Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

Ей оставалось только надеяться, что ее свобода стоила того, чтобы разозлить Фергюсона, и что ее решимость не ослабнет под натиском его любви.

Глава 20

Когда Мадлен закончила одеваться, Фергюсона уже не было в холле, но ей и не хотелось его видеть. Она выскользнула из особняка и через потайную дверь, проделанную в высокой каменной стене, окружавшей Солфорд Хаус, быстро пошла к дому, прячась в тени ночного сада. Ночь была лунной, поэтому она без труда различала дорогу. Похолодало, ей было зябко в тонком платье. Но надеть плащ она не рискнула: если кто-то из слуг увидит ее разгуливающей по поместью в верхней одежде, в то время как вся семья уехала, косых взглядов в ее сторону станет еще больше. Она замерзла, но не хотела возвращаться в свою комнату. За последние два часа произошло слишком многое. Она стала женщиной, а затем отказалась выйти замуж за мужчину, которого могла бы полюбить. Этой ночью ей, определенно, не удастся уснуть. Но, как бы то ни было, мешкать было нельзя. В любую секунду родные могли вернуться. Тетя Августа все настойчивее интересовалась здоровьем Мадлен, поэтому в постели она должна оказаться прежде, чем кто-либо появится дома.

В кабинете Алекса горел свет, но его комнаты располагались достаточно далеко от черного входа — он ничего не услышит. Противоположное крыло особняка было темным, горела единственная лампа в небольшой комнате, которую днем служанкам позволяли использовать как гостиную. Там ее дожидалась Жозефина, она должна была проследить, чтобы дворецкий не запер калитку. Мадлен открыла дверь и переступила порог.

Вдруг ее схватили чьи-то руки. Она закричала и попыталась вырваться, впрочем, безуспешно. Обернувшись, она увидела Алекса. Ужас и паника уступили место липкому, удушающему страху. Она заметила недобрую ухмылку и злой блеск в его глазах. Никогда прежде она не видела его таким. Ей отчаянно хотелось убежать, спрятаться от него, но это было невозможно.

— Где ты была? — говоря это, он вел ее в кабинет.

Этого момента она боялась больше, чем публичного позора.

Мадлен решила ничего не говорить, ни в чем не сознаваться, пока не узнает, что ему известно. Может, сойдет версия, что она лунатик и ходит во сне? Она уже столько раз врала ему, почему не соврать снова? Но если он знает, что она выступает на сцене под именем Маргариты Герье, то ему известно и о ее связи с герцогом Ротвельским. Об этом знали все. Алекс мог бы понять ее страсть к театру, даже со временем простить, но только не постыдную связь с Фергюсоном.

Он втолкнул ее внутрь. Не с такой силой, чтобы она упала, но достаточно резко, чтобы поняла: он настроен серьезно. Кабинет был освещен столь ярко, что Мадлен невольно зажмурилась.

Когда глаза привыкли к свету, она увидела тетю Августу и Эмили, сидящих на маленьком диване возле письменного стола. Тетя Августа сидела неподвижно, неестественно прямо и смотрела в одну точку. С таким же видом она приняла весть о смерти дяди Эдварда. Эмили, сжавшись, сидела рядом с матерью. Она выглядела, как напуганная маленькая девочка, в глазах стояли слезы; казалось, она взглядом просила у Мадлен прощения и в то же время хотела предупредить о чем-то ужасном.

— Садись, — приказал Алекс.

Мадлен села в кресло напротив него, спиной к тете и Эмили. Она до сих пор не ответила ни на один его вопрос. Алекс раздраженно снял перчатки и швырнул их на стол рядом с Мадлен. Наверное, у нее был виноватый вид. Хвала всем святым, что горничная успела привести ее волосы в порядок и полностью одеть. По крайней мере выглядела она прилично. Страх все еще пульсировал в висках, но она понемногу приходила в себя, и в душе зарождалась надежда, что артистический талант поможет ей в эту трудную минуту. Подумав об этом, она тяжело вздохнула, смиренно сложила руки на коленях и посмотрела на брата с выражением глубокой грусти и непонимания.

Алекс нахмурился.

— Ты на удивление спокойна.

— А у меня должна быть причина для беспокойства?

Алекс взорвался:

— Ты ночью тайком покидаешь дом и еще спрашиваешь, есть ли у тебя причина для беспокойства? Да тебя следует выпороть, чем я непременно озаботился бы, будь я менее мягким человеком!

Обычно даже вспыльчивый Алекс не позволял себе ничего подобного, но сейчас он, судя по всему, был невероятно близок к тому, чтобы осуществить свою угрозу. У Мадлен пересохло во рту, она с трудом сглотнула.

— Могу я выпить чаю?

— Нет, — отрезал он. — Мы отослали слуг прочь. Не хватало еще, чтобы они что-то услышали.

— Но ведь Жозефина еще здесь? — Если Мадлен удастся переговорить с Жозефиной, она узнает, что известно Алексу и сможет выбрать правильную стратегию поведения.

— Она собирает вещи.

— Что?! — Мадлен задохнулась от возмущения. — Что вы ей сказали?

— А чему ты удивляешься? Я не намерен держать прислугу, которая имеет наглость дерзить мне! Вы только подумайте! Сказала, что скорее будет побираться, чем расскажет, где ты бродишь по ночам. Я решил: пусть так и произойдет.

Мадлен потерла пульсирующие виски.

— Жозефина тут ни при чем. Я действовала на свой страх и риск. С ее помощью или без, я бы все равно сделала то, что сделала. Ее не за что наказывать.

— И что же ты сделала? — спросил Алекс. — Ты еще не ответила на мой вопрос.

Мадлен замолчала. Нужно было придумать, как защитить себя, но у нее не хватит сил соврать, глядя тете Августе в глаза. Эмили нервно заерзала на диване.

— Можешь рассказать о театре, — торопливо проговорила она.

Возможно, кузина пыталась предупредить ее о чем-то еще? Например, о том, что Алекс знает только о театре, но понятия не имеет о роли Фергюсона в этой истории? Мадлен постаралась выбросить из головы все мысли о нем и о том, что сегодня произошло в небольшом домике неподалеку отсюда. Может быть, ей удастся убедить Алекса в том, что игра на сцене — ее единственный грех.

— Что тебе известно? — спросила Мадлен.

Алекс извлек из ящика стола театральную афишу и протянул ей.

— Я знаю, что мадам Герье — это ты. Я даже имею представление, насколько ты талантлива. Сегодня вечером я видел тебя на сцене.

— Ты был на спектакле? Тебе же никогда не нравился театр.

— Дело не в театре. С тобой творилось что-то неладное. Эта головная боль, на которую ты постоянно жаловалась, странное недомогание. Мы с матерью решили, что нужно что-то предпринять, выяснить, в конце концов, в чем дело. И как только мы узнали, что ты вытворяешь…

Тетя Августа до сих пор не проронила ни звука. Мадлен давно обратила бы внимание на это, если бы ее голова не была занята мыслями об Алексе и о том, что именно ему известно. Только теперь, взглянув на тетю, она ужаснулась: у той в глазах стояли слезы, которых Мадлен не видела у нее со дня похорон дяди Эдварда. Значит, дело совсем плохо. Причиной этого ночного дознания был, определенно, не театр.