешь, что я не мог. Прости меня, моя любимая девочка, прости за то, что позволил тогда уйти, за то, что не уберёг…

– Нет. Не смей просить у меня прощение. Это только моя вина, моё жестокое упрямство и глупые мечты. Как теперь всё это не важно. Зачем мне всё это без тебя, зачем мне теперь эта жизнь без тебя? – Эбби плакала.

– Только не ты, слышишь, не ты. Эбби, ты не можешь сломаться и отчаяться. Сила ангелов в их вере. А ты ангел, ты мой ангел, моя жизнь, моё всё, – по лицу Двейна тоже текли слёзы,