Эти Золотые мальчики - Рейчел Джонас

У меня вырывается тихий смешок, несмотря на слезы, все еще текущие из глаз.

– Нет. Только с одним.

Наконец, ее пристальный взгляд встречается с моим.

– Рикки?

Я задумчиво киваю.

– Да.

Она тоже кивает, когда мой ответ, кажется, подтверждает то, что она и так знала.

– Ты любила его?

С губ срывается резкий выдох.

– Да, – признаю я, – но у нас ничего не вышло бы. Он придерживается своих взглядов, своего образа жизни, и я не готова с этим мириться. Не после того, что случилось с Хантером.

Скар на мгновение задумывается, давая мне возможность подготовиться к следующему вопросу.

– А что насчет Уэста?

Ее тон всегда смягчается, когда она упоминает его. Это довольно мило, даже безобидно: она, похоже, высокого о нем мнения. Однако меня тревожит, что сестра все же плохо разбирается в людях.

– А что насчет него? – бормочу я в ответ.

Она пожимает плечами.

– Ну, не знаю. Как думаешь, вы могли бы… ну, понимаешь.

В ее тоне нет и намека на смех, только искренняя озабоченность и любопытство. Мы нечасто говорим о подобных вещах, поэтому она, кажется, прощупывает меня.

– У нас с Уэстом все… сложно, – отвечаю я честно. – Но я могу с уверенностью сказать, что ответ на твой вопрос – нет.

Когда я улыбаюсь ей, она улыбается в ответ. Не то чтобы я хотела провести этот вечер, отвечая на вопросы обо мне и Рикки, но если откровенность с сестрой поможет ей открыться, то так я и поступлю.

– А как насчет тебя? – спрашиваю я. – Ты любишь Шейна?

Повисает долгая пауза, и я не удивлена, что Скарлетт не отвечает сразу же.

– Мы так долго дружим, что иногда трудно сказать, что я к нему чувствую, – признается она. – Я точно знаю, что он мне небезразличен. И что я бы чувствовала себя странно, если бы он решил встречаться с какой-нибудь другой девушкой.

Я наблюдаю за ней, пока она разбирается в своих чувствах.

– Это нормально, – уверяю я. – Порой бывает, что черты, которые привлекают нас в парнях, дружеские черты, слегка размывают границы. Примерно так и произошло у нас с Рикки.

Кажется, она понимает. Надеюсь, так и есть. Не хочу, чтобы ей было стыдно за этот поступок, но урок определенно следует извлечь.

– Ты же понимаешь, что нельзя это повторять? Не раньше, чем ты станешь старше. Намного старше.

Она кивает, и ее растрепанный хвостик задорно подпрыгивает.

– Понимаю.

– Потому что секс – это нечто большее, чем просто физическое влечение. Это эмоции. И они могут навредить тебе, если не будешь осторожна, – мягко предупреждаю я. – То, что кажется правильным сегодня, завтра может показаться самой большой ошибкой в жизни.

Пусть я и не жалею о Рикки, я знаю достаточно девушек, которые все же пожалели о своем первом разе. Потому в этом утверждении есть доля правды.

– И ты всегда можешь поговорить со мной, – напоминаю я сестре. – О чем угодно. Когда угодно.

Скарлетт снова кивает головой, и я улыбаюсь. Когда я встаю, она делает то же самое.

– Не знаю, как ты, но я бы не отказалась от обнимашек, – признаю я с тихим смехом.

Мы встречаемся посреди комнаты, и сестра крепко обнимает меня обеими руками. Я целую ее в макушку и задаюсь вопросом, все ли я правильно сказала, верит ли она, что может обратиться ко мне по любому поводу, и представляю, что именно так обычно и чувствуют себя родители.

– Я люблю тебя. Ты ведь это знаешь, правда?

Она кивает, уткнувшись в мое плечо.

– Больше, чем кто-либо.

Эти слова немного разбивают мне сердце, ведь я хотела бы, чтобы у нее был кто-то еще помимо меня – едва справляющейся, не совсем взрослой сестры, которая часто ошибается. Потому что Скарлетт заслуживает большего. Однако лучшее, что я могу для нее сделать, это оставаться последовательной.

Продолжать любить ее.

Продолжать быть рядом.

Продолжать бороться за то, чтобы дать ей все.

– Ты злишься? – спрашивает она, все еще цепляясь за меня.

– Нет, не злюсь, – отвечаю я. – Но просто знай: как только я смогу себе это позволить, на каждом углу этого дома появятся видео-няни. И я не шучу.

Скар тихо смеется и сжимает меня крепче.

– Справедливо.

Глава 23

УЭСТ

Из-за всех этих криков я едва слышу свой голос. В основном, конечно, вопли в честь меня, Стерлинга и Дэйна, но поздравляют также и Остина, Трипа и Маркуса. Нас только что объявили в качестве номинантов на титул Короля Осеннего Бала, что в целом не так уж удивительно, поэтому мы только притворяемся, будто взволнованы этим событием.

Школьные собрания всегда меня утомляли, в особенности те, что проводятся в конце и без того долгого дня. К тому же впереди у нас большая игра.

Трип становится последним, кто присоединяется к нам на баскетбольной площадке, пока вся школа наблюдает с трибун. Он мимолетом обменивается с Остином «кулачками», а после, когда зрители успокаиваются, мы выстраиваемся в линию.

Шесть стульев, стоящих перед нами, предназначены для претенденток на Королеву Бала, и тут все тоже чертовски предсказуемо. Подростки всегда голосуют за тех, кого они либо боготворят, либо боятся, и моя команда контролирует оба рынка.

– Паркер Холидей, – выкрикивает директор Харрисон, и шум в спортзале снова зашкаливает.

Паркер ковыляет вниз по ступенькам. Ее, наконец, перевели с костылей на бандаж. Крошечная футболка, которая на ней надета, мало что скрывает. Если бы ее семья практически не финансировала половину вспомогательных расходов этой школы, ее бы ежедневно отправляли домой за нарушение правил гардероба. Думаю, деньги с лихвой покрывают то, что она держит власть имущих за яйца.

Паркер дерзко улыбается мне, а после плюхается на сиденье прямо передо мной.

«Просто сядь, черт тебя дери, и играй свою роль», – думаю я про себя. Она всегда перегибает палку. Во всем.

– Следующая у нас Джослин Франсуа, – объявляет Харрисон.

Я не удивляюсь, увидев, как Дэйн пытается сдержать улыбку. Джосс, в обтягивающих джинсах и безразмерном свитере, свисающем с одного плеча, спускается с трибуны, и брат от нее глаз оторвать не может. Желание заполучить ее станет его погибелью.

Я улыбаюсь и снова смотрю вперед, ожидая, пока Харрисон закончит. Девушки, с которыми нас объединяют, лучше всего подходят для звания «пары», так что, похоже, желание мамы все-таки исполнилось. Только вот как только мне завтра вечером представится возможность, я тут же брошу Паркер и отправлюсь на поиски кого-нибудь новенького. Она абсолютно никакая. Ни в постели, ни где-либо еще.

Следующими вызывают Хайди и Ариану, затем еще двух цыпочек из команды чирлидерш, но я не могу вспомнить их имен. Несмотря на то, что однажды переспал с одной из них после вечеринки. По крайней мере, мне кажется, что это была одна из них.

Возможно.

Вероятнее всего.

В любом случае, спектакль, наконец, заканчивается, и стартует речь о том, как мы должны вести себя, если сегодняшняя крупная игра завершится победой. Все как обычно: никакого чрезмерного празднования на поле и никакого проявления неуважения к другой команде. Само собой, мы победим. Учитывая, что у нас за плечами четыре выигранные игры за четыре недели, это неизбежно.

Далее Харрисон заливает про правила завтрашнего бала. Он начинает с «никакого тверкинга, никаких драк и притираний» – это его слова, не мои, – и «никакого курения в помещении». Короче говоря, настраивает против себя абсолютно всех. Мы все равно будем это делать, и он ни черта не сможет сказать.

Я отключаюсь от его болтовни и осматриваю толпу. Неудивительно, что в итоге мой взгляд останавливается на Саутсайдской сучке. Она тоже наблюдает за мной, и будь я проклят, если по-прежнему не думаю о том, как она ворвалась в раздевалку пару недель назад. Мне никогда раньше не приходилось представать голым перед девушкой, если речь не шла о сексе. И ни одна из этих девушек не оставляла меня без разрядки.

Но Саутсайд не похожа на других девушек. Во-первых, я никогда не ненавидел и не желал кого-то одновременно. Она – самый настоящий запретный плод. Тот, который я зарекся пробовать.

Ее мягких розовых губ касается невинная ухмылка, и мне ненавистна мысль о том, что я знаю, каковы эти губы на вкус. Ненавижу, что мечтал поцеловать их снова черт знает сколько тысяч раз.

Она встает, и я настораживаюсь. В середине речи Харрисона она спускается с трибуны, а затем, как только ступает на пол, мои глаза устремляются